Анжелика - Серж Голон

– Он будет петь!

Со всех сторон послышались возгласы:

– Золотой голос! Золотой голос королевства!

Глава 14

В эту минуту чья-то рука осторожно легла на обнаженное плечо Анжелики.

– Госпожа, – прошептала горничная Марго, – сейчас самое время незаметно скрыться. Господин граф поручил Мне отвезти вас в домик на Гаронне, где вы проведете брачную ночь.

– А я не хочу уходить! – запротестовала Анжелика. – Я хочу послушать певца, которого все так превозносят. Я еще не видела его.

– Он споет специально для вас, госпожа, для вас одной, граф заручился его согласием, – заверила ее горничная. – Вас ожидает портшез.

С этими словами Марго набросила на плечи своей госпожи длинную накидку с капюшоном и протянула ей черную бархатную маску.

– Наденьте ее, – прошептала она. – Чтобы вас не узнали. Иначе юные любители кошачьих концертов – с них станется! – будут бежать за вами до самого дома и омрачат вашу брачную ночь своими воплями под аккомпанемент кастрюль.

Горничная прыснула в кулак.

– Так уж в Тулузе повелось, – продолжала она. – Если новобрачные не сумеют тайком сбежать, им приходится или откупаться дорогой ценой, или же слушать дьявольский концерт. Его преосвященство и городская стража никак не могут покончить с этим обычаем… Поэтому вам лучше всего покинуть город.

Марго втолкнула Анжелику в портшез, и два могучих лакея тотчас же подняли его на плечи. Из темноты ночи появились несколько всадников – эскорт Анжелики. Миновав лабиринт улочек, маленький кортеж выбрался за пределы города.

Домик был скромный, окруженный садом, который спускался к самой реке. Когда Анжелика вышла из портшеза, ее поразила тишина, нарушаемая лишь стрекотом кузнечиков.

Маргарита, ехавшая на лошади за спиной одного из всадников, спешилась и провела новобрачную в пустынный дом.

По тому, как блестели глаза горничной, как она улыбалась, видно было, что вся эта таинственность на пути к любви доставляет ей наслаждение.

Анжелика оказалась в комнате с выложенным мозаикой полом. Около алькова горел ночник, хотя в нем не было необходимости, потому что лунный свет проникал в самую глубину спальни, отчего обшитые кружевами простыни на огромной кровати напоминали снежно-белую пену.

Маргарита в последний раз внимательно оглядела Анжелику и достала из своей сумки флакончик с ароматической водой, чтобы протереть ей кожу, но Анжелика нетерпеливо отмахнулась от нее.

– Оставьте меня в покое.

– Но, госпожа, сейчас придет ваш муж, и нужно…

– Ничего не нужно. Оставьте меня.

– Слушаю, госпожа.

Горничная сделала реверанс.

– Желаю госпоже сладкой ночи.

– Оставьте меня в покое! – в третий раз в гневе крикнула Анжелика.

Горничная ушла. Теперь Анжелика была зла уже на себя за то, что не сумела скрыть свое раздражение перед служанкой. Но она чувствовала неприязнь к этой долговязой Маргарите. Уверенные, ловкие движения горничной вызывали у нее робость, а насмешливый огонек в ее черных глазах просто пугал.

Анжелика долго сидела неподвижно, и вдруг мертвая тишина, царившая в спальне, показалась ей нестерпимой.

Страх, который было усыпили общее возбуждение и оживленная беседа за столом снова пробудился в ней. Она стиснула зубы.

«Я не боюсь, – сказала она себе почти в полный голос. – Я знаю, что мне делать. Лучше я умру, но он до меня не дотронется!»

Она подошла к застекленной двери, выходившей на балкон. Только в замке дю Плесси Анжелика видела такие изящные балконы, которые ввели в моду архитекторы эпохи Возрождения.

Обитая зеленым бархатом кушетка так и манила присесть и полюбоваться великолепным пейзажем. Тулузу отсюда не было видно, ее скрывала излучина реки. Взгляд охватывал лишь сады, блестящую гладь воды да вдали – поля кукурузы и виноградники.

Анжелика села на край кушетки и прижалась лбом к балюстраде. От булавок с брильянтами и ниток жемчуга, обвивавших ее волосы, уложенные в затейливую прическу, у нее разболелась голова. Она принялась освобождаться от них, но это оказалось далеко не простым делом.

«Долговязая дура могла бы хоть причесать меня на ночь и раздеть, – подумала она. – Или она воображает, что этим займется мой муж?»

Анжелика грустно усмехнулась.

«Сестра Анна, – думала Анжелика, – не упустила бы случая прочитать мне небольшую проповедь о том, что всем желаниям мужа нужно подчиняться с покорностью. Когда она произносила это слово-„всем“, ее глаза навыкате вращались, словно шары, и мы давились от смеха, прекрасно понимая, о чем она думает. Но мне покорность претит. Молин был прав, сказав, что я не соглашусь на то, смысла чего не понимаю. Да, я согласилась, чтобы спасти Монтелу. Что же еще от меня требуется? Рудник Аржантьер принадлежит графу де Пейраку. Теперь они с Молином могут продолжать свою торговлю, а отец – разводить мулов, чтобы перевозить на них испанское золото… Если бы я умерла сейчас, выбросившись с этого балкона, ничего не изменилось бы. Каждый получил то, чего добивался…»

Ей наконец удалось распустить прическу. Волосы рассыпались по ее обнаженным плечам, и она тряхнула ими, как некогда в детстве, непокорным движением маленькой дикарки.

И тут ей почудился какой-то шорох. Она обернулась и с трудом удержала крик ужаса. Прислонясь к косяку балконной двери, на нее смотрел хромой граф. ***

Он сменил свой красный костюм на черные бархатные штаны и очень короткий камзол из той же материи, открывавший в талии и на рукавах батистовую рубашку.

Своей неровной походкой он подошел к Анжелике и отвесил глубокий поклон:

– Вы разрешите мне сесть рядом с вами, сударыня? Анжелика молча кивнула. Он сел, положил локоть на каменную балюстраду и с беспечным видом устремил свой взор в пространство.

– Несколько веков назад, – проговорил он, – под этими же самыми звездами дамы и трубадуры поднимались на галереи крепостных стен, окружавших замки, и там беседовали о любви. Сударыня, вы слышали о трубадурах Лангедока?

Анжелика не ожидала такого разговора. Она вся была внутренне напряжена, приготовившись к защите, и теперь с трудом пробормотала:

– Да, кажется… Так некогда называли поэтов.

– Поэтов любви. Провансальский язык! Сладостный язык! Как он отличается от грубого говора северян! В Аквитании учили искусству любви, потому что, как сказал Овидий задолго до трубадуров: «Любовь – искусство, которому можно научиться и в котором можно совершенствоваться, познав его законы». А вы, сударыня, уже проявляли интерес к этому искусству?

Она не знала, что ответить: ее ум был достаточно тонок, чтобы уловить в его голосе легкую иронию. Вопрос был поставлен так, что и «да», и «нет» прозвучали бы в равной степени нелепо. Она не была приучена к светской болтовне. Оглушенная столькими событиями, она утратила свою обычную находчивость и, отвернувшись от своего собеседника, устремила невидящий взгляд на спящую долину.