Любовники - Джастин Валенти

Большую часть времени Джулия неподвижно сидела у окна и смотрела на темные воды Ист-ривер, совершенно не обращая внимания на присутствие матери. Николь не навязывала ей свое общение, но всеми силами пыталась показать, что по-прежнему любит ее и готова пожертвовать всем ради ее благополучия.

А вечером в палате появлялся Эдвард, на которого молчание дочери не производило, казалось, никакого впечатления. Он быстро находил удобный предлог и покидал палату.

Николь не обвиняла мужа в черствости, а просто приходила к дочери каждый день и оставалась с ней большую часть времени. В течение второй недели пребывания Джулии в клинике Николь приняла очень трудное для себя решение – не прикасаться к начатой уже скульптуре до тех пор, пока Джулия окончательно не поправится.

Больше всего Николь беспокоило то, что Джулия отказывалась принимать пищу самостоятельно и ела, только когда медсестра кормила ее с ложки. Некоторое время спустя Джулия позволила матери кормить себя, что было хорошим признаком. Николь обрадовалась, что дочь доверила ей столь важное дело, и понадеялась на скорое улучшение. Стараясь ни на что не отвлекаться, она не читала газет, не слушала радио, а просто сидела молча, предельно сконцентрировавшись в этой своеобразной медитации. Ей очень хотелось проникнуть в душу Джулии и убедить дочь в том, что мать ее любит и желает скорейшего выздоровления.

Два месяца тянулись целую вечность, но, к сожалению, к каким-то серьезным изменениям не привели.

***

Проклиная свое невезение, а заодно и вообще все на свете, Эдвард переступил порог небольшой квартиры, которую он с некоторых пор снимал на Пятьдесят седьмой улице. Он только что совершил самую крупную в своей жизни ошибку – ошибку, которая может стоить ему по меньшей мере пятидесяти тысяч долларов. Он по глупости продал скульптуру Джорджа Сегала, совершенно забыв о том, что Уитни собирается устраивать грандиозную выставку работ этого мастера.

А дело в том, что неожиданная болезнь Джулии совершенно выбила его из колеи. Ему даже плохо становилось, когда он вспоминал, что какой-то мерзкий наркоман искалечил в Париже его любимую дочь.

Конечно, во всем он обвинял прежде всего Николь, так как до ухода матери из семьи Джулия вела себя нормально и не связывалась с разными подонками. Сам он совсем забросил свою коллекцию, стоимость которой некогда составляла более миллиона баксов. Одним махом, одним безумным поступком Николь разрушила не только семью и здоровье дочери, но и благополучие своего мужа.

Сперва Эдвард даже обрадовался тому, что дочь перенесла нервный срыв, так как небезосновательно считал, что это заставит Николь вернуться в семью. Она действительно вернулась, правда, спала в гостиной, а не на супружеском ложе. Все, казалось, возвращается на круги своя, но беда в том, что проходили дни, а Джулия все не поправлялась, измучив своей болезнью не только мать, но и отца. Николь вообще превратилась в зомби, так как все время проводила в клинике и совершенно перестала обращать внимание на мужа. Она не обедала с ним, не ужинала, отказывалась прикасаться к спиртному и вообще не разговаривала.

Поначалу Эдвард с пониманием относился к ее поведению и даже временами одобрял его, но всему есть предел. Николь находилась в его доме и по-прежнему оставалась его женой, хотя и вела себя как совершенно чужой человек. Он пытался вызвать у нее чувство ревности и несколько раз не ночевал дома, коротая время с девочками в своей небольшой квартирке, но все безрезультатно: Николь просто не замечала его и не реагировала на его поступки соответствующим образом.

Эдвард подошел к бару и плеснул себе шотландского виски. Вспомнились слова доктора Спивака о том, что он мало времени уделял дочери и пытался откупиться от нее щедрыми подарками и большими суммами денег. Эти слова вызвали у него приступ ярости, после чего он невзлюбил этого надменного толстяка с черными волосами и неприятно-пронзительными глазами. Он чем-то напоминал ему не менее омерзительного Пола Лурье, еще одного умника, который постоянно сует нос не в свои дела и портит жизнь окружающим.

Не успел Эдвард покончить с третьей рюмкой, как неожиданно зазвонил телефон. Это была та самая девица, которую он ждал. Она стала сбивчиво объяснять ему, что сегодня вечером никак не сможет к нему вырваться, и попросила перенести встречу на другой день. Эдвард грохнул трубкой по столу и выругался. Чертова шлюха, строит из себя святую девственницу! В расстроенных чувствах он вышел из квартиры и направился домой. В гостиной он включил симфонию Малера, но она показалась ему слишком мрачной. Кантата Баха тоже не улучшила настроение, так как оказалась чересчур абсурдной. Луи Армстронг был слишком энергичным, а Джерри Маллиген – слишком вялым. Даже висевшие на стенах картины не вызывали у него былого восторга. Тесс Абраме наводила тоску своими мрачными тонами, и он никак не мог понять, почему не продал ее в свое время. Да и Шагала надо было бы загнать. Уж слишком он наглый и надменный в своем величии! В конце концов выяснилось, что Эдвард ненавидит все на свете, и прежде всего себя самого. И вообще вся его жизнь пошла кувырком с тех самых пор, как Николь ушла от него.

Повар был крайне удивлен, увидев хозяина дома.

– Мистер Харрингтон говорил, что дома сегодня ужинать не будет, или я ошибаюсь?

Эдвард был не голоден, но все же попросил того приготовить что-нибудь легкое, а сам уселся в кресло с бутылкой вина и предался размышлениям.

Он был воспитан в семье, которая всегда верила в успех и исповедовала идеологию победителей. Его отец был довольно преуспевающим банкиром и всего в жизни добился самостоятельно, без посторонней помощи. Правда, для этого потребовались немалые усилия. Он выискивал небольшие предприятия, находившиеся на грани банкротства, финансировал их, превращая в прибыльные, и таким образом получал затем огромные доходы.

Эдвард учился хорошо и всегда держал в голове три главных принципа: никогда не быть сентиментальным в серьезных делах, покупать вещи только по самым низким ценам, а продавать только в случае самой большой выгоды. Они оказались верными и позволяли ему все эти годы держаться на гребне успеха. И вот сейчас он впервые почувствовал себя неудачником, хуже того – стал вести себя как неудачник.

В половине одиннадцатого домой вернулась Николь и сразу же направилась к себе.

– Посиди со мной, Ника, выпей немного бренди, – пригласил он нарочито спокойным тоном.

Она остановилась, снедаемая сомнениями.

– Я очень устала, Эдвард.

– Ну хоть расскажи мне, как там Джулия. Я сегодня так и не смог к ней вырваться.