Тропинки к паучьим гнездам - Артур Х. Рикка

печать, вернул мне документ.

Войдя в зону дьюти-фри, я сразу пошел к посадке и успел последним пройти в салон самолета. Когда у входа в самолет меня встретили улыбающиеся стюардессы, я был настолько готов к аресту, что обреченно протянул вместе с посадочным талоном и паспорт. Стюардесса посмотрела на талон, даже не прикоснувшись к паспорту, и с улыбкой показала направление, что-то сказав на немецком. Я послушно проследовал в салон с зажатым в руке паспортом, механически выискивая свое место.

Самолет медленно вырулил на взлетную полосу, и я сжался, ожидая последнего удара судьбы, когда рядом вырастут грозные фигуры моих конвоиров. Но взвыли турбины, и лайнер начал разгоняться.

Когда самолет набрал высоту, и на табло погасли знаки «пристегнуть ремни» и «курить запрещается», я откинулся в кресле и нащупал в кармане своей новой фланелевой куртки сигареты, которые механически засунул себе в карман в черном «Ауди». В пачке «Собрание» еще оставалось достаточно сигарет и я, достав одну из них, прикурил от золотистой пижонской зажигалки, прихваченной мной вместе с пачкой, под недовольный аккомпанемент то ли ворчания, то ли рычания своей немолодой соседки.

Голос Шефчука и смысл песни постепенно пробивались в мое сознание, возвращая обратно из того состояния пугливой прострации затравленного зверя, в которой я пребывал последние несколько часов. Чувство свободы, пусть призрачное, но уже ощутимое, постепенно заполняло мой разум, и я, пустив струю дыма в потолок, откинулся на спинку кресла.

В тесном проходе между рядами кресел пробиралась стюардесса со столиком, уставленным спиртными напитками, борясь с противотоком пассажиров, направляющихся в туалет. Я посмотрел на ровные ряды пивных банок «Миллер» и, встретившись взглядами с поравнявшейся со мной бортпроводницей, кивнул ей.

— «Миллер», пожалуйста. Сколько стоит?

— 48 рублей, — мило улыбнулась она.

Я порылся в карманах, достал мятый полтинник и протянул ей.

— Сдачи не надо. Спасибо.

Я открыл банку и сделал большой глоток теплого, как моча, невкусного пива. Но первый раз за долгое время я ощутил вкус напитка. Затянулся сигаретой и снова жадно глотнул пива, как бы проверяя вновь появившиеся забытые ощущения. Сбоку опять послышалось недовольное ворчание.

Я расслабленно откинулся на кресло и бездумно стал вглядываться в равнодушные комья облаков, медленно плывущих мимо иллюминатора.

Что будет дальше — кто знает? Впереди абсолютная неопределенность, но жизнь! Жизнь с любимыми людьми! Позади — ужас и страх, череда смертей, к которым я не был готов!

Что стало со стариком — жертвой и палачом, несущим смерть и разрушения? Готовым равнодушно убивать и так же равнодушно умереть…

Нет, человек не мудреет с возрастом! Он рождается мудрым или нет так же, как со своим цветом глаз и волос. Просто с возрастом наступает безразличное, усталое смирение, и это многими, почему-то, воспринимается, как мудрость…

… Боже, сколько правды в глазах государственных шлюх!

Боже, сколько веры в руках отставных палачей!

Ты не дай им опять закатать рукава суетливых ночей…

За массивным столом из карельской березы сидело три человека в дорогих костюмах. На запястьях солидно поблескивали золотые часы самых известных брендов. Рядом с одним из мужчин стояла большая пепельница, полная окурков, беспощадно вдавленных сильными пальцами в хрустальное дно.

— В общем, Лебедь ликвидирован. Вопрос решен. Есть кое-какие сложности, но, в целом, задача выполнена.

— Как с киллером? Убрали?

За столом воцарилось недолгое молчание.

— Дело в том, что киллер исчез. Мы ищем его. Он ранен и, судя по всему, серьезно. Никуда не денется на чужом поле. Есть другой момент — он явно был не один, хотя контракт заключался на одного человека.

Опять воцарилась напряженная тишина.

— Давай поподробнее.

Рука потянулась к пачке «Собрание» и вытянула очередную сигарету. Послышался щелчок золотой зажигалки. К потолку взвился причудливо-расплывающийся узор серого дымка.

— За день до ликвидации было полностью снято наружное наблюдение. Киллера должен был встретить водитель и отвести на дачу. Кстати, на личную встречу до этого момента его выманить так и не удалось. Разговоры велись по телефону, и номер он каждый раз менял. На даче охранником оставался только наш человек, давно внедренный в ближайшее окружение генерала. После ликвидации Лебедя он должен был убрать киллера и обставить дело, как обычную «бытовуху».

— И что пошло не так?

— У исполнителя оказался свой план. После устранения Лебедя завязалась перестрелка с охранником. Охранник мертв, а у водителя информацию получить, пока не удается. Его накачали психотропами, да еще и множественные черепно-мозговые травмы.

— Кто второй?

— Выясняем. Есть несколько версий. Наши аналитики склоняются к версии, что вторым был журналист, которого мы пасли. Если допустить такой расклад, то многое встает на свои места.

Сидящий напротив собеседник удивленно вскинул брови и недоверчиво хмыкнул:

— Журналист? Киллер? Ты же говорил, что он абсолютно безобиден, и для его нейтрализации не потребуется много усилий. Надо просто получить у него оригинал дневника в качестве компромата и в расход.

— Так все и было. Но в одно мгновение ситуация резко поменялась. Журналист ликвидировал двух наших «топтунов» на Пушкинской, причем одного из них контрольным выстрелом из оружия, которого у него не было, и профессионально исчез. До этого он и близко к оружию не подходил, даже в армии не служил — родители отмазали. И с этого момента он начинает действовать, как опытный полевой агент. В тот же день исчезают его жена и сын.

Мы стали вести круглосуточное наблюдение за его квартирой. Наши люди все время находились там и прослушивали телефонные звонки. Но все было безрезультатно. Только в день ликвидации генерала журналист вдруг звонит к себе домой и с плохо разыгранной истерикой спрашивает «где его семья». Кричит, чтобы его оставили в покое, чтобы в обмен на дневник (откуда он узнал, что нам нужен дневник?) от его семьи отстали. Причем время и место встречи выбирает сам. На эксфильтрацию журналиста были брошены достаточно большие силы, так как его статус на это время уже изменился, и было непонятно, с кем мы имеем дело. Но его мы не дождались. Что интересно — время встречи с журналистом и взрыв на Нахимовском, без сомнения устроенным киллером, совпадают. Если допустить, что они как-то пересеклись и договорились о сотрудничестве, то можно объяснить внезапное преображение журналиста в профессионала. С момента инцидента на Пушкинской, где, скорее всего, и состоялся их первый контакт, его стал контролировать киллер.

Кроме того, в день ликвидации генерала, где-то в интервале между 20.00 и 21.00, на имя журналиста были куплены билеты: из Шереметьево в Амстердам, из Внуково в Питер, из