Колония - Виталий Владимиров

Я готов на любую из свастик

только бы счастье!!

Слава тебе, наш вождь!

Ты для нас,

как в засуху

дождь.

Агнец нетленный.

Венец вселенной. И газеты пишут про это, портреты, портреты, песни запеты и формы надеты...

Кто против?

Все - за!

А за...

за-полнены подвалы

за-мучены

за-травлены

за-бытые

за-веты

Позабыли павших за.

За были?

За что?

Поползло:

Идея - зло.

Идея - весло.

А вода - это масса.

Грести ремесло.

Вести ремесло.

ГРАБАСТАТЬ.

Поэт

посол языкастых. Но - касса. На - каста.

Идея - пакость.

Идея - заступ

могильный.

Идея покорна.

Верить в чудеса.

Это вздорно.

Как в дверь в небеса.

Глава тридцать шестая

- Что есть жена? Сеть прельщения человека. Высокими очами мигающа, ногами длинными играюща, лютый огонь тем в членах возгорающа. Что есть жена? Покоище змеиное, бесова сковорода, цвет дьявола... - говаривал Семеныч в противотуберкулезном диспансере.

Многоопытен был Семеныч, а верно, и он не смог бы предсказать поведение жены, женщины в заморских странах, да не просто женщины, а бабы с вековыми инстинктами, но прожившей, родившейся и нарожавшей при советской власти. Мужняя жена попадала за рубежом в непривычное положение благоверный уходил к половине девятого на службу, являлся к часу в обед, опять исчезал к трем, и бывало, что возвращался далеко за полночь и нетрезвый с переговоров в ресторане.

Извечен вопрос - что делать? На рынок сбегает Ганеш, он же уберется в доме и перемоет посуду, обед изготовить из полуфабрикатов ничего не стоит. В отличие от Союза, где и за пропитанием и за плитой настоишься и настираешься до упаду, что только мечтаешь о сказочной жизни... И вот она эта жизнь.

Выхожу на балкон

загорать и лениться.

И мне грустно немного,

потому что одна.

Я от нечего делать

занимаюсь английским

и про Будду читаю,

будто в этом нужда.

А вокруг город млеет,

лето в самом разгаре,

а на самом-то деле

должна быть зима.

Как я здесь очутилась?

Пребываю в безделье.

Даже стих сочинила.

Как? Не знаю сама.

Как пробившийся родничок, появились эти строчки у Ленки через некоторое время после нашего приезда. Хорошо, когда голова у жены тянется к английскому, а душа - к Будде.

А если нет? Тогда смыслом существования, любимым занятием становится, мягко выражаясь, обмен информацией. Жены замторгпредов образуют свой кланчик, а "конторские" жены - свой, как и жены специалистов от промышленности. Кланы зорко следили за чужими и вдвойне за своими. Все знали друг о друге все и даже то, чего нет. Поначалу возникало как предположение - вы не замечали, Гришин с Дьяконовой шуры-муры разводят... - а потом и активная убежденность - это же всем известно, что Гришин с Дьяконовой... Недаром сказано, что лицемерие - это почтение, которое порок отдает добродетели.

Может быть, и не было бы конфликта Гуляева и Сусликова, если бы Раиса Сусликова не была на стороне Бригадира. Заграницей муж у жены, как на ладони. Если в Союзе она может не знать, чем муж конкретно занимается и как ведет себя на работе, то здесь жена не только подрабатывает рядом как машинистка, кассир, дежурная, библиотекарь, она присутствует и на переговорах, которые могут состояться и на званом ужине, и во время футбольного матча, и при случайной встрече.

Повезло, что мы жили не в компаунде, не в колонии, где и личная жизнь происходила на виду у всех. Считалось, что дверь не должна запираться у советских людей, хотя и так слышимость отличная, и любой мог войти, сесть и сидеть, пока не надоест.

Объяснялось это даже не бестактностью, а иным - обычно заходили те из своего клана, кто незамужем, как Ирочка Карасева, наша секретарша, или жена, чей муж в отъезде, или муж, чья семья в Союзе. Ссорились шепотом, ругались жестами, пили, не чокаясь.

Страшнее и скучнее текло существование в том же Афганистане, где вся жизнь происходила на единственной дорожке во дворе, прозванной "аллеей попугаев", по которой с утра до вечера ходили, как заключенные по кругу, обитатели колонии, приветствуя друг друга: доброе утро, добрый день, добрый вечер, доброе утро...

Как правило, самые иезуитские, самые извращенные формы принимали взаимоотношения в маленьких коллективах, например в Сингапуре, где нет города, есть одна улица-универмаг, улица-витрина и где единственное занятие и развлечение - покупать глазами. А если в торгпредстве всего три машины на шесть семейств? Как делить? Самому и заму, а остальным?

Боги мести действуют молча - так думал Шиллер, не зная советской колонии, где раз словечко, два словечко складывались в песенку доноса, называемого "телегой". "Какой самый быстрый вид транспорта? Телега." Донос может быть совсем необязательно в виде официальной бумаги, достаточно высказаться озабоченно в присутствии торгпреда: "Что-то Галкина опять не видно на работе. Пьет что ли?.."

На Кубе или в Африке, где купить нечего, платили прилично, а обменивали на чеки не больше семидесяти процентов зарплаты, остальные тридцать были вынуждены тратить на харчи и питье и не было проблем - зашел в гости и сразу бутылка рома на стол и гора фруктов. Иное дело в той же Швеции, где сигаретами не угощают, а если и протянут пачку, то со словами: "Травиться будешь? Там каждый эре на счету, а сейл - единственный способ ухватить чего-нибудь. А на полях нищеты и жадности пышно расцветает зависть.

Как-то рассказали мне правдивую историю, что сложилась в сказку о советской зарубежной семье. Почему сказка? Не всегда они веселые, бывают и грустные.

Прожили Муж с Женой двадцать пять лет. И попросила Жена Мужа в Стокгольме к серебряной свадьбе подарок.

- Что твоей душеньке угодно, - согласился Муж.

Пошла Жена в магазин и нашла Жена шубу. Норковую. Не в эксклюзивном шопе для миллионеров, а у купца заморского господина Али, что недавно открыл свое дело.

Не один раз ходили Муж и Жена к Али, уторговывая понемногу, и каждый раз у Жены обмирала душа, что на "ее" шубу вдруг да кто-нибудь другой польстится, и как сияли ее глаза, когда Жена вставала во весь рост в меховом роскошно-нежном одеянии перед зеркалами... Дорого, но мило, дешево, да гнило, - решили Муж и Жена, и на шубу ушла полугодовая зарплата Мужа.

А какая женщина не похвалится другой своей обновой? Слух мгновенно разнесся по торговой слободе - Жена норковую шубу купила. И началось паломничество, ой, покажи, Жена выходила из спальной и плыла сквозь восхищенные взгляды и завистливые вздохи и была Жена горда, и была Жена счастлива.

Как-то Муж сказал Жене, что другие мужи, кто шутя, а кто зло, спрашивают:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});