Шепот ночи - Лидия Джойс

Думитру устроил привал, когда начало смеркаться. Лошади не устали, это были кони из конюшни князя Обреновича, а не убогие клячи гайдуков, но из опасения травмировать их Думитру не рисковал ехать ночью без крайней необходимости.

Он решил, что стоит рискнуть и расседлать на ночь лошадей. К его удивлению, Алси, как только слезла с лошади, занялась подпругой и хоть немного поворчала под весом дамского седла, но без излишних усилий отнесла его под дерево, где уже лежало седло Думитру.

– Я и не знал, что ты умеешь это делать, – сказал он, начав чистить лошадь скребницей, украденной у солдат князя.

Алси подняла на него глаза, и страх на ее лице тут же сменился призрачной радостью.

– Я не умела, пока не осталась одна с Изюминкой. Хотя и сейчас не могу по всем правилам оседлать лошадь. – Алси опустила глаза, и ее лицо залила краска стыда, столь густая, что ее было заметно в сгущающихся сумерках.

– Тебе кто-нибудь показал, как это делать? – неторопливо спросил Думитру.

– Нет, – с налетом раздражения ответила Алси, – но это выглядит так легко.

Не в состоянии удержаться, Думитру расхохотался в голос.

– Господи, Алси, если бы все было так просто, как выглядит… Но по правде говоря, седлать лошадь действительно просто, если знаешь, как это делается. Ты мне утром это покажешь?

– А ты не боишься, что я снова сбегу? – вдруг застеснявшись, тихо спросила она.

– Нет. Тебе некуда бежать, – ответил он, вручив ей скребницу.

Алси с минуту смотрела на нее с непроницаемым лицом, потом начала чистить лошадь короткими и слишком легкими движениями. Думитру встал позади Алси, положил ладонь на ее руку и твердо провел по холке, брюху и бокам лошади. Алси почувствовала себя рядом с ним уютно и, машинально откинувшись, легко прислонилась к нему.

– Я могла бы поехать на север, – едва слышно, почти шепотом сказала она. – Или на юг, в Софию. Или на запад.

– Ты этого хочешь? – также тихо проговорил Думитру ей на ухо.

Возникла долгая пауза, тишину нарушал только звук скребницы, скользившей по боку лошади. И наконец послышался ответ:

– Нет. Я не думаю, что все будет как прежде, но я слишком устала для побега. Глупая причина, не так ли? Но это правда. Я устала, Думитру. Не сомневайся, я найду способ впредь защитить свои деньги от твоих попыток воспользоваться ими, но не смогу снова пережить побег.

– А если я отпущу тебя?

Слова сорвались с языка, прежде чем Думитру успел сообразить, что сказал, и он замер, изумленный и собственной фразой, и тем, как застыла Алси. Рука, сжимавшая скребницу, остановилась, прервав монотонные движения.

– Ты серьезно? – выдохнула Алси.

Думитру не мог сказать, от каких эмоций дрогнул ее голос.

– Да. Во всяком случае, я так думаю, – ответил он, стараясь, чтобы его собственный голос прозвучал твердо. – Мы можем прийти к соглашению относительно моей части твоего приданого, но если ты хочешь уйти… – Он вдруг нерешительно умолк.

– Ты хочешь, чтобы я уехала? – Алси снова овладела голосом, но говорила торопливо. – Я прекрасно понимаю, что взять меня с собой весьма благородно, поскольку я буду обузой, которая замедлит побег…

– Нет, – резко оборвал Думитру, пока она не начала лепетать жалобные слова. – Сейчас я не больше желаю твоего отъезда, чем тогда, когда бросился за тобой в погоню. Но тогда я хотел тебя, потому что… хотел. А сейчас… я хочу, чтобы ты была рада мне, и если этого не будет, я не буду счастлив, даже если удержу тебя. – Он замолчал, смущенно усмехнувшись. – Это звучит путано, нерационально…

– Нет, – в свою очередь, прервала его Алси. Она мягко высвободила кисть и повернулась в его руках, глядя в лицо. – Нет, не путано, для меня это звучит так… будто ты любишь меня.

Неуверенность в ее голосе изумила Думитру, и ему захотелось разглядеть в свете звезд не только призрачную бледность и темные тени ее лица, но что-то большее.

– Но я всегда любил тебя. Во всяком случае, с того дня, когда ты плакала, выгнав Яноша Бенедека, – внес поправку Думитру.

– Наверное, – согласилась она, – но большей частью тебе нравились чувства, которые я в тебе вызываю, А больше всего – моя внешность и тело. Ты не любил меня настолько, чтобы заботиться о том, что тебе во мне не нравилось.

– Теперь ты говоришь путано, – сказан Думитру. Ему хотелось схватить ее в объятия, поцеловать… Он смущенно рассмеялся. Все так запуталось в его голове, что он не мог точно определить это все. – Ты… ты меня любишь?

Алси замерла, ее глаза казались темными озерами под дугами бровей.

– Думаю, да, – медленно проговорила она. – Думаю, я поняла это в тот день, когда узнала, что ты обманул мое доверие. Я не хотела думать об этом ни тогда, ни после, но именно поэтому мне было так больно. – Помолчав немного, она добавила: – Логика и эмоции – опасная комбинация. Логика, неумолимая и безжалостная, толкает тебя на путь, которым ты не хочешь идти, к решению, которое не хочешь принимать. И между жестокой правдой и твоей душой больше нет никакого смягчающего буфера. Эмоции разрывают тебя изнутри, а логика снова и снова собирает воедино обрывки… Почему ты пытался забрать мои деньги? – внезапно воскликнула она. – Я бы отдала тебе практически все, о чем бы ты ни попросил.

Думитру уже готов был выпалить давно отрепетированные, заученные фразы, но перед лицом этой женщины, его жены, стоявшей сейчас перед ним, все его доводы вдруг потеряли смысл, словно ее признание стало мечом, который в клочки изрубил гордиев узел его оправданий. Перед лицом новой реальности его права мужа казались глупой уверткой, его жизнь теперь была в ее руках, равно как и ее жизнь – в его. По сравнению с этим дело о нескольких сотнях фунтов казалось глупым пустяком.

– Не помню, – ответил Думитру.

Это была не вся правда, он мог наизусть перечислить свои доводы. Но они больше не имели смысла, ни сейчас, ни после.

– Не помнишь? – после короткой паузы сказала Алси.

– Нет, – ответил Думитру.

Она снова помолчала, потом спросила:

– Ты не хочешь, чтобы я оставила тебя?

Думитру не мог сказать, верит она ему или нет, и хочет ли верить.

– Не хочу, – ответил он, вложив в короткие слова горячность и уверенность.

Алси опять замолчала, на этот раз надолго. Потом шагнула ближе, всем телом прижавшись к нему, и прошептала:

– Хорошо. Потому что и я не хочу расставаться с тобой.

Потянувшись, она поцеловала его, ее мысли разбегались в вихре эмоций и желаний. Только второй раз в жизни она была так бесстыдна, первый был в день их свадьбы. Алси была уверена, что это новое начало, но сколько оно продлится, понятия не имела.

Она думала, что до мельчайших подробностей помнит тело Думитру, что оно навсегда запечатлелось в ее памяти, но его рот был тверже, требовательнее, чем она припоминала, потрескавшийся от холода, но невероятно горячий. Алси приоткрыла губы под настойчивым напором Думитру, и его язык скользнул в глубь ее рта, вкус сыра смешивался с привкусом, присущим ему одному и казавшимся слаще самого изысканного вина. Ей было так хорошо в кольце его рук, что хотелось навсегда остаться там, позволить им спрятать себя от остального мира, и не важно, как неразумно и невозможно это желание. Впервые за долгие дни она чувствовала тепло, настоящее тепло, согреваясь от тела Думитру. Ее нутро, покрытое мертвым пеплом, вновь вспыхнуло внезапным жарким пламенем, которое рвалось наружу и возвращалось назад к ее женскому существу с такой силой, что ей хотелось плакать.