Ты у меня одна (СИ) - Оксана Сергеева

Но это невозможно: все террасы прекрасно просматриваются с кухни; а что творится в гостиной, можно запросто наблюдать лежа у бассейна. Никакого уединения, кроме собственной спальни.

К тому же, дом построен на каменистой возвышенности, почти на обрыве. К общей территории прилегала часть береговой линии. Они с Ванькой, кстати, вдоль и поперек обшарили берег и скалы. Гуляли между деревьев, нашли кустарники со странными плодами, похожими на шиповник, от которых, говорят, можно опьянеть. Съев горсть, Алёна ничего такого не почувствовала. Наверное, для этого нужно быть абсолютно трезвой, а она всю неделю находилась в легком опьянении – от бесконечной любви и бесчисленных слабоалкогольных коктейлей.

В ушах зловеще шумели волны, разбивающиеся внизу о прибрежные камни. Но Алёна была выше них. Гораздо выше этой вымощенной деревом террасы.

Разговор с Ванькой подкинул ее очень высоко, и она все никак не могла упасть, зависнув где-то под облаками.

Там ужасно холодно.

Несмотря на то что солнце, щерясь, облизывало жаркими лучами ее тело, было невыносимо холодно…

Алёна посмотрела на наручные часы. На белый циферблат, украшенный золотыми лучами, расходящимися из центра. Скоро подойдет время ужина. Повар уже готовил для них великолепные блюда. Такой забавный полноватый мужчина, сносно говорящий по-русски.

Часы… Как она не хотела принимать этот подарок! Не потому что он безумно дорогой, — не только безель был инкрустирован бриллиантами, но и часовыми метками служили драгоценные камни, — а потому что плохая примета — дарить любимой или любимому часы. К расставанию. Вот и не отпускало последние дни тревожное напряжение. И, как оказалось, совсем не зря!

Что делать теперь, Алёна не знала.

Как себя вести? Что говорить? О чем говорить…

Она даже на Вику не злилась, в таком находилась шоке от произошедшего. От короткого разговора и шауринской ярости. Он не дал ей возможности спокойно объясниться, Алёна даже не помнила, что наговорила ему в пылу.

Яркой вспышкой где-то на краю сознания полыхнули его последние слова «…с тобой не хочу!».

Вдруг закружилась голова, и поразил приступ удушья.

Вот сейчас… сейчас наконец отпустит душу этот нестерпимый холод. Раздражение, отчаяние и злость дойдут до разума. Тогда она начнет соображать. Быстрее бы начать хоть что-то соображать.

Испытывая какую-то болезненную ломоту в костях, девушка прошла к бассейну…

Шаурин вышел из душа и, не найдя Алёну в комнате, спустился в гостиную. Уже вошло в привычку всегда держать ее в поле зрения. Даже сейчас не мог по-другому.

Застал ее у бассейна. Она стояла спиной и держала руки у лица, как будто вытирала слезы. Потом она села и свесила ноги в воду. Опустилась тяжело, словно плохо себя чувствовала или была больна.

Иван вдохнул и отвел глаза, как-то случайно уловив ненавидящий Викин взгляд, направленный на Алёну. На губах ее играла довольная и такая гадкая усмешка.

Ярость поднялась девятым валом, и Шаурин, сам не зная, зачем, шагнул в направлении Савинской. Неожиданно Гера двинулся ему наперерез. Иван вынужденно замер и тяжело выпустил из себя воздух. Наваждение чуть спало.

— Шаур…

— Отвали.

— Пойдем-ка покурим-ка, — Гера закинул руку Ваньке на плечо, второй встряхнул пачку сигарет и вытащил одну из них губами. Шаурин не двинулся с места. — Ну! Долго я буду с тобой как педик обниматься? Сейчас твоя ревновать начнет уже.

Не обнимался он, не дружески поддерживал, а удерживал стальной хваткой.

— Нормально все.

— Нормально? — щелкнул перед шауринским лицом пальцами. — Вижу я. Ушел в точку, ничего не соображаешь. Не знаю, чем тебе эта мамзель не угодила, но то, что ты задумал, это плохая идея. И я вовсе не из-за этой шлюхи переживаю.

— Нормально все, — проскрежетал Иван. — Сейчас утоплю ее в бассейне, и всего делов-то.

— Ценю твое чувство юмора. Ухахатался просто.

Ванька глубоко вздохнул и перевел взгляд на Лейбу. Тогда Гера отпустил его. Попустило вроде уже, не должен дел натворить.

Шаурин быстрыми твердыми шагами подошел к Алёне и сказал тихо, но резко:

— Возьми себя в руки, слышишь!

Девушка повернула к нему горящий взгляд. Промолчала, только нервно вздернула руку и заправила прядь волос за ухо.

— Сцены на людях устраивать не надо. Так что давай — включай улыбку. Окружающим не обязательно знать, что у нас… проблемы, — выдавил он. — Мы с тобой разберемся… может быть… когда вернемся домой. — Шаурин еще не решил, хочет ли разбираться во всем этом.

Алёна коротко вздохнула и разомкнула губы, чтобы что-то сказать.

— Замолчи! — проговорил сквозь зубы и, крепко сжав ее узкую ладонь, потянул вверх. — Просто иди со мной и молчи!

Алёна торопливо оперлась свободной рукой о плитку и вылезла из бассейна, встав на ноги. Едва успела влезть в сланцы, Ванька потащил ее к беседке, и они уселись на широкие белые качели.

Сначала Алёна сидела окаменев.

Шаурин хотел, чтобы они делали вид, что у них все хорошо. Что они счастливы.

Она скрестила руки на груди, сильнее сжав локти.

Только бы сохранить на лице подобие улыбки. Не сорваться в крик, в боль и нелепые признания. Сейчас они точно не к месту. Только бы не сорваться…

Алёна пристроила подушку у шауринского бедра и улеглась лицом к спинке, подогнув ноги в коленях. Вот так они с Ванькой будут выглядеть намного романтичнее. Прям счастливая до умопомрачения парочка.

Не хотел же обнимать ее. Даже прикасаться к ней не хотел. Но так сложно было удерживать свою руку, которая упрямо ползла на ее полуобнаженное плечо. Злясь на свою слабость, Иван поддался желанию. Так просто удобнее. И так Алёна точно не свалится с лавки.

Алёна живо ощущала, как озлоблен, напряжен и недоволен Шаурин. Меньше всего, наверное, он хотел сейчас находиться рядом с ней. Его горячая рука лежала у нее на плече, но касалась только едва. Лишь спустя какое-то время почувствовалась знакомая тяжесть: как будто смирившись, Ваня расслабил руку.

Подумалось: совсем неплохо, что облака все еще царапают спину, внутренности заледенели, а осознание надвигающейся катастрофы обосновалось где-то в подкорке. Ей просто нельзя расползаться, нужно быть стойкой, сильной, собранной, чтобы успеть сделать хоть что-то, пока их с Ваней отношения не превратились в прах. Победа достается спокойным.

— Это было глупостью, — начала она, несмотря на явное нежелание Шаурина разговаривать.

В его голове уже роились мысли. Вспомнились все двусмысленные фразы, непреодолимой стеной встали недоговоренности и недомолвки. Все теперь обернулось другой стороной и приобрело четкий окрас. Кажется, только-только пришел к какому-то пониманию, а все рухнуло в одночасье. Все пустое. До банального. До смешного.