Концерт для скрипки со смертью - Синтия Хэррод-Иглз

– Проходите вперед, – сказал он, следуя по пятам за Слайдером по темному дурно пахнущему проходу, ведущему к задней стороне здания. – Здесь нас не увидят – никто не сможет подсмотреть.

Комната Бреннера удивила Слайдера. В ней совмещались и столовая, и спальня, и кухня, она была квадратной и днем должна была освещаться через полуподвальное окно со ставнями. Один угол был отведен под кухню, а остальное пространство было меблировано обеденным столом с сахарно-белыми ножками, потрепанной и почти бесформенной софой, двумя продавленными креслами, обитыми поцарапанной и выцветшей кожей, а также книжными полками, висящими вдоль одной из стен. Хотя и потрепанная, комната была на удивление чистой и, в отличие от коридора пахла не сыростью и гниющим цементом, а кожей и обувным кремом.

На стенах висели фотографии лошадей в рамках, такие же фотографии, но уже вырезанные из газет и журналов и оклеенные целлофаном, были приколоты булавками к полкам и кухонным шкафчикам. Несколько фотографий были приклеены липкой пленкой к двери холодильника и к дверям посудного шкафа. Беглый взгляд на книжные полки обнаружил книги о лошадях и скачках, начиная от серьезной литературы на эту тему и кончая сочинениями Дика Френсиса в затрепанных бумажных переплетах. Больше ничего в комнате не удивляло, если не считать самого факта ее существования в подвале трущобного дома на задворках Шепперд-Буша. Будь эта комната в том виде, в каком она была, перенесена неким образом на верхний этаж каких-нибудь конюшен и принадлежи она респектабельному конюху или груму, Слайдер бы нашел ее точно подходящей к месту.

Обернувшись, чтобы рассмотреть хозяина, Слайдер вспомнил этого человека, и притом вспомнил как безвредного. Он был мал ростом и имел хлипкое телосложение, за исключением крепких рук и ладоней, а резкие морщины на лице рассказывали о проигранной борьбе с лишним весом и о горечи дальнейшей жизни. Когда-то он был симпатичным, пока воздействие принудительного голодания, пребывания на открытом воздухе ипподромов в любую погоду и диеты, основанной на джине и сигаретах, не наложили на его лицо коричневый оттенок и не придали ему облик обезьянки. Несмотря на коричневый цвет кожи, он был сейчас очень бледен, и руки его дрожали от плохо скрытого страха. Ронни Бреннер являл собой классический образец здорово перепуганного человека.

– Ну что ж, Ронни, скажи мне, кто это так напугал тебя? – вежливо обратился к нему Слайдер.

– Господи, мистер Слайдер, ни у кого нет надобности что-то говорить. Я видел, как они действуют, разве этого мало? За вами никто не следил, начальник?

– Не думаю. Я добрался сюда довольно-таки кружным путем. Что, все настолько плохо?

– Я хотел все рассказать вам, начальник, честно! – ответил Ронни, лихорадочно передвигая вещи на столе. – Я поболтался немного около участка, надеялся увидеть вас, пока не встретил этого здоровенного сержанта-ирландца, а он сразу засек меня, и я тогда сразу смылся. Он и я уже сталкивались раньше то тут, то там, понимаете? Я думал позвонить вам, да так и не успел. Никогда не думал, что вы сами сюда придете.

– Ну, так я пришел, и я здесь. Что ты хотел мне рассказать?

– Я ничего не сделал, и это святая правда, начальник, так что помогите мне. Поверьте мне, ради Бога. Этот тип позвонил мне, как гром среди ясного неба...

– Какой тип?

– Да я не знаю! Он никогда не называл своего имени. Он сказал: я тебя знаю, Ронни, и у меня есть для тебя небольшая работенка, за которую прилично заплатят.

– Он назвал тебя именно так?

– Да, сэр. Прямо так, Ронни, так и назвал.

– Голос был знаком тебе?

– Нет, сэр. Я не мог бы сказать, кто это, но это был такой голос, будто я слышал его раньше. Я что хочу сказать – он был такой... шикарный. Шикарнее, чем ваш. Не такой, знаете, серебряный, но настоящий шикарный голос вроде тех больших людей графства на встрече скаковых лошадей.

– Старый? Молодой?

– Не молодой. Средних лет. И он звонил мне из автомата, и это должен был быть междугородный звонок, потому что я слышал все время, как он опускает монеты, каждые чертовы две секунды. В общем, он попросил меня сделать для него эту работу. Он сказал, что хочет, чтобы я нашел ему пустующую квартиру в районе Уайт-Сити-Эстейт и сделал так, чтобы он мог попасть внутрь, чтобы я убрался внутри и пару дней последил бы, кто входит в дом и выходит, в какое время, и все в таком роде.

– А он сказал, почему хочет, чтобы ты это сделал?

– Он сказал, что ему надо устроить личную встречу и что ему и его коллегам надо иметь возможность собраться и разойтись так, чтобы их никто не заметил. Ну, это выглядело не так уж плохо, вот я и пошел на это. Тут ведь нет ничего незаконного, разве не так?

– Взлом и проникновение противозаконны.

– Да, но ведь это была пустая квартира, дети взламывали ее все время. Он же ничего не мог там украсть. Только устроить там встречу... ну, я не знаю, для чего была нужна эта встреча, он не говорил мне, но я ему сразу сказал, я сказал, что у меня не было приводов и я хочу, чтобы так оно и оставалось, вот что я сказал. Я не хочу влезать во что-нибудь паршивое, я так сказал, а он говорит, вот поэтому я и выбрал тебя, Ронни, я, говорит, не хочу иметь дело ни с кем, кто имеет запись в полиции.

– Он так и сказал?

– Да, сэр. Он обещал хорошо заплатить и так и сделал, никаких штучек. Две сотни и пятьдесят за день. Вот как он заплатил мне, пятерками и десятками, в пакетах, через почтовый ящик.

– Думаю, ты не сохранил пакетов?

– Нет, я их выбросил.

– Не заметил, какой почтовый штемпель?

На лице Бреннера появился проблеск надежды.

– Это был Бирмингем. Я думаю, он оттуда и звонил, по междугородной.

– А каким образом он получал от тебя информацию?

– Он звонил мне каждый день в определенное время, я говорил ему, а он платил мне. Я делал это пять дней и, скажу я вам, я был рад этим деньгам. Мне как раз не везло в последнее время, мистер Слайдер, и пришлось как следует влезть в долги.

– Я тебе верю. Продолжай.

– Ну вот, я делал это пять дней, а потом он сказал олл-райт, достаточно, и больше я никогда о нем не слышал. Но потом, на следующей неделе, я прочел в газете насчет тела, которое нашли в пустой квартире и, Господи, скажу я вам, чуть не обделался. Я хочу сказать, я никогда не делал ничего похожего! Вы же меня знаете, начальник, я не такого типа человек – я и блохи-то не могу обидеть, это правда. Я не знал, что мне делать. Я просто сидел дома и держал дверь на замке. А потом этот тип позвонил опять.

– Тот же человек?

– Да, сэр. Хотя он на этот раз говорил уже не так спокойно. Похоже, что и он обгадился тоже.

– Когда это было?

– В тот же день. Заметка про найденное тело была в дневном выпуске газеты, а он позвонил немного позже. Я сразу ему прямо сказал, что не хочу больше иметь с ним никакого дела, ни с ним, ни с его проклятыми деньгами, а он сказал, что ничего хорошего нет, что я с ним так разговариваю, потому что я замешан в убийство по самые ноздри.

– «Вовлечен».

– Вот-вот, начальник, вовлечен, он так и сказал, и сказал, что я еще должен сделать то, что он мне велит, или мне же будет хуже, и еще сказал, чтоб я не паниковал, потому что то, что надо сделать, будет очень легко.

– А что ты должен был сделать?

– Он сказал, что я должен пойти в ту квартиру и поискать сумочку молодой леди. – Слайдер даже подскочил, и Бреннер подтвердил сказанное кивком. – Именно так. Он сказал, что она может оказаться где угодно, может, в том строительном барахле во дворе, потому что он думает, что она специально могла выбросить ее из машины или с балкона и, если ее кто-нибудь найдет, у нас всех будут серьезные трудности. Ну, я вовсе не хотел туда идти, скажу я вам, когда там было полным-полно легавых – не обижайтесь, начальник – но он говорил мне, и в этом был чертовский смысл, что я могу просто подойти и поболтаться, будто обычный зевака, и он никак не отставал от меня, как чертов банный лист. В общем, кончилось тем, что я пошел туда и ни черта не нашел. Я так и сказал, когда он позвонил, а он сказал, чтобы я пошел еще раз, но с меня было уже достаточно, так что я положил трубку и смылся.

– Куда?

– На остров Уайт, – извиняющимся тоном сказал Бреннер. – Я думал, лучше поехать туда, где он меня не найдет, и потратить эти деньги. Но когда до этого дошло, я не мог их тратить. Я никогда не имел дела с такой дрянью, и это меня напугало до поноса, начальник, скажу я вам. Так что в понедельник я вернулся назад и попытался связаться с вами, ждал около участка, пока вы не выйдете...

– А почему именно меня, Ронни?

– Ну, я знал, что мистер Райсбрук болен, и я не мог поговорить ни с кем из этих парней, они целиком состоят из пасти и брюк, понимаете? Они не могут понять ничего, если этого не написано в их книгах. Но я знал, что вы – правильный человек. – Это было сказано прямо и от всего сердца. – В общем, в тот вечер я видел, что вы пошли в «Корону», так что я спрятался неподалеку в аллее, но вы вышли с другим парнем, и я ушел.