Жизнь коротка - Гордон Диксон

Раздражающая регулярность коротких гудков заставила меня очнуться. Минутку, сказал я себе. Ричмонд, ты что предлагаешь?

У меня не было ответа. Пока.

Поздно вечером я открыл застекленную дверь на втором этаже и потревожил девственную нетронутость снега на верхней веранде. Я смотрел в ночное небо, а вокруг меня струился теплый воздух из приоткрытой двери. Несмотря на облака, затянувшие Каскадные горы, над тьмой господствовали три сверхновые. Я мысленно провел прямые линии; соедините точки и решите головоломку — что запрятано на картинке?

Несколько лет назад одна сумасбродная затея привела меня к месмеристке — так она себя называла. Накануне я вспомнил, что существует способ расширения возможностей компьютеров. Этот способ, в частности, использовали для увеличения разрешающей способности фотопроб «Маринера» и «Викинга». В то время мне казалось логичным, что и человеческую память можно как-то улучшить и прояснить с помощью гипноза. Воистину дикая фантазия. Но тогда идея показалась мне достаточно разумной и убедительной и привела в заведение мадам Гузман. Мадам Гузман имела кожу цвета бронзы; намеренно одевалась и вела себя как стереотип нашего представления о цыганке. Шарф и магический шар были уже перебором.

Перед тем как подняться на борт, Лиза остановилась на секунду и помахала с верхней ступеньки трапа; ветер разметал ее темные волосы вокруг лица.

Единственное, что удалось мадам Гузман, это как бы заморозить последний образ Лизы. Потом она приблизила меня к ней вплотную. До сих пор мне порой видится в кошмарах: глаза Лизы устремлены в даль, вся она какая-то зернистая, как на газетной фотографии. Я смотрю, но не могу прикоснуться. Я говорю, но она не отвечает. Меня знобит от холода… и я шире распахиваю застекленную дверь.

И вдруг!.. В космосе открывается глаз. Сияние, холодное как свет от лампочки холодильника в ночной кухне. Марс исчезает, поглощенный блеском новой. Еще одна, отмечаю я. Новое око завораживает меня, пригвождает к месту так же легко, как ребенок пришпиливает очередную бабочку в своей коллекции.

Ник!

Кто это?

Ник…

Ты — слуховая галлюцинация.

Здесь, на веранде, вокруг меня вихрится смех. От этого звука должны обрушиться хлопья снега на деревьях. Дрожит немое спокойствие гор.

Секрет, Ник.

Какой секрет?

В пятьдесят один ты уже вполне можешь его отгадать.

Не надо со мной играть.

А кто играет? Сколько бы времени ни оставалось…

Ну?

Одиннадцать лет ты фантазировал, плыл по течению, не реагировал ни на что.

Знаю.

В самом деле? Тогда действуй. Принимай решения. Сколько бы времени ни оставалось…

Невольно дрожа, я схватился за поручень веранды. Призрачный черно-белый зернистый портрет растворился в деревьях. С ветки на ветку, с вершины до земли, падал хрустящий снег. Деревья сбросили свою мантию. Рассыпчатая пыль взметнулась к веранде и коснулась моего лица жалящими бриллиантами.

Одиннадцать лет — это больше, чем половина срока, который проспал Рип ван Винкль.

— Черт побери, — сказал я. — Черт побери, — повторил я, глядя в небо.

На заснеженном склоне в Орегоне я вновь обрел жизнь.

И, Аманда… да. Да.

Сделав пересадку в Альбукерке, мы добрались до Лос-Аламоса с помощью «Авиакомпании Росса». Никогда в жизни я не летал на таком древнем самолете и надеюсь, что никогда больше не буду. На подходе к горам крошечный кораблик изрядно пошвыряло. Я вообще не ожидал возвышенной местности, считая, что Лос-Аламос расположен в окружающих Альбукерке прериях. Вместо этого мне открылся маленький городок, свивший гнездо в седловине покрытых лесом гор.

Безразличный голос пилота объявил приближающуюся посадку, температуру в аэропорту и факт, что в Лос-Аламосе больше докторов наук на душу населения, чем в любом другом американском городе.

— Уступая в мире лишь Академгородку, — заметил я, повернувшись к Аманде. Вокруг ее прикрытых глаз собрались морщинки. Похоже, несмотря на старую дружбу, профессиональный долг и желание наблюдать экзотический эксперимент, Аманда сожалеет, что вызвалась сопровождать меня к «фабрике мезонов».

Большая часть лаборатории физики мезонов находилась глубоко под землей. Нас изнурительно долго водили по всем помещениям; полагаю, значительно дольше, чем обычных пациентов и их лечащих врачей, — честь, выпавшая на долю не так подопытного кролика, как журналиста. Все увиденное наводило на мысли о дорогих декорациях для научно-фантастического фильма: плавные изгибы сияющего эмалевой белизной кольца главного ускорителя, напоминающие коридоры космической станции из «Одиссеи 2001 года»; зона пуска; пятиметровая пузырьковая камера, смахивающая на какую-то машину времени…

Я бывал и в лаборатории Ферми в Иллинойсе, и в Церне в Женеве и потому имел общее представление об оборудовании. И все же мне пришлось несладко, объясняя Аманде невообразимую путаницу физики высоких энергий, словно сошедшую со страниц «Алисы в Стране Чудес». Не легче приходилось и Делани, молодой женщине-биофизику, на время лечения приставленной ко мне. Попробуйте рассортировать мезоны, пионы, хадроны, лептоны, барионы, джи-частицы, фермионы и кварки и такие квантовые характеристики, как странность, цвет, барионовое число и очарование. Особенно очарование, это эфемерное качество, отвечающее за то, что определенные виды радиоактивного распада должны происходить, но не происходят. В конце концов я захлебнулся в море кварков, антикварков, очарованных кварков и кварклетов.

Какой-то шутник поставил табличку на столик дежурного в административном корпусе: «Очарованы вас видеть».

— Это шутка, да? — неуверенно спросила Аманда.

Делани, относившаяся ко всему с предельной серьезностью, не рассмеялась.

— Кое-кому это кажется забавным. Лично я не нахожу.

Мы без конца обговаривали предстоящее лечение. Я оптимистично помечал себе для будущей книги: «Основная проблема радиологической терапии рака заключается в том, что жесткая радиация не только убивает раковые клетки, но и заражает окружающие здоровые ткани. В середине семидесятых годов исследователи нашли более перспективное оружие: пучок субатомных частиц, который можно сфокусировать исключительно на ткани опухоли».

Будучи младше Аманды лет на двадцать, Делани испытывала садистское удовольствие, разыгрывая роль учителя:

— Расщепляя атомные ядра в малых масштабах…

— В малых? — невинно спросила Аманда.

— В меньших, чем в атомной бомбе. Значительная часть энергии внутриядерных связей чудесным образом переходит в материю.

— Чудесным образом? — повторила Аманда.

Я поднял на нее взгляд, оторвавшись от зеленого сукна бильярда, в который мы играли все втроем в комнате отдыха ЛФМ.

— Гм… — Делани сбилась с лекторского тона. — Физический жаргон.

— Общий жаргон, — возразил я. — Чудо — столь же определенное качество, как и очарование.

Аманда рассмеялась.

— Это все, что я хотела знать.

Для меня важно чудо мезонов, атомного клея. Говоря точнее, мое чудо — отрицательно заряженный пион, подвид мезона. Электромагнитные поля могут сфокусировать пионы в управляемый луч и выстрелить им в нужную цель — в меня.

— В физике нет чудес, — серьезно сказала Делани. — Я неправильно выразилась.

Я промахнулся. Мягкий удар, и шар закатился в угловую лузу, минуя номер одиннадцатый. Получилась подставка для Аманды.

Она посмотрела на стол и улыбнулась.

— Смотри не расклейся.

— Здорово сказано, — заметил я.

Атомный клей иногда отпускает благодаря уникальному качеству пионов. Когда они сталкиваются с ядром другого атома и захватываются им, то превращаются в энергию; крошечный ядерный взрыв.

Аманда тоже промазала. Уголки губ Делани удовлетворенно искривились. Она склонилась над столом и нацелилась твердой рукой.

— Увеличьте число пионов, увеличьте число ядер мишени, и вы получите контролируемый взрыв, высвобождающий значительно больше энергии, чем обладает входящий пучок пионов. А!..

Она положила одиннадцатый и двенадцатый; потом собрала все шары. Мы с Амандой обменялись взглядами.

— Разбивайте, — сказала Делани.

— Твоя очередь, — бросила мне Аманда.

ЛФМ выстрелит лучом направленных пионов в мою непокорную простату. Если все пойдет по плану, то пионы, столкнувшись с ядрами раковых клеток, перейдут в энергию очередью атомных вспышек. Раковые клетки более чувствительны, и повреждение ткани будет ограничено, локализовано в карциоме.

Представить себя как поле ядерного сражения в миниатюре!..