Принцип яйцеклетки: науч-поп-гид по физиологии и психологии от первого лица - Инна Перс

Перегруженные обжигающими воображение образами предстоящих родов, мы с мамой двигаемся к выходу в порыве прекратить пытку. Доктор встает между нами и дверью и, перекрывая нам путь к побегу, описывает достоинства восстановления традиций Древней Греции. Мама начинает считать белых овец на зеленом швейцарском лугу. Доктор успевает-таки сообщить, что техники эмоциональной поддержки «духовная акушерка» безопаснее, чем прием препаратов антидепрессантов, грозящих развитием уродств у плода. Мама, отбрасывая приличия, прорывается через дверь. Я испытываю предсказанные последствия антидепрессантов одновременно. Тахикардия и респираторный дистресс-синдром.

Мне тридцать шесть недель. Я длиной сорок шесть сантиметров и вешу три килограмма. На этой неделе Я потеряло лануго. Первородной смазки стало меньше. Мое тело упражняется в функционировании. Моя индивидуальность – в принятии решений. Работает кора. Рискованно, конечно, тестировать на собственном благополучии, зато оценка результата выбора аи будет безошибочна, поскольку происходит на моих глазах. Субъективность восприятия в данном случае только на руку, поскольку аи существует для меня и психологически должна быть совместима. Одно меня беспокоит. Моя депрессивность. У меня заканчивается энергия. А с ней и оптимизм.

Глава 38

Мы устали

Начало тридцать седьмой недели. Я огромно и недвижно. Коленки прижаты к подбородку, руки к груди, пятки к попе. Скомпоновано плотно, как матерый йог. Держу позу. Ни потянуться, ни зевнуть. Боюсь ненароком прорвать натянутый до предела маминых возможностей амнион. Или вызвать преждевременные роды, испугав маму. Она и так уже подскакивает каждый раз, как я ножку распрямляю. Хватает за пятку и заботливо спрашивает, не судороги ли у меня любимого. Нет, не судороги. Закостеневаю Я, мамочка. Вокруг меня белая муть. Помесь смывающейся смазки и опадающих пушковых волос. Мне тесно и тоскливо. Я невыразимо устало от темноты, бездвижности и ожидания. На душе – мрак. Состояние – хуже не придумаешь.

Правда, мама считает, что хуже всех – это у нее. Она видит себя неповоротливым гигантом и считает, что ее жизнь никогда не будет прежней. Мамины мысли – сплошное скопление радикалов. Вернее, радикальных заключений. И красной нитью – белое платье. Никогда, никогда, никогда и ни за что не натянуть его на раздутое, как шар, ее тело. А если и натянуть в далеком будущем, так накопленные жировые отложения выступят безобразным варварским рельефом, уничтожая элегантный аристократизм отливающего голубизной шелка. Толстая, раздутая, противная уродина. А главное, это не пройдет. Никогда! Подавленная брезгливостью и безысходностью, мама всерьез намерена не повторить происходящего никогда.

– Забыла, что такое чувствовать себя комфортно. Внутри меня огромный воздушный шар. И его продолжают и продолжают бесконечно надувать.

– Ты просто устала, милая. Любой бы устал на твоем месте. Почти девять месяцев ношения тяжестей. Еще пару недель, и ты подаришь миру новую жизнь.

– Пропади оно все пропадом. Больше никогда не забеременею.

– Предлагаю с серьезными выводами не спешить.

– Пусть перевязывают трубы. Сразу после родов.

– Милая, ну зачем решать сгоряча? Потом жалеть всю жизнь.

А чего тут жалеть, родители? Один в семье – хорошо. Все внимание мне!

– Говорят, операция не серьезная и быстрая. Без дополнительной госпитализации.

– Только не плачь. Смотри, какая ты молодец! Можно начинать считать дни!

– Если бы! Только четыре процента женщин рожают в предсказанный срок.

– Ну, хорошо, на день позже. Ничего особенного.

– Как бы не так! Как насчет еще парочки недель?

Красочные образы переношенных беременностей, не спросив, перемещаются из маминого мозга в мой. Отработавшая свой срок плацента беспомощно скукожилась, как высохший хвостик перезревшего арбуза. Одно резкое движение – и обломится. Заморенный недостатком питательных веществ и кислорода, ребенок обреченно подергивается в конвульсиях. Он, словно живая мумия, обтянут сухой шелушащейся кожей, ногти удлиненны, и волосы отсутствуют. Гипоксия медленно высасывает жизненные соки и удушает ослабевшую жертву. Жизнь безвозвратно увядает, не успев начаться. Бесплодное окончание сорока недель борьбы и надежд. Лучше искусственные роды. Срок подошел. Положение – вниз головкой. Количество окситоцина, вводимого врачом внутривенно для стимуляции схваток, контролируется специальной помпой, так что не стоит беспокоиться о передозировке. После введения врач с помощью специальных мониторов следит за тем, как ребенок реагирует на схватки.

– А что, если он будет недоношенный?

– Но, дорогая, ведь нам дан научно рассчитанный срок.

– Я же тебе уже говорила, что только в четырех процентах случаев дети появляются на свет в определенный врачами срок.

– Потому что не могут или не хотят?

– Назло врачам! Шучу. Просто никто не знает, когда точно ребенок зачат.

– Смешно. Ну, так пусть будет немного недоношенный. Современная медицина успешно выхаживает шестимесячных скоропалов.

– А кто тебе сказал, что эти чудеса происходят без последствий для малыша? К тому же одно дело – природа распорядилась, а другое дело – человек. Мы как родители в ответе.

Мой мир окрашивается в желтый цвет с оттенком билирубина. Это последствия недоношенности. Младенческая желтуха. Свободный билирулин, до рождения обезвреживаемый и выводимый организмом матери, в момент перерезания пупочного канатика захлестывает мое тельце. Моя недозрелая печень из-за недостаточной активности фермента не справляется и метаболизм билирубина нарушен. Его содержание в крови непреодолимо увеличивается. Кожа желтеет, и образуется склера глаз. У недоношенных весьма вероятны осложнения. Вплоть до заменного переливания крови. А то и вообще билирулиновый инфаркт почек или паралич дыхательного центра. В случае выраженной интоксикации дело может дойти до ядерной желтухи. Не погибну в течение недели – останусь на всю жизнь с отставанием в физическом и умственном развитии.

Из прострации нерешительности выбора между двух зол меня выводят низкочастотные вибрации. Словно кто-то нежно похлопывает меня по спине, приговаривая шепотом: «Очнись, малыш». Это просто кошмарный сон. Жизнь прекрасна, и твое будущее грандиозно. Одним словом, «вставайте, граф, вас ждут великие дела». Трепет надежды волнами вдохновения пронизывает мое скрюченное тельце. Кулаки непроизвольно разжимаются. Расправляется сморщенный не по годам лобик. Я вижу луч солнца, настойчиво пробивающийся сквозь белесую муть, наполняющую амнион моего заключения. Понимаю, что мерещится, но все равно приятно. Гипнотическое урчание довершает инъекцию оптимизма. Все же жизнь волшебна.

В данном случае источник волшебства – наша кошка. По маминым описаниям она персиково-рыжая зеленоглазая самодурища. Подобранная мамой на улице в беспомощном и слепом младенчестве, животное осталось благодарно ей навечно. И, надо признать, есть за что. Из голодного и холодного подворья да вдруг на все готовое. Три раза в день сбалансированное питание. Коврики, домики, игрушки, чесалки. Кошка хоть и животное, но хорошо понимает, кому счастьем обязана. Маму встречает у двери за полчаса до того, как та войдет. Интуиция! Мама не в духе – кошаня мячик не хуже собаки носит, с тряпичной куклой в зубах по комнате, как по арене, кругами бегает, на спину заваливается и всеми четырьмя лапами шарик, как акробат, крутит. Ну, а уж если маме потискать ее пожелалось, так и пузико подставит, и за уши подергать позволит. Хочешь меня за ноги вниз головой, чтобы на передних лапах бежала? Да пожалуйста.

Одна проблемка. Кошкина беспредельная благодарность и безумная любовь распространяются только на маму. Остальные люди – существа низшего порядка. Они вызывают в ее жизни стойкую аллергию и хищный охотничий инстинкт. Ее главный фетиш – человеческие пятки. Она охотится на них из-за угла, из-под кровати, с высоты шкафов. Глаза наливаются кровью. Когти торчат свежеотточенными кинжалами. Любое движение жертвы просчитано на пять шагов вперед. Гениальный, беспощадный и безжалостный хищник. Момент вонзания когтей в трепещущую плоть озаряет усатую морду зловещей улыбкой глубоко прочувствованного удовлетворения. Попадание – девять из десяти. Каждый рискнувший переступить порог нашего жилища честно предупреждается об опасности и обеспечивается парой закрытых наглухо мокасин. Дальше гость сам за себя. Охота на живца. Дважды к нам приходят редко.

У папы с кошкой тоже не сложилось. Они впервые слились в экстазе, когда папа, забыв все предупреждения да и весь мир, целовал маму. Папина пятка неосторожно выглянула из-под одеяла и была поймана. Проснувшийся в папе викинг чудом ухитрился схватить разбойницу за шкирку в момент преступления и швырнуть в угол со всей силы справедливого возмущения. Животное впечаталось в стену, сползло по обоям на пол и замерло. От неожиданности. Такого с ней еще не случалось. К сожалению, выводов кошаня не сделала. Поэтому дуэли кошка – папа продолжаются по сей день. В качестве двойной защиты кошаня в родительскую спальню не допускается. Щелчок дверного замка резонирует в полчаса истошного завывания, выражающего неприятие вопиющей несправедливости. Затем она нещадно дерет когти о папину любимую софу.