Впусти меня - Йон Линдквист

Томми кивнул, делая вид, что соглашается:

— Или повесит на первом суку.

Старик совсем разошелся:

— Именно! Я давно об этом твержу. Да его надо было усыпить еще в больнице, как бешеную собаку. Тогда нам бы не пришлось сейчас дрожать и, затаив дыхание, следить за этой безумной гонкой, устроенной на деньги налогоплательщиков. Вертолет! Да, я, между прочим, только что мимо ехал — у них там вертолет! На это, значит, у них денег хватает! Нет чтобы старикам пенсию поднять, после того как они всю жизнь вкалывали на благо общества, — на это у них денег нет. А на вертолете кататься да животных распугивать — это они могут…

Монолог продолжался до самого Веллингбю, где Ивонн и Томми сошли, оставив старика в поезде. Это была конечная, так что он, похоже, собирался еще раз прокатиться, чтобы поглазеть на вертолет, адресовав свой монолог кому-нибудь другому.

Стаффан уже поджидал их возле церкви Святого Томаса, смахивавшей на пирамиду из кирпичей.

На нем был костюм и бледно-голубой галстук в синюю полоску, напомнивший Томми картинку времен Второй мировой: «Шведский тигр». При виде их Стаффан расцвел и пошел им навстречу. Он обнял Ивонн и протянул Томми руку. Тот принял ее, пожал.

— Молодцы, что пришли! Особенно ты, Томми! Чему обязаны?

— Просто решил посмотреть, что у вас тут такое…

— А-а-а. Ладно, надеюсь, ты не будешь разочарован и мы тебя здесь еще увидим.

Ивонн потрепала Томми по плечу.

— Он читал тот отрывок из Библии, о котором пойдет речь.

— Да ты что? Вот это да!.. Кстати, Томми. Я так и не нашел ту награду. Но… будем считать, что тема закрыта, а? Что скажешь?

— Мм…

Стаффан явно ждал ответа, но, не дождавшись, обернулся к Ивонн:

— Вообще-то я должен быть в Окесхув, просто… не мог такое пропустить. Но как только все закончится, мне нужно бежать, так что мы…

Оставив их, Томми вошел в церковь.

На церковных скамьях к нему спиной сидели всего несколько стариков и старух — судя по шляпкам, главным образом старух.

Всю церковь заливал желтоватый свет ламп, висевших вдоль стен. Между рядами лежала красная дорожка с геометрическим узором, ведущая к алтарю — каменной стойке с цветами. Надо всем этим возвышалось огромное деревянное распятие с фигурой Христа, выполненное в модернистской манере. Выражение лица Иисуса можно было принять за презрительную усмешку.

У самого входа в церковь, где стоял Томми, располагались стойки с брошюрами, ящик для пожертвований и здоровенная купель. Томми подошел к купели, заглянул внутрь.

Отлично.

В первый момент он даже засомневался — ему не могло так повезти, наверняка она была наполнена водой. Но он ошибался. Купель была вырублена из монолитного камня и доставала ему по пояс. Сама чаша была темно-серой, шероховатой, и в ней не было ни капли воды.

Ну ладно. Тогда поехали.

Он вытащил из кармана крепко завязанный двухлитровый полиэтиленовый пакет с белым порошком и огляделся по сторонам. На него никто не обращал внимания. Он проделал пальцем дыру в пакете и высыпал его содержимое в купель.

Потом засунул пустой пакет в карман и вышел на улицу, на ходу придумывая, как бы оправдать свое желание сидеть на последнем ряду возле купели, а не рядом с мамой.

Можно было сказать, что он хочет иметь возможность уйти, никому не мешая, если ему станет скучно. А что, неплохо!

Прямо-таки идеально.

*

Оскар в ужасе распахнул глаза. Он не понимал, где находится. Комнату окутывал полумрак, и он не узнавал эти холодные стены.

Он лежал на диване, накрытый одеялом, от которого исходил странный запах.

Стены плыли перед его глазами, паря в воздухе, пока он пытался расставить их на свои места, сложив в знакомую ему картинку. Ничего не получалось.

Он натянул одеяло до самого подбородка. Затхлый запах ударил ему в нос. Он попытался успокоиться, перестать переставлять стены местами и вместо этого попробовать вспомнить.

Да. Теперь он что-то припоминал.

Папа. Янне. Автостоп. Эли. Диван. Паутина.

Он уставился в потолок. Пыльная паутина была там же, где и раньше, едва различимая в полумраке комнаты. Он заснул у Эли на диване. Сколько же с тех пор прошло времени? Уже утро?

Окна были завешены одеялами, но по краям можно было различить слабый серый свет. Он скинул с себя покрывало и подошел к балконной двери, приоткрыв одеяло. Жалюзи были опущены. Он чуть раздвинул их. Да, наступило утро.

Голова болела, свет резал глаза. Он охнул, выпустил из рук край одеяла и принялся ощупывать свое горло и шею. Нет. Конечно нет. Она же сказала, что никогда…

Но где же она?

Он огляделся по сторонам. Взгляд его остановился на закрытой двери в комнату, где Эли переодевалась. Он сделал несколько шагов по направлению к ней, замялся. Дверь была в тени. Он сжал руки в кулаки, пососал костяшки пальцев.

А что если она и правда… лежит в гробу?

Тьфу, вот бред-то. С чего бы ей лежать в гробу? Почему вампиры так делают? Потому что они мертвы. А Эли сказала, что она…

А вдруг?..

Он снова пососал костяшки пальцев и провел по ним языком. Ее поцелуй. Стол с яствами. Уже одно то, что она способна на такое… И эти зубы. Клыки.

Было бы хоть чуточку посветлее…

Возле двери он различил выключатель. Он нажал на него, не надеясь, что он сработает, но, вопреки его ожиданиям, люстра зажглась. Он зажмурился от яркого света, подождал, пока глаза привыкнут, затем повернулся к двери и взялся за дверную ручку.

От света стало ничуть не легче. Скорее, наоборот, страшнее — теперь, когда дверь оказалась обычной дверью. Такой же, как в его комнате. Один в один. Даже ручка была такой же на ощупь. А ведь она там лежит. Может, даже сложив руки на груди.

Я должен это видеть.

Он осторожно нажал на ручку, чувствуя легкое сопротивление. Значит, дверь не заперта, иначе ручка опустилась бы до упора. Он нажал сильнее, и дверь приоткрылась. Внутри было темно.

Стоп!

Не причинит ли ей свет вреда, если он откроет дверь?

Нет. Вчера вечером она как ни в чем не бывало сидела перед торшером. Правда, люстра была ярче, и не исключено, что в торшере какая-то специальная лампочка… для вампиров.

Вот глупости. «Магазин вампирских лампочек».

Вряд ли она бы оставила люстру, если бы боялась ее света.

И все же он с некоторой опаской открыл дверь, впуская медленно расширяющийся клин света в комнату. Здесь было так же пусто, как и в гостиной. Кровать и куча одежды — и все. На кровати — простыня и подушка. Видимо, одеяло, под которым он спал, было из этой комнаты. На стене над кроватью была приклеена какая-то бумажка.

Азбука Морзе.

Значит, она лежала здесь, когда…

Оскар глубоко вздохнул. Он почти об этом забыл.

По ту сторону стены — моя комната.

Да. Он находился в каких-то двух метрах от собственной постели, от нормальной жизни.

Он лег на кровать, едва сдержавшись, чтобы не постучать в стену. Оскару. По ту сторону стены. И что бы он сказал?

Г-Д-Е Т-Ы?

Он снова задумчиво пососал кулак. Он-то был здесь. Это Эли нигде не было.

Голова его кружилась, он совсем запутался. Оскар положил щеку на подушку, лицом к двери. От подушки шел странный запах. Как от одеяла, только сильнее. Затхлый, пыльный. Он посмотрел на кучу одежды в паре метров от кровати.

Фу, мерзость какая!

Ему хотелось поскорее оказаться где-нибудь в другом месте. Уж слишком здесь было тихо и пусто, слишком… ненормально. Взгляд Оскара скользнул по одежде и остановился на стенном шкафе, занимавшем всю противоположную стену до самой двери. Два двустворчатых гардероба.

Там.

Он подтянул колени, уставившись на закрытые створки шкафа. Он не хотел. У него болел живот. Покалывающая, сосущая боль в солнечном сплетении.

Ему хотелось в туалет.

Он встал с постели и подошел к двери, не спуская глаз со створок стенного шкафа. У него самого в комнате была пара таких, и он прикинул, что она вполне бы туда поместилась. Он знал, что она там, и убеждаться в этом ему расхотелось.

Свет в коридоре тоже работал. Он зажег его и прошел в ванную. Дверь в ванную оказалась заперта. Окошко над защелкой стояло на красном — занято. Он постучал в дверь:

— Эли?

Ни звука. Он снова постучал:

— Эли, ты там?

Тишина. Произнеся ее имя вслух, он вдруг вспомнил, что оно ненастоящее. Это было последнее, что она сказала, когда они валялись на диване. Что на самом деле ее звали… Элиас. Элиас. Мужское имя. Так она что, мальчик? Но они же… целовались и спали в одной постели, и…

Упершись руками в дверь, Оскар уткнулся лбом в тыльную сторону ладоней. Он соображал. Изо всех сил. И не понимал. Странно, он мог примириться с тем фактом, что она вампир, но что она мальчик — примириться с этим было гораздо сложнее.