Огненное прикосновение - Линда Ховард

– Все в порядке, – произнес он самым мирным тоном, на который был способен, надеясь, что звук голоса успокоит больную, даже если она его не поймет. Он похлопал ее по плечу, затем дотронулся до щеки рукой. Ее кожа была обжигающе горячей.

– Мы позаботимся о твоем ребенке. Смотри – она в порядке. Я только что ее покормил.

Женщине было очень плохо. Она закрыла глаза и снова, казалось, впала в забытье. Рядом с ней лежал воин, который тяжело дышал и не шевелился вовсе. У него было точно такое же круглое лицо и торчащие волосы, как у младенца.

Рейф отыскал переносную дощечку и ткань для пеленания, но ему не хотелось пеленать девочку так, чтобы она не могла двигаться. Он изобрел способ спеленать только ее ножки и как раз занимался этим, когда в вигвам вошла Энни со своим котелком чая из ивовой коры.

– Это девочка, – сообщил Рейф. – Не знаю, кормит ее мать еще или нет. Этот младенец ел печенье так, словно знает что делает.

Энни не смогла удержаться от улыбки при виде пухлого ребенка, так спокойно лежащего в изгибе его мускулистой руки. Она всегда любила детей: помощь женщинам при родах была той частью ее врачебной практики, которая нравилась ей больше всего. Когда она взяла на руки индейского ребенка, у нее возникло ощущение... ну, что так и должно быть. Может быть, потому что она перед этим думала о ребенке от Рейфа и впервые в жизни представляла себя в роли матери.

Энни осторожно раскрыла одежду женщины на груди. Рейф повернулся спиной, подбрасывая девочку и разговаривая с ней. Грудь матери выглядела нормальной: не была раздутой от молока, и Энни поняла, что по какой-то причине младенец уже отлучен от груди. Необычно, что такой маленький ребенок уже не сосет грудь, но иногда у матери с самого начала не бывает молока или что-то происходит, от чего молоко пропадает. Энни даже знала несколько случаев, когда младенцы сами бросали грудь, как только у них начинали резаться зубки. Она запахнула одежду на женщине.

– Можешь теперь повернуться. Ребенок уже не сосет грудь – нам придется ее кормить.

Приподняв голову женщины, Энни терпеливо стала вливать ей в рот с ложечки чай, заставляя глотать. С воином было труднее, потому что она не смогла заставить его очнуться. Глядя на него, Энни почувствовала комок в горле: она не надеялась, что он выживет, однако не сдавалась. Она говорила с ним и поглаживала его горло, заставляя проглатывать по глоточку чая. Его тело сотрясал кашель, еще один симптом заболевания. Приложив к его груди ладонь, она почувствовала в его легких хрипы.

Рейф наблюдал за Энни загадочным взглядом. Своим горячим прикосновением она излечивала раны, успокаивала младенцев и даже лошадей, сводила его с ума, когда они занимались любовью, но мог ли ее особый дар противостоять болезни? Он не задумывался об этом раньше и сейчас не мог ответить на этот вопрос. Некоторые из индейцев оправятся от кори, а некоторые – нет; невозможно определить, какие из выживших умерли бы, не будь Энни. И в чем причина исцеления – в ее травах или в ее прикосновениях? Если, конечно, не выживут все. От этой мысли сердце у Рейфа бешено забилось, и он с трудом удержал себя в руках, чтобы паника не отразилась в его взгляде. Боже, если она умеет делать такое, чем ему оправдать то, что он завладел ею один? Нечто настолько необычное не следует скрывать от людей. Это было бы преступлением.

Его губы скривились в усмешке. Вот уж не такому человеку, как он, беспокоиться: преступно это или нет.

Утолив голод, девочка начала зевать. Рейф положил ее на одеяло и постарался сделать все, чтобы помочь Энни.

Кроме старухи, на ногах держались еще две женщины и один мужчина, но их трясла лихорадка и беспокоило вторжение к ним белых людей. Мужчина попытался было схватиться за оружие, однако успокоился, когда Энни тихо заговорила с ним и попыталась дать понять, что не делает ничего плохого, а лишь старается помочь. Энни рассказала об этом Рейфу, и он поклялся отныне не отходить бт нее ни на шаг: если бы воин апачей чувствовал себя немного лучше, он мог бы убить ее. Рейф был зол на самого себя за такую неосторожность.

Снова выползла из вигвама старуха. Она следила, как Рейф поддерживал одного из крупных мужчин, а Энни пыталась заставить его проглотить немного чая из коры. Воин вырывался, но Рейф без труда удерживал его. Старуха заговорила с воином, наверное, успокаивала – он затих и выпил чаю.

Старуха была худой и сгорбленной, лицо ее покрывали морщины, похожие на борозды в земле. Она изучающе смотрела на этих двух белых, внимательно наблюдая за большим человеком, и вспомнила, что даже великий Кочиз признавал, что не все белые люди плохие. По крайней мере, эти двое, кажется, хотели помочь: во всяком случае, женщина хотела помочь, а белый воин со свирепыми светлыми глазами разрешал ей так поступать. Старуха видела и раньше в своей долгой жизни, когда даже самый смелый и сильный воин становился странно беспомощным в присутствии какой-то одной женщины.

Белая женщина заинтересовала ее. У нее были странные светлые волосы, но глаза – черные, как у ее соплеменников. Она умела лечить, наверное, она была знахаркой. Собственный знахарь племени одним из первых пал жертвой пятнистой болезни.

Старуха шаркающими шагами подошла к ним. Она показала на себя пальцем и произнесла:

– Джакали, – что, как поняла Энни, означало ее имя, затем указала на котелок, который держала Энни. Энни протянула его старухе. Та понюхала чай, затем попробовала. Она отдала его обратно Энни и прибавила несколько слов, закивала и жестами дала им понять, что поможет ухаживать за своими соплеменниками.

Энни показала на себя, потом на Рейфа, называя имена. Старуха по очереди повторила каждое имя, твердо и четко выговаривая слоги, а Энни улыбнулась и кивнула, и ритуал представления посчитали законченным.

Она обрадовалась еще одной паре рук. Из всего племени только эта старуха и те двое мальчишек не заболели корью. Всех надо было накормить, и теперь, когда Энни напоила их чаем из ивовой коры, она принялась варить слабый бульон из запасов вяленого мяса, имевшихся у индейцев. Было бы проще сварить его в одном большом котле, но если в стойбище такой и имелся, то она его не обнаружила. Рейф развел огонь, и приготовление бульона Энни поручила Джакали, показав старухе, какой именно крепости он должен быть. Джакали знаками показала, что поняла.

– А что теперь? – спросил Рейф. Энни устало потерла лоб.

– Мне нужно приготовить сироп от кашля из шандры, чтобы облегчить воспаление в легких. Думаю, у некоторых уже развилась пневмония. Кроме того, больных надо обмыть прохладной водой, чтобы немного сбить температуру.

Рейф притянул ее к себе и держал так целую долгую минуту. Хорошо бы заставить ее отдохнуть, но он понимал, что сделать это будет невозможно. Он поцеловал ее в волосы.