Эпохи холст – багряной кистью - Александр Владимирович Плетнёв

знатного крена! В этот момент его накрыло! Как минимум два двенадцатидюймовых упали, слившись всплеском, закрыв крейсер почти по миделю!

Но в этот раз и ожидаемо сверкнуло, выпростав дымом, завихрив… для бронебойного очень уж даже эффектно, когда в клубящемся чаду, в разные стороны летели ошмётки, и что-то крупное продолговатое выписывало в воздухе сальто-мортале, белобрызгами обрушившись далеко в стороне!

Корабль продолжал движение – пена опавших всплесков уже бугрилась за его кормой.

А когда ветер, наконец, рассеял дым, предстала волнительная картина.

Двенадцатидюймовая тушка подловила крейсер на крене циркуляции. Но и без того на шестидесяти кабельтовых Ньютон загнул траекторию снаряда баллистикой, вогнав в карапасный скос под прямым, самым что ни на есть оптимальным углом![37] Этот боеприпас был из «новых», с чутким взрывателем – не «заметив» фальшборт, успев проткнуть верхнюю палубу, он детонировал при ударе о бронестык, продавив железо вниз обширным куском, зацепив сразу часть машинного и котельного отделения. Густое облако пара тому свидетельство!

Наверное, для пятитысячетонника двенадцать дюймов бронебойного это катастрофа… однако прихлопнутый крейсер оставался на ровном киле, без кренов и дифферентов, без особых следов пожара, лишь окутавшись испарениями, да покосившаяся задняя труба исходила дымом и…

Чёртова «собачка» даже сохранила ход. Думали-глядели, что инерцией, ан нет! Навскидку ковыляла инвалидом на пяти-семи узлах, своим «японо-собачьим» везением избежав следующих «подарков»!

– Добьём! – нарезал новые целевые указания старший артиллерист.

– Отставить! – В рубку ввалился Рожественский.

– Но как же?.. – взвыл Владимирский.

– Оставить! Того на пятки наступает с норда!

Доказательством в рубочной щели по правому борту колыхнуло падением очередного японского крупнокалиберного снаряда.

– Орудия правобортной группы товсь! – Тут же приказал артиллерийский офицер, смирившись. – Данные по цели! Живо!

Командующий нашёл взглядом Игнациуса, зыркнув в сторону флагманских:

– Ложимся в «кроссинг» и… следом приготовиться к левому повороту! На отходе машинному – «самый полный»!

Голосовые команды посыпались одна за другой. Носовая башня покатила вправо.

Владимирский, проорав в трубку указания применительно боеприпасов по броненосцам, дёрнул головой, с нескрываемым сожалением покосившись в сторону, где парил, дымил, но продолжал движение недобитый крейсер.

– Никуда, Петр Владимирович, ваша хромая «собачка» не денется, всё равно у нас на курсовых румбах – как на плахе! – успокоил его адмирал. – Коль сочтёте, что дотянемся средним калибром нестреляющего борта – извольте, бейте!

* * *

«Кассаги» как вильнул вправо, так и убегал в расчёте обогнуть место сражения большим размахом, забирая к юго-востоку, к востоку.

«Читосе», грязно кутаясь жжёным кардифом, лихорадя, попеременно, словно дёрганый калека – то опуская до трёх, то набирая до семи узлов, за своим флагманом не последовал.

Вероятность прорваться под защиту броненосцев мимо русских кораблей, командир подбитого крейсера оценил как убийственную и видел только одно направление: уходить от нависшего за кормой врага курсом от противного, как можно дальше по прямой.

Припозднившиеся с востока «Акицусима» и «Идзуми» легли на правый галс, прибрав обороты, заняв выжидающую позицию.

«Микаса» моргал повторяющимся сигналом «держаться на безопасной дистанции».

Они и держались. При всём желании прикрыть повреждённый крейсер они были не в состоянии.

И вообще в первое время между разбросанными японскими отрядами и отдельными кораблями царило непонимание.

Того из прорези боевой рубки лишь увидел, что в крейсер попали, что он продолжает движение, оценить его ходовые возможности по первому времени было невозможно. Да и всё внимание адмирала, нервно теребившего бинокль, было сосредоточено на вражеских броненосцах. Он катастрофически остро ощущал необходимость ускорить события, а тут время и вовсе ещё больше прибавило к своему скачу.

Дождевой фронт уже довлел над японской колонной…

«Скоро он доберётся до кораблей Рожественского, нависнув над всем полем сражения, и тогда в ливневых шквалах и переменчивой видимости бой получит ещё один непредсказуемый фактор».

– Прибавьте ход, – приказал Того.

– Доложили, что обстрелянный крейсер – «Читосе». Сигналит ратьером о потере хода, – известил Симамура, – Рожественский своим боевым курсом продолжает ему угрожать. Мы можем потерять корабль.

– Тем более – «ход полный»! – Того с несвойственной ему экспрессией, будто истый полководец (флотоводец), вытянул вперёд руку, в сторону «бликующих» на манёвре вражеских кораблей.

А русские рисовали уже известную курсовую геометрию – ложились в «кроссинг»!

Всё повторялось?

* * *

В этот раз чёткое выполнение отрядного маневрирования было нарушено.

Три корабля кильватером на перпендикуляре «привязывались» пристрелочными к «головному» «Микасе», а поймав целики, сотрясались залпами, сами продираясь через ответные шлепки накрытий!

– «Ослябя»!

– Что, чёрт возьми?

Корма впередиидущего медленно, почти неуловимо приближалась! Но с прогрессией!

«Ослябя» опять чадил пожаром, хотя думали: чему ж, чёрт возьми, там ещё?.. Всё, что могло там дать пищу для огня, уж давно должно было выгореть!

Впрочем, очаг оказался небольшим и быстро был забит струями воды.

Катая папиросу в пальцах, так и не закурив, Рожественский ловил в зауженной щели рубки стеньги мателота, ожидая флажного оповещения (что ж случилось?), впопыхах позабыв, что можно выйти в «голосовую» по УКВ.

Напомнили.

– Ваше высокопревосходительство! – Дежурный стоял у гарнитуры радиокоммутации.

Адмирал, в два шага приблизившись, выхватил у него трубку, желая лично задать вопросы:

– Что у вас там опять?.. – «Мать-перемать» почти сорвалась с языка.

На том конце «провода» оказался сам командир корабля.

Выслушав короткий доклад, Рожественский мрачно спросил:

– Сколько?

Услышал «четырнадцать» и… пауза! В трубке различались громкие окрики – команды, доклады «ослябовской» боевой рубки, Бэр переговаривался с машинным отделением через амбушюр… затем голос прорезался чётким:

– Четырнадцать не дам. Хорошо, если тринадцать, а так…

Зиновий Петрович психом бросил трубку, волком окинул прислушивающихся штабных:

– У Бэра опять что-то с машинами, – и уточнил с печальной справедливостью: – Не от вражеского огня. Загоняли мы «Ослябю» на переходе в дозорах! Посему… Настоящим – рассчитываем на двенадцать узлов, а значит, о преимуществах скоростного манёвра можно забыть. Командуйте «левый все вдруг», теперь нам придётся по возможности выкраивать каждый кабельтов на отбеге. Вот душу его мать пенькой с нахлёстом!

И дальше сугубо флотски-фольклорно!

Хлестнув разрозненным залпом, три броненосца валились в резкую циркуляцию.

Того, пользуясь как минимум трёхузловым преимуществом, смог бы в кратчайший срок сократить дистанцию, если бы не пытался прикрыть «Читосе» на угловом отсекающем курсе.

– Бросился как бешеный! – воскликнул Игнациус. Казалось, каперангу всё нипочём – ха! Любимую «собачку» обидели!

Японцы били беглым, введя в дело бортовой средний калибр – курсовой угол это позволял. Броненосные крейсера отпочковались отдельным отрядом, тоже беспрестанно паля. Море плясало всплесками, и просто удивительно было, что в этой вакханалии не случилось ни одного попадания. Как с одной, так, похоже, и с другой стороны.

Хотя некая (занесённая