Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что, выводило?
— Конечно, вон, живая-толстая, живу-поживаю? Так по-русски правильно я говорю? Да не плачь ты, мы свое отплакали. Видишь, вон свиделись, как это ты говорила: осталась за железным занавесом. Выбралась из-под него, слава богу. Эх, тесно жили, я на полу спала под столом, а ты на сундуке… А помнишь, за яйцами стояли, у меня чулок отстегнулся… как переживали из-за ерунды. А танцевали как? Под «Риголетто»? Нее, это под «Паяца», Леонкавалло, «смейся, паяц, над разбитой душою»… уж посмеялись…
Как тут жили? Да так и жили каждый день. Я быстро устроилась, квартиру купила. Дочка росла умненькая, мне награда. Тут мне только вдовцы светили, тогда строго смотрели, отсталая страна: одиночка с ребенком. Я не захотела. Тут все знаешь чего боятся? «Комплекс Вуди Аллена» называется. Подрастет чужая дочка, отчим-старик свататься будет. Даже в газетах пишут…
Да он еще в Ташкенте ни гроша не давал алиментов, а тут… Как-то ему дочка написала, просто так, познакомиться. Была у нее внутри обида, что бросил ее, что знать не хотел. А он обратно пишет: хочу на островах отдохнуть, сделай мне гостиницу… ну и послали его по матери… прости уж, что так говорю.
И ты говоришь по матери? А твоя бабушка не разрешала нам, помнишь? Помнишь, мы в подвале на стене написали «х*й»? Где все равно никто не видит… смелые, героини прям, дурочки… а ржали-то как. И это слово, ну как его, тихо, папа подходит…
Давай посидим, колени болят… Папу побили. Коммунистов вообще били, понаехали разбойники, говорят. А сами-то? И сами фашисты…
Эх, если бы не папин инсульт, поехали бы с тобой на острова, как я люблю острова, уже три года не езжу никуда…
Нее, и не хожу никуда, вот оперные диски накупила, поставлю и кроссворды решаю, от этого и язык хорошо знаю. Да все равно нас ненавидят, особенно из-за грузинов, приехали они в девяностых. Кто грек оттуда, а кто и документы купил. Сидят в кепках, золотом торгуют, водку пьют на бульварах, сорят и матерятся… позор один. Ни языка не знают, ни обычаев.
Мама тебя помнила, стариков твоих, всех соседей, до самой смерти…
И Яна умерла, и Франга, и Костис из вашего класса тоже.
Как шили из занавесок, помнишь? А как на стадионе вечером на луну смотрели, а по ней американцы ходили? А как помаду воровали у моей мамы? И у тети Оли, соседки, тоже царствие ей небесное…
Дочка все больше с мужниными родителями, там образованные, с деньгами, помогают. Мне стыдно, у меня и помочь денег нет, и работаю я, и папа совсем плох, свекровь бегает с внуками на английский, на плавание… Вот дочка диссертацию защитит в декабре… Муж ей хороший попался, семьянин, детей любит, меня лечит.
Ну как мы прожили? Умрем теперь спокойно, а? Дети в порядке, сами справятся…
* * *Телефонный монолог взрослой Берты по поводу визита взрослой Лильки, ныне религиозной дамы Шуламит.
— Ну мы, конечно, убрались в доме, котяру со стола шуганули, ага. Входит — вся в чулках, жакетке черной какой-то, нищенка с базара. В августе! В Тель-Авиве! Она в чулках, а в Ташкенте в одних трусах бегала.
С Яшкой обниматься не хочет — нельзя ей теперь с чужими мужиками. Это он-то чужой мужик? А Яшка при своей солдатской бабе обнищал манерой, как ляпнет: а у тебя под париком голова лысая или как? Ну что ты будешь делать, руку отобьешь на нем!
Ну чего Лилька? Довольная вроде. Но есть не стала. Вот, говорит, у тебя некошерно, у меня своя посудка и свое печеньице пожую. Ага, как бабушкины пирожки лопать — так первая была, а теперь ни-ни.
Да я думаю, что она вдовая с государства больше имела, чем со своего нищеброда. Он пятнадцать лет в ешиве обучается! Ага, пятнадцать лет! А что ему Бог своих детей кормить не велел, что ли? Она с работы не вылезает, а он учится. Закон Божий он учит! Сволочь.
Ну я понимаю же, горе было, когда первый ее умер, помним его, красавца, сами вздыхали.
Она, наверно, специально такого выбрала на после, чтоб легче горевать было. Ну чахоточный какой-то, жидкая бороденка, в шмотках черных, из-под штанов нитки висят. Ну ворона и есть. Стыдно смотреть на фотку, прости господи.
Мальчата ее младшие, ага, тоже в пейсиках.
В общем, даже Яшка заткнулся наконец, сидим-молчим, как мертвые.
Ну что потом?
Ну винца выпили, отошла она немного, ага, даже моего пирожка откусила…
Ну то-се, тот умер, этот спился, того парализовало, этот жив еще, там внуки пошли…
Лариска, ну чо ты ревешь там? Радуйся, она в рай попадет, правильная такая. И мы рядышком пролезем, ага.
Примечания
1
Лингва-франка — язык, служащий средством для межэтнического общения.
2
Рудольф Керер — пианист, в те годы жил в Ташкенте.
3
Берта сразу, а я со второго раза. Первый муж у меня пьяница случился.
4
Махалля — традиционный узбекский квартал.
5
Собирайтесь в кучу.
6
Коммунистическое кладбище в Ташкенте — там хоронили без религиозных обрядов.
7
Шмендрик — придурок, неуклюжий (идиш).
8
На хлопке — студентов посылали собирать хлопок, как в России на картошку.
9
Бабай — русские дети в Ташкенте так называли узбекских стариков, обычно страшилочно: придет бабай, заберет, если будешь плеваться…
10
Ака — обращение к старшему мужчине (узбекский).
11
Апа — обращение к старшей женщине (узбекский).
12
Чесеирка — ЧСР — член семьи расстрелянного.
13
Арык — канава для полива. Два раза в день где-то приоткрывали заветную заглушку, и в арык поступала вода, тогда мы на морские бои переходили.
14
Цыбик — упаковка чая в те времена — кубик из фольги.
15
Есоймес — сиротки, девочки без отца (идиш).
16
Мейделе — девочка (идиш).
17
Шайсики — негодяйчики, от слова «шайсе» — дерьмо, несчастье и тому подобное (идиш).
18
Менш — настоящий мужчина (идиш).
19
Сначала шойхет, потом флейшик, паскудняшке лейбн — сначала рубщик мяса, потом сам мясо, мерзкая жизнь (идиш).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Сталин. Вспоминаем вместе - Николай Стариков - Биографии и Мемуары
- Лидер «Ташкент» - Василий Ерошенко - Биографии и Мемуары
- Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953 - Джеффри Робертс - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- "Берия. С Атомной бомбой мы живем!" Секретній дневник 1945-1953 гг. - Лаврентий Берия - Биографии и Мемуары
- Георгий Юматов - Наталья Тендора - Биографии и Мемуары
- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Роковые годы - Борис Никитин - Биографии и Мемуары
- Сталин. Портрет на фоне войны - Константин Залесский - Биографии и Мемуары