Девушки без имени - Бурдик Серена

Все закончилось быстро. Он отвалился в сторону так же резко, как бросился на меня. Я доползла до ближайшего дерева, вспомнив, как мама ползла к могиле своего ребенка. Цепляясь за ствол, я натянула панталоны и одернула юбку. Я чувствовала себя больной, слабой и грязной. Было слышно, как он с тихим щелчком застегнул пряжку ремня. Что-то липкое стекало по бедру, и мне хотелось оторвать от панталон кусок и вытереться начисто. А потом пришли слезы — еще одна слабость. Эдна была права, оставив меня. Я представила, как она добирается до двери безопасного дома, как ее приглашают зайти. Ей дадут еду и позволят выкупаться. Может быть, на краю ванны будет сидеть горничная, которая потрет ей спину мочалкой. Она поможет выбраться из ванны, завернет нетронутое тело Эдны в мягкое полотенце и отведет ее в теплую постель, навевающую приятные сны.

26

Жанна

Жорж устроил мои дела, потому что я не могла распоряжаться собственными деньгами, да если бы и могла, не знала бы, что с ними делать. Перед отъездом в Лондон он снял мне квартиру и открыл в банке счет на мое имя. Эмори я ничего не сказала.

Несмотря на то что брат все продумал, я не могла заставить себя уйти прямо сейчас. Каждый предмет и каждая комната хранили воспоминания о моих детях. Сложнее всего было оставить спальню Эффи, поскольку отсутствие Луэллы уже казалось вполне естественным следствием ее отъезда. Она выросла и уехала из своей комнаты. А вот призрак Эффи еще оставался.

Я последовала совету Луэллы и навестила дома для падших девушек, хотя не представляла, как Эффи могла бы попасть в один из них. В Инвуд-хаусе меня не пустили на порог. На массивное крыльцо вышла угрюмая монахиня. Она наклонила голову и сообщила, что они принимают только женщин старше восемнадцати, а потом захлопнула дверь. В Доме милосердия меня, по крайней мере, пустили внутрь. Я ждала там целую вечность, прежде чем ко мне, не спеша, подошла огромная монахиня.

— Прошу прощения, — улыбнулась она. Ее синие глаза напомнили мне об Эмори. Девицы только что отправились в часовню на утреннюю молитву. Чем я могу вам помочь?

Я коротко рассказала историю своей пропавшей дочери, добавив:

— Не представляю, как она могла бы сюда попасть, если только вследствие какой-то ужасной ошибки…

— Нет, — монахиня сладко улыбнулась, — под нашей опекой нет никого по имени Эффи Тилдон. А кроме того, — она положила руку мне на рукав, как будто я была ребенком, — мы не совершаем ошибок, моя дорогая. Никто не попадает сюда по своей воле. Необходим приговор суда или решение законного опекуна. — Голос ее упал до шепота. — Наши девицы — не невинные создания вроде вашей крошки. Все они сбились с пути так или иначе. Я уверена, здесь мало девиц из хороших семей. Мы бы заметили таких. Простите, но мы ничем не можем вам помочь.

Я слышала отдаленный гул девичьих голосов.

— Спасибо вам, — сказала я, когда она указала мне на дверь.

Я осторожно спустилась по ступенькам и по обледеневшей дорожке подошла к воротам, где крупный бородатый мужчина возился с массивным замком. Чувствовать себя за такими воротами было неприятно, и я обрадовалась, оказавшись по другую их сторону.

Прохладным апрельским днем, когда на улицах вовсю таял снег, я попрощалась с комнатой Эффи и велела Марго и Неале упаковать мою одежду и туалетные принадлежности и отослать их на 26-ю улицу. Два месяца я тайно носила ключ в кармане. Я хотела устроить сцену, сообщить Эмори, что ухожу, обвинить его в том, что он завел любовницу, и наконец спросить, как он мог так поступить с нами. Но я не сделала этого. Я слишком устала, да и смысла не было. Насколько я понимала, мой брак изжил себя, и мне хотелось начать думать о своей жизни, а не о муже.

Когда Эмори пришел домой из конторы, меня уже не было.

Квартирка моя оказалась маленькой, но уютной и хорошо обставленной. В первый вечер я сняла перчатки и убрала их в сумочку, а потом съела ужин за столиком у окна. Ощущение прохладного металла в голых пальцах немного пугало, но я навсегда связала его с чувством независимости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Эмори удалось выяснить у Неалы, куда я делась, и он явился требовать моего возвращения. Но его гнев растворился к тому моменту, как он вошел ко мне. Ни у одного из нас не осталось сил на ссоры. Даже его признание относительно Инес вышло вялым. Он рассказал, что был в нее влюблен, но после исчезновения Эффи утратил всякие желания.

Присутствие Эмори в месте, которое принадлежало только мне, казалось странным. Я чувствовала себя удивительно спокойно. Я в любой момент могла его выгнать. Эта перемена поразила и Эмори тоже. Он стоял посреди ковра, вертел в руках шляпу и умоляюще смотрел на меня.

— Почему все вышло так плохо? — спросил он, будто действительно хотел услышать ответ.

Я сказала ему то же, что и Луэлле: что ему не в чем себя винить. Это было очень великодушно с моей стороны.

— Мы измотали себя, пытаясь найти то звено в цепи событий, которое привело к исчезновению Эффи. Винить можно любое из этих звеньев. Нет смысла выбирать одно.

— А как же те звенья, которые объединяют нас? — Отчаяние в его голосе меня удивило. На мгновение я чуть не сдалась, но я понимала, что дело не во мне. Он просто не хотел терять то, что должно было находиться в его власти.

— Слишком много всего. Не хочешь чаю?

— А кофе у тебя есть?

— Да.

Я прошла на кухню, зажгла плиту и поставила на огонь кофейник, в котором чуть раньше сварила кофе. Забавно было думать, что до этого я никогда не варила себе кофе, но прошел всего день — и я легко с этим справилась. Марго пыталась приготовить кофе за меня, но я настояла:

— Какое-то время мы будем только вдвоем. Ты не сможешь делать вообще все.

Я собиралась нанять кухарку, хотя бы на половину дня, но пока меня вполне устраивали рестораны и самостоятельно сваренный кофе.

Когда я вернулась с двумя дымящимися чашками, Эмори сидел за маленьким столиком и смотрел в окно.

— Отсюда красивый вид.

— Да. — Я поставила чашки. — Два кусочка сахара и немного сливок.

— Спасибо. — Эмори сделал глоток. — Мать сойдет с ума из-за нашего расставания.

Я села напротив и обхватила чашку ладонями, чтобы согреть их.

— Да.

— Это ведь временно? Мы скажем ей, что временно. Когда вернется Луэлла или Эффи, ты тоже вернешься. — Это был не вопрос, а утверждение. Эмори посмотрел на мои голые руки. — Ты же знаешь, что я никогда не просил тебя носить перчатки?

— И не просил не носить.

Он посмотрел в чашку, будто обдумывая это, допил кофе и встал. Обошел столик и встал так близко, что я почувствовала запах кедрового дерева и помады для волос. Протянув руку, он поднял меня на ноги и наклонился, чтобы поцеловать.

— Эмори, — я отступила на шаг, — уже слишком поздно.

Он не отпускал меня. Впервые за много лет я почувствовала его руки на своих. На мгновение я готова была принять все, что он предложит. Но это сразу исчезло, как только я посмотрела на него: волосы тщательно уложены надо лбом, запонки застегнуты, рубашка отглажена. Он не выбежал из дома в панике из-за моего исчезновения.

Я вытащила руки из его ладоней:

— Наверное, тебе пора.

— Мы скажем, что тебе нужно какое-то время. — Ом сунул руки в карманы. — Люди поймут… после всего, что случилось.

— Говори кому угодно и что угодно.

Я проводила его к двери, закрыла ее за ним и прижалась лбом к прохладному дереву. Где-то в глубине души мне хотелось побежать за Эмори — какая-то часть меня всегда была на это готова. Так же, как другая часть меня никогда не бросила бы поиски Эффи. Я уже стала чем-то большим, но эти части все еще жили во мне.

27

Эффи

На ферме мы вставали в четыре утра, одевались в темноте, съедали завтрак при свете лампы и отправлялись на работу, которая менялась каждую неделю. В первую неделю я таскала воду от насоса до кухни. При каждом шаге вода выплескивалась из ведра и заливала мне туфли. Я выгребала из печи головешки, и руки у меня стали черными от золы, терла полы, собирала яйца, кормила скот, вычищала навоз из стойл, приносила сено, которое забивалось мне в волосы и под платье. По вечерам я падала на жесткий тюфяк, руки и ноги нестерпимо болели, и все тело чесалось от соломинок, коловшихся сквозь одежду.