Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуждение Каменного Бога - Филип Фармер

По одну сторону, параллельно молодым воинам, шла дюжина вагарондитов. Они тоже несли оружие, но выглядели чересчур мрачно, особенно для людей, которым следовало бы быть бесконечно счастливыми. Поющему Медведю так и не удалось уверить их, что их собственный народ не станет презирать их за то, что они позволили захватить себя в плен. Вначале пленные протестовали. Они говорили, что их не Допустят на Счастливое Поле Боя (так понял Улисс их загадочные слова).

Улисс объяснил, что у них нет выбора. Более того, теперь все переменилось. И он, Каменный Бог, заверяет, что они попадут на Счастливое Поле Боя после смерти — если, конечно, не будут продолжать глупо упрямиться в своем ослушании. Они замолчали, эмоционально так и не приняв новый порядок вещей.

Процессия быстро двигалась через покатые холмы по тропинке, которую многие поколения использовали для войны и охоты. Вдоль нее стояло много вечнозеленых деревьев, берез и дубов, но не настолько много, чтобы образовать лес. Пролетали птицы: голуби, вороны, воробьи, синицы, изумрудно-медные дятлы. Там и сям попадались на глаза рыжие или черные, как соболь, белки-летяги. Промелькнула серая лиса. Из-за древесного ствола футах в пятидесяти от земли выглянула головка ласкообразного создания с яркими глазками. По упавшему дереву промчалась рыжая крыса, и на вершине холма, в пятидесяти ярдах справа, села и уставилась на них бурая громадина. Этот медведь был подлинным вегетарианцем и никому не доставлял неприятностей, лишь бы его не трогали. Он поедал кукурузу, грабил их сады, когда они оставались неохраняемыми, но отогнать его труда не составляло.

Улисс впивал глазами холодное голубое небо, а легкими — холодный свежий воздух. Громадные величественные деревья, настоящая птичья и звериная жизнь, повсюду зелень — и никакого тебе загрязнения воздуха, ощущение полного простора — все это делало его сейчас счастливым. Он мог бы забыть боль от того, что был единственным человеком на Земле. Он мог забыть... И тут он остановился. За его спиной знаменосец тут же выкрикнул приказ, барабанщик и флейтист замолкли, стихло бормотание воинов.

Ему чего-то недоставало. Чего?

Нет, не чего-то. Кого-то.

Он повернулся к Аифире:

— Авина, твоя дочь — где она?

На лице Аифиры не дрогнул ни один мускул.

— Да, господин? — проговорил он.

— Я хочу, чтобы Авина шла со мной. Она — мой голос и мои глаза. Я нуждаюсь в ней.

— Я велел ей остаться, мой Повелитель, потому что самок не берут в другие деревни, когда замышляется что-нибудь важное, будь то война или мирный договор.

— Пора привыкнуть к переменам, — сказал Улисс. — Пусть за ней кого-нибудь пошлют. Мы подождем.

Аифира косо посмотрел на него, но повиновался. Иисама, самый быстроногий из воинов, помчался в деревню, находящуюся в миле от отряда. Через некоторое время он прибежал обратно. Авина следовала за ним. На ней была четырехугольная шапочка с тремя перьями и тройное ожерелье массивных зеленых бус вокруг шеи. Она бежала, как бегают обычно женщины, и когда в сотне ярдов от отряда перешла на быстрый шаг, засеменила так же, как семенит обыкновенная женщина. Сквозь мех на ее черных ушах, мордочке, хвосте, длинных руках и ногах просвечивала на солнце светло-розовая кожа, а сам мех сверкал белизной, как снег под ярким весенним солнцем. Ее большие темно-синие глаза смотрели только на него, и она улыбалась, показывая редкие острые зубки.

Подбежав к нему, она упала на колени и поцеловала его руку.

— Мой Повелитель, я плакала, потому что ты покинул меня.

— Твои слезы высохли достаточно быстро, — сказал он. Хотелось бы верить, что она действительно плакала, но нельзя было сказать наверняка — возможно, она преувеличивала или просто говорила то, что ему было бы приятно услышать. Эти благородные дикари умели лгать ничуть не хуже людей цивилизованных. Да и следует ли ему желать, чтобы она привязалась к нему? Такая дружба могла привести и к более интимным отношениям, последствия которых он мог себе представить. Эти мысленные картины притягивали и отталкивали его одновременно.

Довольно долго она молча шла по правую руку от него. Потом она, запинаясь, начала что-то объяснять и через некоторое время уже щебетала так же мило и интересно, как раньше. Он почувствовал себя совершенно счастливым, ощущение потери растворилось в потоках чистого воздуха и яркого солнечного света.

Они маршировали весь день, останавливаясь то тут, то там, чтобы поесть и отдохнуть. Здесь было вдоволь маленьких ручейков и речек, чтобы сполна обеспечить их водой. Хотя вуфеа и произошли, по всей вероятности, от кошек, они купались при первой возможности. К тому же они вылизывались, как настоящие кошки. Они были довольно чистоплотным народом — во всяком случае что касается их тел. Зато они испытывали полнейшее безразличие к клопам, тараканам, мухам и прочим насекомым в деревне. И хотя они зарывали свои отбросы, но совершенно не заботились об уборке за собаками, свиньями и другими животными, которых держали ради забавы или пищи.

Поздним вечером Улисс, разгоряченный, вспотевший и усталый, решил расположиться на привал у ручья. Вода казалась обжигающе-холодной и была такой чистой, что можно было различить плавающую у дна рыбу на глубине двенадцати футов. Он лежал на упавшем дереве, нависавшем над ручьем, и смотрел на рыб. Потом сбросил одежду и пошел поплавать, в то время как вуфеа и вагарондиты внимательно наблюдали за ним (как всегда и поступали, когда он был раздет). Он подивился: неужели их втайне не отталкивает его тело, совершенно не прикрытое мехом, и прихотливое расположение волос? Наверное, нет. Вряд ли они могли ожидать, что он будет похож на них — он ведь бог, в конце-то концов.

Когда он вышел из воды, все остальные, за исключением стоящих на посту воинов и Авины, искупались. Авина вытерла его куском шерсти, а потом испросила разрешения присоединиться к остальным. Когда же все вышли на берег, он снова посмотрел с бревна на воду. Рыбки уплыли. Он нашел их в сотне ярдов вверх по течению. Потом соорудил телескопическое удилище с леской, сделанной из кишок, и костяным крючком и наживил червяка, которого специально для него нашла Авина. Это оказалось толстотелое создание длиной с его руку, с красной кровью и четырьмя громадными ложными глазами, состоящими из трех концентрических кругов: белого, голубого и зеленого.

Он забрасывал удочку двенадцать раз, но безрезультатно. На тринадцатый рыба клюнула. Он подсек ее и принялся вываживать прямо за леску, иначе она могла оторваться от удилища. Рыба была только десяти дюймов длиной, но очень сильной и боролась отчаянно. Он вываживал ее не меньше двадцати минут. Когда же он вытащил рыбку на берег и разглядел серебристое тело с алыми и зелеными пятнами, выпученными желтыми глазами и короткими хрящевидными усами, он почувствовал неизмеримое счастье. Если верить Авине, которая унесла рыбу, чтобы ее приготовили, иипавафа была просто восхитительна на вкус. Такой она и оказалась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});