Кисло-сладкое - Татьяна Грачева

он умел разговаривать на особом языке, принимал её такой, какая она есть, а тем, что Соню в ней бесило, восхищался.

Когда строители сняли подоконник и принялись валить кирпичи, вскрылась глубокая ниша. В ней обнаружилась стопка перевязанных старых тетрадей и зеленая малахитовая шкатулка, наполненная диковинными предметами, явно не драгоценного происхождения. Камушки, стёклышки, огрызок карандаша, кольцо из проволоки, сломанные часы и куча других мелочей, напоминающих забытый мусор. Соня поддела ветхую ленту, стягивающую стопку тетрадей, но развязать не успела, вошла Вера Андреевна и недовольно нахмурилась:

– Не трогай. Это дневники маман. Отнесу их на чердак. Устроили тут строительную площадку. Если бы она была жива, прокляла бы каждого и побила по темечку костяной тростью.

Соня проводила маму задумчивым взглядом. Дневники ее заинтриговали. Бабушка до сих пор оставалась для нее загадочной, словно персонаж какой-то древней саги или оригинальной сказки братьев Гримм. В дневниках наверняка много интересного, а еще есть ответы на вопросы, в том числе на самый главный: что же случилось с дедушкой? Правда ли бабушка его убила?

Флигель засиял свежей побелкой и новыми окнами, но фамильное пятно на потолке ремонт не затронул, пришлось смириться, что оно часть декора. Кирилл купил массажный стол, полочку для масел и разные массажные приспособления. Соня обновила тюль и ковровое покрытие. Ей не терпелось начать работать, пальцы зудели от долгого бездействия.

Осталось решить, как быть с Тимуром. После переезда Кирилл не закрыл анапские «шаурмячные», их работа была налажена и приносила хороший доход. Первое время он постоянно мотался из города в город, контролировал ответственность и чистоплотность поваров, не доверял посторонним свой нежно выпестованный бизнес. Когда он открыл первую закусочную в Краснодаре, немного успокоился, увлекся обустройством нового помещения, но все равно пару раз в неделю срывался в Анапу.

Постоянно болеющий Тимур не ходил в детский сад, Кирилл не мог его брать с собой, а Вера Андреевна порой забывала, что у нее вообще есть внук, все так же утраивала небольшие катастрофы в виде трижды сгоревшего чайника или открытых настежь окон.

Ситуацию спас конструктор. Если клиенты были не против, Соня позволяла Тимуру скрипеть отверткой в пределах флигеля, пока она делала массаж. Если же видела, что ребенок, пусть даже такой тихий, напрягает, усаживала его за дверью на теплый коврик и вручала все тот же спасительный конструктор. Тимур им занимался часами, тихонько сопел, скручивая холодные металлические детали и изучая инструкцию. От нее отступал крайне редко, любил, чтобы всё было по правилам.

Первое время желающих отдаться в умелые и целительные руки Сони было немного. Но постепенно их становилось все больше. Приходили родственники клиентов, друзья, дальние знакомые. Некоторым Соня отказывала. Больше четырех сеансов за день не проводила, слишком тяжело ей давалась работа. Но самой сложной оказалась не физическая усталость, а эмоциональная. Соня заметила, что цветные узоры с кожи клиентов пыльцой оседают на ее пальцах. Недолго и неярко, но их эмоции держались на ней, заражали ее и влияли на настроение.

Кирилл тоже заметил нервозность Сони, а порой беспричинную злость. О своих способностях она ему не рассказывала, поэтому ограничивалась банальным объяснением: все в порядке, я просто устала. Гораздо позже Соня научилась защищаться от чужих эмоций и делиться своими. С тех пор клиенты стали уходить от нее с малахитовыми разводами на теле, удовлетворенные и отдохнувшие, будто посетили курорт, скинули пару лет и наконец выспались. Изумрудные отпечатки оставляли любящие руки, подтверждая мнение, что прикосновения родного человека обладают лечебными свойствами, как оказалось, Соня умела управлять этим цветом.

Открывшийся на дому кабинет массажа устраивал всех, кроме Ирины Константиновны – жены Феодосия Аристарховича. С Соней она здоровалась молчаливым и сдержанным кивком, предпочитая скандалить с бабушкой, а когда той не стало – с Верой Андреевной.

Однажды Соня застала некрасивую сцену.

Ирина Константиновна стояла у забора, судя по всему, на каком-то возвышении, и звонко верещала. Их участки разграничивал сплошной высокий частокол. Когда-то бабушка назвала это ограждение загоном для крупнорогатого скота, имея в виду именно соседку.

– Совсем стыд потеряли? Из дома притон устроили, шастают мужики к твоей дочке средь бела дня. Не скрываются. И муж небось не знает.

Вера Андреевна собирала в корзину яблоки, делала вид, что назойливой соседки не существует, но, когда та затронула Соню, не смолчала.

– Она массажистка. Это её клиенты.

– Клиенты? Так я и говорю – клиенты. Флигель этот мерзкий – сущий вертеп. Мать твоя бесстыжая мужчин туда водила, все моего Фесю обрабатывала, теперь ты, гулящая, за него взялась. Что вам, Колоницким, неймется все? Своих мужиков мало, на чужих заглядываетесь? Только увижу мужа у вас в доме, приду и космы тебе выдергаю.

– Да нужен мне твой Феся. Он мне в отцы годится.

– Вот именно! – напомнила Ирина Сергеевна. – Совести нет и стыда нет. Оставь его в покое.

Вера Андреевна поставила корзину на землю, вскинула подбородок, совсем как покойная Ольга Станиславовна.

– Ты склочная, мерзкая баба. Неудивительно, что Феся твой гуляет. Тут неважно с кем, главное – от тебя. Вот об этом и думай. А когда придет ко мне чай пить, я его пущу. Поняла?

– Ах ты ж, коза такая! – макушка соседки исчезла за забором, видимо, теперь ее стоило ждать у калитки. Вера Андреевна кинулась к воротам, закрыла их на замок, как раз в тот момент, когда с обратной стороны раздался крик:

– Открывай! Я с тобой сейчас не так поговорю, подлая ты и бесстыжая тварь! Все вы такие Колоницкие, и мать твоя такая, и дочь! Неудивительно, что в восемнадцать обрюхатилась, видала я, как к ней в окно мужик ночью лазал. А Кирилл-то знает, что дочка не от него нагуляна?

Вера Андреевна оглянулась, увидела застывшую на крыльце Соню и пожала плечами:

– Умалишенная она. Всю жизнь Феодосия Аристарховича к маман ревновала, теперь вот меня ревнует, потом тебя будет донимать.

Соня промолчала, в принципе, гнев соседки она понимала. Феодосий Аристархович частенько навещал бабушку, они читали стихи в гостиной, вместе музицировали на рояле. У них было много общего: оба, будто выброшенные из девятнадцатого века, нездешние, аристократичные и высокомерные. Они даже препирались друг с другом едко и утонченно, словно не ссорились, а вели словесную дуэль. Ирина Сергеевна являла собой полную противоположность бабушке и самому Феодосию Аристарховичу. Почему он женился на ней, никто не знал, для всех это осталось интригующей тайной, для него же – непростительной ошибкой.

Кабинет во флигеле просуществовал почти год, Соня окончила медицинское училище и нашла новое место работы, там и обреталась