Тайна смерти Петра III - Ольга Елисеева

Зная, что и с чьих слов говорят, Екатерина не могла не пенять подруге. А та, в свою очередь, была убеждена, что на нее гневаются за «усердие в делах» и известность «в чужих краях, где повсюду ей приписывали честь заговора». Письмо Ивана Шувалова к Вольтеру с заявлением, будто «женщина девятнадцати лет сменила в этой империи власть», особенно встревожило государыню. Зачем бывшему фавориту понадобилось подставлять себя под удар? Ведь Екатерина и так относилась к нему с неприязнью. После переворота положение Шувалова стало еще более шатким. Он состоял с Дашковой в отдаленном родстве и искал покровительства той, кого называли восходящей звездой. Однако, плохо зная отношения в екатерининском кругу, Иван Иванович обманулся. Похвалы Дашковой еще больше восстановили императрицу против него.

Сама же княгиня в нерасположении подруги винила выскочку-фаворита. Из мелких стычек с ним в Петергофе и сразу по возвращении в город она сделала вывод: «Орлов мне враг»540. «Немилость к Дашковой обнаружилась во дни блистательной славы, которую воздавали ей из приличия», – заметил Рюльер. Возвращение доверия подруги, веса в делах, роли на придворной сцене Екатерина Романовна связывала с победой над Орловым.

Так, братья-заговорщики буквально в считанные дни стали для лиц из вельможного окружения бревном в глазу. Свои резоны противостоять им имелись у Панина. Он не просто защищал права воспитанника. Его идея состояла в том, чтобы ограничить власть юного монарха при вступлении на престол. Для этого создавался Совет с законодательными функциями. Пока Екатерина соглашалась быть регентом, цель казалась достижимой. Но при взрослом самодержце, с первых шагов показавшем свою самостоятельность, дело обстояло иначе. Влиять на Екатерину до тех пор, пока она опиралась на Орловых, а через них на гвардию, было сложно.

Однако схема придворных отношений вовсе не так проста. Наша героиня в течение всего царствования показала себя мастером создания противовесов. Она никогда не отдавалась полностью в руки какой-то одной силы. Напротив, предпочитала внешне находиться над схваткой, чтобы использовать талантливых сотрудников из всех лагерей. В лице нового фаворита, с первого дня получившего высокий статус и официальные знаки признательности государыни, Екатерина дала вельможной группировки мощный противовес. Но и Орловы не могли быть ее единственной опорой. Императрица не отнимала у Панина надежды продвинуть его проект.

Если вчитаться в текст этого документа, то станет ясно, что самую желчную критику Никиты Ивановича вызывала система фаворитизма. Сказались и его личная неприязнь к Ивану Шувалову, и прошлые унижения. Фавориты – «прихотливые и припадочные люди», как именовал их Панин – вмешивались в работу государственного механизма и вершили дела по своему произволу. В качестве примера вельможа избрал «эпоху Елизаветы Петровны». «Временщики и куртизаны», писал автор, создали собой «интервал между государя и правительства», не считая себя «подверженными суду и ответу перед публикою». «Государь был отделен от правительства. Прихотливые и припадочные люди пользовались Кабинетом… и хватали отовсюду в него дела на бесконечную нерешимость… В наследство и дележ партикулярных людей без законов и причин мешались; домы их печатали; у одного отнимали, другому отдавали… Все наиважнейшие должности и службы претворены были в ранги и в награждения любимцев и угодников; везде фавёр… Не было выбору способности и достоинству… Внутреннее государства состояние насильствовано и жертвовано для внешних политических дел, чем, наконец… завелася война… Лихоимство, расхищение, роскошь, мотовство и распутство в имениях и в сердцах». По полемическому закалу проект Панина не уступает знаменитому памфлету князя Щербатова.

«Отлучили государя от всех дел… Фаворит остался душою, животворящею или умерщвляющею государство; он, ветром и непостоянством погружен, не трудясь тут, производил одни свои прихоти… исполнял существенную ролю первого министра, был правителем самих министров, избирал и сочинял дела по самохотению, заставлял министров оные подписывать, употребляя к тому… имя государево». Такого положения следовало избегать впредь. Ныне на смену хищной клике Шуваловых пришли Орловы. Этого умный вельможа не писал, но Екатерина не могла не понять, в кого он целит.

В качестве средства, которое оградит государственный аппарат от повторения елизаветинского горького опыта, Никита Иванович предлагал Совет с законодательными функциями. При этом ловко выставлял новый орган защитником власти монарха перед ее похитителями – фаворитами. «Спасительно нашему претерпевшему отечеству… намерение вашего величества, чтобы Богом и народом врученное вам право самодержавства употребить с полной властью к основанию… формы и порядка». «В сем проекте установляемое формою государственною верховное место… законодания, из которого, яко от единого государя и из единого места, истекать будет собственное монаршее изволение, оградит самодержавную власть от скрытых иногда похитителей оной».

Впрочем, Никита Иванович предупреждал, что его идея понравится далеко не всем. «Есть, как вам известно, между нами такие особы, которым для… особливых видов и резонов противно такое новое распоряжение в правительстве». Поэтому создание Совета требовало от императрицы «попечения и целомудренной твердости»541. Иными словами, Екатерине должна была набраться решимости, отвергнуть притязания Орлова и своими руками лишить себя власти.

Для того чтобы умная, волевая императрица, едва получив корону, совершила подобный шаг, требовались экстраординарные обстоятельства.

Глава 9. ЦАРЕУБИЙСТВО

Мы подробно остановились на внешне– и внутриполитической ситуации после переворота именно потому, что обычно драму в Ропше рассматривают вне контекста сопутствовавших ей событий. Благодаря этому рвутся нити, связывавшие гибель Петра III с конкретной обстановкой, замыкая исследователей в узком ропшинском мирке.

«ВЕЛИКОДУШНЫЕ НАМЕРЕНИЯ»

29 июня в Петергофе Панин лично отобрал «батальон в триста человек» для охраны свергнутого императора, «чтобы отвратить пьяных и усталых солдат от возможности покушения». Раздавленный, измученный Петр чуть не на коленях просил Никиту Ивановича разрешить Елизавете Воронцовой остаться с ним. Ассебург писал: «Панин… обещал ему принести ответ Екатерины, но послал ответ через другое лицо. Ответ последовал отрицательный»542.

«Романовну» посадили в дормез с закрытыми окнами и отправили сначала в столицу в дом ее отца, а затем в Москву, дав приказание жить тихо, не обращая на себя внимание. Когда Воронцова вышла замуж, ей разрешили вернуться в Петербург. Наказание более чем мягкое. Однако на дело можно посмотреть и с точки зрения побежденных. Несчастная пара вызывала жалость. Почему фаворитке не разрешили остаться? Отнимать у поверженного человека утешение – жестоко.

Первое, что приходит в голову – Воронцовой не позволили сопровождать свергнутого императора в Ропшу, чтобы избавиться от лишнего свидетеля. Однако у Екатерины имелись и более тривиальные причины для подобного шага. В письме к Понятовскому она сообщала, что муж попросил «лишь свою любовницу, свою собаку, своего негра и свою скрипку; боясь, однако, скандала и недовольства людей, его охранявших, я выполнила только три последние его просьбы»543. О каком скандале речь?

Рюльер писал, что в Петергофе при выходе из кареты гвардейцы схватили бедную «Романовну» и оборвали с нее знаки ордена Cв. Екатерины. Возможно, это сделали по наущению. Ведь ношение любовницей государя «семейного» царского ордена было оскорбительно для императрицы. Но, исходя из настроения войск, подначивать их к бесчинствам не требовалось. Отправить в Ропшу одну женщину в окружение сотни хмельных солдат и всего четырех офицеров можно было только из мести. Кроме того, пребывание фаворитки на мызе послужило бы поводом для нежелательных сцен между свергнутым императором и его стражами. Таким образом, не примешивая сердце к политике, императрица поступила дальновидно и даже милосердно.

Можно предположить также, что за сестру просила Дашкова544. Но в «Записках» княгиня показывает: она этого не делала. Сразу по возвращении в столицу Екатерина Романовна направилась в дом отца, где «выслушала длиннейшую жалобу» бывшей фаворитки. «Я уверила сестру в моей нежности к ней и сказала, что не говорила еще с императрицей о ней, потому что была убеждена, что у государыни самые благожелательные и великодушные намерения… Действительно, императрица потребовала только ее отсутствия во время коронационных торжеств»545. Затем княгиня привела свой разговор с августейшей подругой, в котором просила за родственников по линии мужа. Это все.

Рюльер поместил в книгу трогательную сцену, случившуюся по возвращении императрицы из Петергофа: «На другой день поутру… молодые дамы, которые везде следовали за императором… [и] питали ненависть к его супруге, явились к ней все и поверглись к ногам ее». Нечто похожее рассказывал ювелир Позье. «Большая часть из них были родственники фрейлины Воронцовой. Видя их поверженных, княгиня Дашкова, сестра ее, также бросилась на колени, говоря: “Государыня, вот мое семейство, которым я вам пожертвовала”. Императрица приняла их всех с пленительным снисхождением и при них же пожаловала княгине [орденскую] ленту и драгоценные уборы сестры ее»546. Последняя деталь не во вкусе Екатерины Романовны, но слухи о «завладении ею сестриными вещами» действительно носились по Петербургу. К сожалению, в рассказе Рюльера желаемый поступок выдан за действительный.