Прорицатель - Роман Светлов

— Я об одном тебя прошу, — сказал он Филиппу: — Не ввязывайся в серьезную схватку, покуда есть такая возможность. Мне не нужно от тебя победы. Прикрывай пехоту и не давай разбегаться своим… смельчакам.

Филипп явно был обескуражен ролью, которая ему отводилась.

— У тебя сложная задача, — объяснял Эвмен. — Отвлекай на себя конницу, если будет туго — уступай, отходи, но отвлекай ее от аргираспидов. Если ты справишься, я уверен в победе.

— О чем речь! — смиренно отвечал Филипп.

Обратно стратег ехал быстро, не задерживаясь перед отрядами. Опять его сопровождала волна приветствий, но теперь она звучала резче, яростней. Вот-вот должна была начаться битва. Воины лупили себя по щекам, лица наливались кровью, глаза горели ненавистью.

Торопясь вместе со стратегом, Калхас старался незаметно избавиться от пустого комка, образовавшегося в его желудке. Породил комок не страх, а обычное волнение перед схваткой, но сегодня оно было каким-то слишком болезненным. Чтобы отвлечься, Калхас посматривал на армию Фригийца. Там было меньше слонов, зато больше конницы, меньше легковооруженных пехотинцев, зато больше тяжеловооруженных, меньше варваров, зато больше македонян. У Антигона было меньше пестроты и красок, зато больше дисциплины. И все же из прошлых столкновений победителем выходил Эвмен.

Гетайры расступились, и Эвмен вместе с телохранителями оказался в середине их.

— Ну, предсказатель, что говорят боги?

Калхас машинально потрогал шарик.

— Пока ничего.

— Будем считать это добрым признаком.

Эвмен достал из ножен меч и поднял его над головой. Солнце вспыхнуло, отразившись от лезвия. Ослепленный на мгновение вспышкой, Калхас закрыл глаза и тут же услышал резкий зов боевых труб.

Казалось, что вся армия поднялась на цыпочки, глядя как окутанные роями легковооруженных слоны ринулись в атаку. Сразу же пропала их внешняя неуклюжесть, звери стали похожи на алые тараны. Земля вздрогнула и застонала, когда они врезались в строй слонов Антигона.

Страшное это было зрелище. Животные, люди смешались друг с другом, калечили, топтали, убивали. Слоны старались распороть бивнями, медным рогом брюхо соперника, ударом исполинского плеча повалить его на бок, хоботом сорвать со спины вражеского погонщика. Погонщики метали друг в друга дротики или целились в глаза неприятельских слонов, или, сбитые стрелой, пущенной каким-нибудь варваром, медленно сползали по широким алым спинам. А внизу резались легковооруженные, отчаянно пробиваясь сквозь вражеские ряды, чтобы полоснуть мечом по сухожилиям на задних лапах живых колоссов.

Калхас увидел, как первый из гигантов рухнул на колени. Тут же бившийся с ним слон опрокинул соперника на спину. Туча легковооруженных бросилась добивать поверженную гору. Потом рухнул еще один слон. Пастух не мог разобрать, свой это или чужой. Одинаковые алые попоны, одинаковые медные рога делали животных похожими друг на друга. Их очертания все больше скрывали клубы пыли. Только Гифасис, сокрушавший все вокруг себя, выделялся среди сражающихся, и по его продвижению можно было судить о перипетиях битвы.

Увлеченный сценой схватки колоссов, Калхас на сразу заметил, что перед ним возникли новые действующие лица. Отекая слева массу сражающихся, показались конные отряды Фригийца. Темные, какие-то однообразные, они образовали длинную, ощетинившуюся оружием колонну. Ни пестрых лент, ни высоких султанов над рядами противников Калхас не увидел; перепончатые фригийские шлемы делали их похожими на оседлавших коней ящериц. Поначалу Калхас решил, что антигоновцы хотят охватить их с фланга. Раздались команды, и гетайры начали перестраиваться, чтобы атакой задержать движение врагов. Однако те неожиданно повернули вправо. Словно река, нашедшая новое русло, темный поток антигоновцев устремился в пространство между слонами Эвмена и его конницей.

— Остановиться! — прогремел стратег. — Пусть их затянет сюда! Не мешать им разворачиваться!

Фригийцев было много, они все прибывали, но Калхас не боялся их количества, ибо неприятель совершал самоубийственный маневр. Зажатый между слонами и ударными всадниками стратега-автократора, он неминуемо должен был погибнуть. Стиснув поводья, готовые в любой момент атаковать, гетайры ели глазами длинную безмолвную колонну, двигавшуюся в какой-то сотне шагов от них. Удивительно — лица врагов были совершенно спокойны.

То, что произошло вслед за этим, напоминало бред сумасшедшего. Антигоновцы направили удар головы своей колонны против гвардии Певкеста. Персы подняли было луки, но затем, подчиняясь какому-то приказу, опустили оружие, развернули коней и, сверкая драгоценностями, обратились в бегство.

Прежде, чем гетайры поняли, что случилось, бегство охватило большую часть левого крыла. Сатрапы удирали, некоторые отряды даже не скрестили оружия с врагом. Ретирада Певкеста убийственно подействовала на всех. В одно мгновение Эвмен оказался отрезан от пехоты и с двух сторон охвачен превосходящими силами.

— Негодяй! — только и произнес стратег, глядя на спины удаляющихся персов.

Замешательство гетайров было недолгим. Единственное, что оставалось сейчас делать — это пробиваться к слонам. Пробиваться в надежде на удачливость Дотима и Гифасиса.

Гетайрия нанесла удар как одно большое тело. Перепончатые шлемы подались назад, расступаясь словно глина под кулаком гончара. Их лошади наскакивали друг на друга, грызлись, а пронзенные сариссами всадники падали. Раздался восторженный клич «Элелей!»— это «царские юноши» врубились в ряды фригийцев и, щедро оплачивая молодой кровью каждый шаг, стремились не отстать от гетайров. За их головами были видны тяжкие взмахи сагарисс: значит, и черные варвары не поддались панике.

На какое-то время Калхас почувствовал себя лишним среди гетайров. Они не подпускали фригийцев на то расстояние, где пастух мог бы пустить в дело меч. Они работали слаженно и просто. Вдох — рука с тяжелым копьем отводится назад. Выдох — и широкое жало сариссы распарывает грудь, живот, бедро новой жертвы. Вскоре сариссы до половины оказались черны от крови, а Калхас не видел, чтобы кто-либо из гетайров был даже ранен. Мерно, короткими рывками отряд пробивался вперед.

Однако постепенно делать это становилось все сложнее. Среди перепончатых шлемов появились гладкие круглые каски фессалийцев. Стало так тесно, что лошади хрипели, отчаянно пытаясь вырваться из давки, а мертвым было некуда падать. Сариссы вязли в этой человеческой массе, вырывать их обратно оказалось так же тяжко, как вытаскивать ноги из болота.

Фессалийцы и македоняне с алыми гребнями, вооруженные такими же сариссами, что и гетайры, стали доставать эвменцев. Копья оставляли широкие, ужасные раны, а в этой тесноте от них невозможно было увернуться. Эвмен что-то кричал, пытаясь перекрыть шум битвы, и указывал мечом за свою спину.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});