Студент - Всеволод Советский

Друзья во дворе до того додразнили, что не хотелось, чтобы в школе так же было. И первого сентября я одноклассникам сказала, что меня зовут Лиза. Да так и прикипело! Потом, конечно, все открылось, но в классе меня все и звали Лизой. Все десять лет. Да и сейчас зовут. Класс у нас очень дружный. Договорились не расставаться.

Я промолчал, поскольку вспомнил, как в той жизни мы, одноклассники, тоже клялись в вечной дружбе, и на выпускном пили разрешенное шампанское в актовом зале, и запрещенный коньяк, запершись в мужском туалете, и казалось, что впереди у нас вечное солнце, вечное лето, вечное счастье…

— … а вы о себе? Что у вас с именами?

— С именем, — вздохнув, поправил я. — Здесь все в порядке. Имя одно, как полагается. И значит оно: «царь».

— Василий, — не удивилась она.

— Так точно.

— Очень приятно.

— Мне тоже. Если позволите, я буду звать вас Алисой. Мне так больше нравится.

— Позволяю.

Шли мы неторопливо, совсем прогулочным шагом. Я рассказал, что я студент-первокурсник Политеха, живу в общежитии… Сумерки затопили город. С улицы Розы Люксембург мы как-то незаметно перешли на улицу Карла Маркса, удивившую меня странной конфигурацией: шла она себе прямо, потом сделала непонятную дугу вокруг довольно чахлого сквера и вновь выпрямилась.

— Тут церковь была раньше, — объяснила Алиса. — Даже собор. Снесли, естественно. В тридцать втором году. А вот мой дом!

Она показала рукой.

— Ага, — сказал я с подъемом.

Дом желто-белой раскраски, явно довоенной постройки, странноватого стиля. Пять этажей. От конструктивизма вроде бы малость отошел, но к ампиру не пришел. Окна и балкончики казались маленькими на фоне массивных стен. Пятый этаж явно надстроен позже. По сравнению с цельной, законченной картиной первых четырех он выглядел на редкость несуразно, как некий хлипкий чердак, готовый рассыпаться, если его посильнее толкнуть.

Я сказал Алисе об этом.

— Верно, — подтвердила она. — Его уже после войны сделали. Там и конструкция другая. Такой длинный сквозной коридор, в него из всех подъездов попасть можно. Жилплощадь расширяли для артистов.

И она поведала историю, характерную для советской эпохи.

В областных центрах до войны многоквартирные дома с коммунальными удобствами были единичными, запредельно престижными и потому «именными»: Дом НКВД, Дом инженеров и ученых, Дом старых большевиков. Дом, в котором всю свою жизнь прожила Алиса, назывался прежде Дом работников искусств. Да и сейчас нет-нет, да назовут так по старинке. Построен он в 1938 году, заселен художниками, музыкантами, артистами… Вскоре после войны в городе открыли аж два новых театра: ТЮЗ и Музкомедии, вот тогда-то и надстроили пятый этаж, решая квартирный вопрос. Решение спорное, да теперь уж не изменишь.

Мы остановились у подъезда, вернее, даже парадного, выходящего на улицу, а не во двор.

Алиса без церемоний протянула руку:

— До свидания. Очень приятно было познакомиться. Это не дань вежливости, говорю как есть.

— Не буду тратить время на комплименты, отвечу так же, — витиевато отозвался я. — Предлагаю продолжить знакомство. Что скажете?

— Я не против, — просто сказала она. — Давайте в следующее воскресенье? Через неделю.

Несколько удивившись этому, я не подал вида.

— Давайте!

Договорились. Время и место: в два часа пополудни вот в этом самом сквере на месте бывшего собора.

На том она вошла в подъезд, а я, вполне довольный, побрел в сторону трамвайной линии, чей звон и шум раздавались невдалеке. Шел по звуку, вскоре дошел, и тут мелко повезло: через минуту подкатил тот самый номер, про который говорил краевед. На нем я нескоро, но надежно догромыхал до Политеха, в дороге мысленно оправдываясь перед тенью Лены тем, что с Алисой у меня ничего такого, просто встретимся, погуляем, поболтаем…

Честно скажу, я не знал, куда заведет это знакомство. К Алисе меня потянуло. Опять же, не скажу, что чисто эротически, хотя этот мотив, бесспорно, был. Чего лукавить с самим собой! Но это не главное, тоже говорю искренне. Что-то в этой девушке было такие необычное, какое-то окошко в космос, что ли. Отказаться от продолжения знакомства?.. Нет. Я чувствовал, что меня влечет в эту сторону. Ну и? Встречусь, потреплемся на разные темы. Она, похоже, интересный собеседник. Что здесь плохого?..

Так я уговаривал себя. Уговорил. Душа стала на место, по ней расплылось приятное тепло. Почти в сумерках доехал до нужной остановки, прогулялся по вечерней прохладе. В хорошем настроении вошел в общагу.

— Взяли ключ, — доложил старичок, сменщик Матвеевны. — Четыреста седьмая же?

— Да.

— Сосед твой пришел. Ушаков. Взял ключ.

— Ага. Только не пришел, а приехал.

— А?.. — старичок был глуховат.

— Нет, ничего, — я отмахнулся. — Неважно.

Витек вовсю хозяйничал, ужин даже замутил. Картошку с тушенкой. Пахло вкусно.

— Здорово! — заорал он, гордясь собой. — Садитесь жрать, пожалуйста! С пылу, с жару, как раз к твоему приходу. Где был-то?

— Встречался с секретным агентом. Я же сотрудник КГБ под прикрытием… А ты не знал?

— А ну тебя! Балабол. Ладно, ужинать-то будешь?

— Разумеется. Что у тебя с Татьяной?

— О-о! Как говорится, ситуация развивается по восходящей… Договорились на неделе в кино сходить. Ну, а там посмотрим!

— Толково, — одобрил я и вынул из кармана вчетверо сложенную газету. — Держи. Тут репертуар кинотеатров. Может, пригодится.

— О, спасибо! Как раз в тему.

— И еще, — я достал три десятки. — Долг. Возвращаю.

— Так это… Вроде пятьдесят?

— Я помню, — спокойно молвил я. — Сколько могу. За мной еще двадцать.

— И когда?..

— Тянуть не стану, не дребезжи.

— Да ладно тебе! Это я просто…

— И я несложно. Все, давай за стол! Жрать охота.

Так закончилась эта неделя и началась следующая…

Она покатила размеренно и ровно. Мы исправно трудились на химскладе, работы там не убывало никогда. По вечерам как-нибудь убивали время, собственно, событий-то и не было. Будни — не события, можно и так сказать. Любу вместе с гитарой комскомитет внезапно командировал на какой-то туристический слет. Мероприятие Обкома ВЛКСМ. Для вузов — обязаловка. В программе — конкурс туристической песни, естественно, «в ружье» подняли Королеву. Она, естественно, поперлась с великой охотой.

— Ох, набухается там, натрахается… — ехидно резюмировал Витек.

Он в эти дни пребывал в приподнятом настроении, так как ситуация в самом деле развивалась по восходящей.