Я вернусь через тысячу лет. Книга 2 - Исай Давыдов

Ссыльных были сотни, и заунывный вой поднялся над тихим обычно Берёзовом. В этом вое слышались и жалобные женские взвизги, и плач детей, и надрывный сухой кашель множества простуженных людей.

Церковь, конечно, не действовала, священника в Берёзове не было, но несчастные люди, пригнанные в далёкий чужой невероятно холодный для них край, долго молились на непонятном мне языке. Видно, просили Бога — своего ли, нашего ли! — чтобы спас их. А больше просить было некого.

Вокруг постепенно собрался берёзовский народ, и толстое тёмное кольцо сидящих на снегу ссыльных окружилось тонким пунктирным кольцом местных жителей. За спиной и вокруг себя слышала я негромкие переговоры:

— Свой-то Бог призвал их хлебом-солью фашистов встречать. Теперь, вишь, нашему Богу молятся…

— Ну, так ить не все! Бабы-то с детишками при чём?

— Одних баб, что ль, в голой степи оставлять? Тоже не дело… Передохнут! Пожалели, видать, вместе сослали…

— Ничо! Среди наших мансей обживутся, потеряются. Таки же косоглазые!

— Оно, видно, сверху так и задумано.

— А всё-тки жаль их! Люди же! Хоть на квартиру пускай от жалости… Собаку-ту бездомну в мороз пожалеешь…

— И то сказать… Не помёрзли бы с непривычки… Дров-то с собой на барже не привезли.

— Каки в степи дрова? Там кизяками топят.

— Много с их тепла!.. Дерьмо оно и есть дерьмо…

Днём ссыльных покормили из какой-то походной кухни, потом стали распределять по квартирам, развозить телегами по окрестным сёлам. Снега ещё мало было, сани не шли. Но уже было холодно, и калмыки дрожали в неподходящей для сибирской зимы одежде. Некоторые сразу попали в мамину больницу, особенно дети. Умирали они в первую зиму буквально как мухи. Три калмыцкие девочки, которые попали в наш первый класс, до весны не дожили. И по-русски они понимали плохо. А учили, понятно, на русском. Калмыцкого в Берёзове не знали.

В конце пятьдесят шестого года я заканчивала педучилище в Ханты-Мансийске. Писала в окружную газету, часто бывала в редакции. И узнала там, что ездит по северу Тюменской области зампред Калмыцкого облисполкома, разыскивает и собирает калмыков для отправки в родные края. Не одни, видно, «берёзовские» баржи привезли ссыльных в наш округ… А Калмыкию уже потихоньку восстанавливали. Правда, была она ещё не автономной республикой, как до войны, а просто областью.

Делалось всё это тихо, без огласки. В газетах — ни слова! А разыскивать калмыков в беспредельной сибирской тайге было, понятно, нелегко. Их широко разбросали, их мало осталось. Имена их и фамилии почти не отличались от хантыйских и мансийских. Возможно, на то и был когда-то сталинский расчёт — на полную бесследную навечную ассимиляцию «провинившегося» народа.

— А почему бы не опубликовать объявления и статьи во всех районных газетах? — спросила я в окружной редакции. — Прочтут и сами объявятся.

— Что ты! — ужаснулись местные журналисты. — Этого мы не можем! Это означало бы печатно признать, что был сослан целый народ. Невозможно такое признать!

Я вспомнила плотное чёрное кольцо на заснеженной площади вокруг церкви в Берёзове. Вспомнила многоголосый вой, взвизги и кашель. Вспомнила жуткую бесполезную, чуть ли не предсмертную молитву чужому Богу.

Сделать такое мы можем. Но признать!..

* * *

Так вот почему Розита поторапливала меня с этим чтением! Страшный урок массовой депортации… Мотай на ус! Не повторяй чудовищных ошибок!.. Как и с той давней новеллой про начало города на костях…

Спасибо, умница! Увы — уже не моя… Пока жив я, такого здесь не случится.

53. «Зачем к тебе может прийти хур?»

Языки мы с Лу-у изучали всё время. Днём она показывала и называла мне предметы быта, деревья, кустарники, травы, грибы и ягоды, птиц и зверюшек. Как правило, у меня были для них только обобщённые названия на «глобе». Конкретика не совпадала. Здешние хвойные были не елью, не сосной, не лиственницей и даже не пихтой, а чем-то средним. В ближних лесах существовал всего один тип хвойных деревьев — «кэш» на языке купов. То же самое и с лиственными. Севернее Аки я насчитал всего четыре вида лиственных деревьев. Южнее Аки добавлялись ещё два вида пальм. А вдоль реки гнула тонкие ветки над водой «уя», похожая на плакучую иву. Её ветками купы подвязывали шкуры на талии, и я поначалу принял их за лианы.

Видимо, постоянство климата не способствует разнообразию флоры. Раз приспособившись, она уже, как говорится, не рыпается, не ищет. Природные условия не заставляют.

По ночам мы с Лу-у тоже занимались языками. Руку, ногу, шею, уши, нос и прочее можно показать да назвать и в темноте. Порой за ночь удавалось выучить две-три фразы. Мне — на языке купов. Лу-у — на «глобе».

Однако сплошь и рядом этого не хватало, и приходилось надевать мыслеприёмники. И в эту ночь тоже пришлось. Знакомых слов и заученных фраз было ещё слишком мало.

— К нам скоро прилетят гости, — сообщил я. — Сын неба и его помощница.

— Зачем? — спокойно поинтересовалась Лу-у.

— За комарами, мухами и другими насекомыми.

— Кому они нужны? — Лу-у рассмеялась.

— От комаров и мух много болезней. Надо разглядеть насекомых, чтобы избавить людей от боли.

— Их просто нужно убивать. Когда попадутся под руку.

— Всех не перебьёшь.

— Сын неба убьёт всех?

— Тоже не сразу. Сначала избавит людей от болезней, которые приносят насекомые.

— Он колдун?

— Немного.

— Ты тоже немного.

— Он — больше, чем я.

— Он старше тебя?

— Да.

— Тогда понятно. А его помощница?

— Тоже старше.

— Как их зовут?

Я назвал.

— Что я должна делать?

— Помочь ей. Она скажет тебе, как… А ему помогу я.

— Что я должна говорить?

— Тому, кто выйдет из летающей хижины первым, протянешь руку и назовёшь своё имя. Потом протянешь руку тому, кто выйдет вторым, и тоже назовёшь имя. Остальное — когда спросят.

— Что надеть? Шкуру или са-тин?

О, женщина! Как же без главного вопроса: что надеть?

— Завтра мы сошьём тебе новую одежду. Как у наших женщин. Она закроет грудь. Наши женщины закрывают грудь.

— Это неудобно.

— Они привыкли — и стало удобно. Ты тоже привыкнешь. И перестанешь замечать.

— У Неяку грудь будет закрыта?

— Да.

— Тогда я согласна. — Лу-у помолчала. — Я постараюсь понять, зачем прилетит сын неба. А вот зачем к тебе может прийти хур, я понять не могу.

— О ком ты говоришь?

— О том, кто хотел тебя убить. Кому я швырнула камень в голову.

— Ты его видела?

— Кыр его видел.

Так вот чья нога мелькнула под кустами! Так вот отчего дёрнулась ветка на другой стороне поляны!.. И вот отчего хмурым был Тор, когда я впервые угощал его сладким чаем!..

Значит, они допускают, что я способен на предательство? Может, потому и чай показался вождю не таким уж сладким?

— Хур приходил просить о мире.

— И ты ему поверил? Его надо было убить!

— Он пришёл без оружия. Нельзя убивать того, кто пришёл к тебе без оружия просить мира. Тогда мира не будет, а будет одна война. Но купам нужен мир. И ту-пу, и айкупам тоже нужен мир.

— Он всем обещал мир? — Лу-у недоверчиво усмехнулась.

— Всем.

— А что ты ему обещал?

Вот тут я замялся. Нельзя признаться ей, что я согласился на похищение неведомых женщин из неведомых племён. Нормы земной дипломатии безусловно чужды этой неиспорченной душе. Она, по-моему, никогда не поймёт и не примет такую цену собственной безопасности и безопасности своего племени. Её чувство справедливости будет оскорблено. У неё оно — абсолютное. У нас — давным-давно искажённое исторической неизбежностью бесчисленных и жестоких компромиссов. Сейчас ей ничего не объяснишь. Сейчас её можно только успокоить, по сути — обмануть. Как это ни печально…

— Я обещал хурам новые хижины. Тёплые и чистые.

— Такие же, как эта? — Лу-у плавно провела рукой по кругу, обозначая нашу пока ещё просторную геологическую палатку.

— Лучше этой. Сыны неба начинают делать хижины теплее и прочнее этой.

— Зачем же ты отдаёшь врагам то, чего у тебя самого нет?

— Чтобы был мир. Ничего нет дороже мира. Будет мир — всё у нас появится. Всем хватит новых хижин. И нам с тобой.

— Хуры не уйдут из пещер в ваши хижины.

— Уйдут, если уж просят. Пещеры их убивают. Хуры начинают это понимать. Всем хочется жить долго.

Я боялся: сейчас она додумается до того, что новые хижины несовместимы с групповым браком, что в них надо жить небольшими семьями. «Как люди…» Именно поэтому просьба Вука может показаться ей неправдоподобной.

Но, к счастью, Лу-у до этого не додумалась. Она сняла мыслеприёмник, спрятала его, как и я, под подушку и спокойно уснула. Все её проблемы пока были разрешены.

54. Затишье перед бурей