Необъятный мир: Как животные ощущают скрытую от нас реальность - Эд Йонг

сторон к одному водопою. Инфразвук передается на далекие расстояния даже в воздухе, и, если слоны пользуются им для коммуникации, становится понятно, как они синхронизируют свои передвижения по саванне. Пул и Мосс предложили Пейн присоединиться к ним, она согласилась, и в 1986 г. их научная группа установила, что африканские слоны точно так же, как их индийские собратья, пользуются инфразвуком – во всех мыслимых контекстах{588}. Есть контактный рокот, помогающий особям найти друг друга. Есть приветственный рокот, издаваемый при встрече после разлуки. Самцы рокочут во время гона, самки рокочут им в ответ. Есть рокот, означающий «идем», и рокот, говорящий «у меня только что был секс». Большинство этих рокотов содержит частоты, вполне различимые человеческим ухом вблизи, но некоторые проявлялись, только когда исследовательницы прокручивали записи на ускоренной перемотке или визуализировали их с помощью анализатора частот{589}.

Этот инфразвуковой рокот передается по воздуху, поэтому он отчасти отделен от распространяющихся по поверхности сигналов, которые позже, уже в начале нового века, выявила Кейтлин О'Коннелл (о них мы говорили в прошлой главе). И то и другое для нас в основном неуловимо, но слоны издалека фиксируют оба типа сигналов. Низкочастотная составляющая рокота находится в диапазоне от 14 до 35 Гц – примерно как у крупного кита. В воздухе эти сигналы разносятся не так далеко, как под водой, а кроме того, сильно зависят от атмосферных условий: чем прохладнее, прозрачнее и спокойнее воздух, тем дальше дойдет сигнал. В полуденный зной слуховой мир слонов съеживается. Через несколько часов после заката он расширяется в десять раз, теоретически позволяя слонам слышать друг друга за несколько километров[182]{590}. «Но мы не знаем, на каком расстоянии они на самом деле слушают друг друга и во что именно вслушиваются, – говорит Пейн. – Это очень важный вопрос, однако ответа на него пока никто не дал».

То же самое относится и к китам. Многие из тезисов, выдвигаемых Роджером Пейном, Крисом Кларком и другими, пока не более чем предположения, опирающиеся на обрывочные сведения о поведении китов и обоснованные догадки о том, на что те должны быть способны. Фактические данные об этих крупнейших из когда-либо живших на Земле существ добыть трудно, а эксперименты с ними практически невозможны. Впрочем, птиц, например, запросто держат в клетках, а птичьи трели анализируют не первое столетие, и тем не менее Роберт Дулинг только в 2002 г. открыл, что некоторые виды концентрируют внимание на темпоральной микроструктуре, отодвигая на второй план те составляющие песни, которые слышны человеку. Если нам так трудно понять умвельт птицы, неудивительно, что ученые слабо представляют, чем именно интересуются в сигналах друг друга гигантские киты. Что такое эти песни? Элемент ухаживания в брачный период? Территориальные сигналы? Звонок к обеду? Удостоверение личности? Неизвестно. Даже если вы отыщете синего кита и проиграете ему записанную песню, что он, по-вашему, должен будет сделать?

Мы даже не можем доподлинно установить пределы слухового восприятия усатых китов. Тест на СВП – когда исследователи включают животному тот или иной звук и замеряют нейронную реакцию с помощью прикрепленных к его голове электродов – со свободно плавающим в океане синим китом не проведешь. Исследователям удалось применить метод СВП к более мелким китам и дельфинам, которые либо выбрасываются на берег, либо способны жить в неволе, но усатые киты почти не склонны к первому и абсолютно не способны на второе. Не имея возможности провести непосредственные измерения, ученые – в частности, Дарлин Кеттен – оценивают диапазон слуха этих гигантов косвенно, исследуя их уши с помощью медицинского оборудования. Результаты позволяют с уверенностью предположить, что усатые киты слышат инфразвуковые частоты, которые содержатся в их сигналах{591}. А вот как они пользуются этим чувством – это уже другой вопрос.

В гипотезах Пейна и Кларка все еще хватает пробелов. Судя по всему, у синих китов поют только самцы, и, если с помощью инфразвуковых сигналов они действительно общаются между собой или прокладывают путь в океане, как без этого обходятся самки? Кроме того, существует вопрос пропорций. Длина волны у ноты частотой в 20 Гц составляет 75 м, а это значит, что расстояние между двумя пиками давления будет вдвое или втрое больше длины самого крупного синего кита или финвала. У величайших великанов планеты возникает та же проблема, что и у крошечной мухи-тахины Ormia: их сигналы должны звучать практически одинаково в обоих ушах, а значит, определить, с какой стороны находится их источник, не получится{592}. «Казалось бы, это невозможно, – однако вот вам тахина с ее ушами! – напоминает Кларк. – Я не верю ни в духов, ни в астрологию, но нельзя недооценивать эволюцию. На научных конференциях с меня снимают десять шкур за все те дичайшие предположения, для которых у меня вечно нет доказательств. Но я предпочитаю иметь в виду все возможные варианты. И я постоянно стараюсь поместить себя в пространство животного».

Если сигналы слонов и китов остаются за нижним порогом нашего слуха, то сигналы некоторых других видов звучат выше верхнего. Зимой 1877 г. Джозефу Сайдботему, остановившемуся в отеле во французском городе Ментон, показалось, что на балконе запела канарейка{593}. Но как он вскоре обнаружил, звук издавала мышь. Он угощал ее печеньем, а она за это часами пела ему у камина, выводя мелодию, которой не постыдилась бы певчая птица. Сын Сайдботема предположил, что такие песни поют все мыши, просто забирают слишком высоко, и мы их не слышим. Сайдботем думал иначе. «Я склонен полагать, что певческий дар у мышей встречается крайне редко», – сообщал он в письме в журнал Nature.

Он ошибался. Лет через сто ученые осознали, что мыши, крысы и многие другие грызуны действительно располагают широким репертуаром «ультразвуковых» сигналов, частоты которых слишком высоки для человеческого слуха{594}. Они издают эти звуки, когда играют или спариваются, когда пребывают в стрессе или мерзнут, когда проявляют агрессию или подчиняются. Мышата, оказавшиеся вне гнезда, зовут мать ультразвуковыми «сигналами об изоляции»{595}. Крысы, если их пощекотать, откликаются ультразвуковым попискиванием, которое ученые сравнивают со смехом{596}. Суслик Ричардсона реагирует ультразвуковым сигналом тревоги на появление хищника (или коричневой шляпы с широкими полями, которую раз за разом подбрасывает экспериментатор, чтобы изобразить такого хищника){597}. Мыши-самцы, унюхав гормоны самки, распевают ультразвуковые песни, поразительно похожие на птичьи, и даже точно так же четко делящиеся на слоги и фразы{598}. Самка, привлеченная такой серенадой, сливается с избранником в ультразвуковом дуэте{599}. Грызуны относятся к числу самых распространенных и интенсивно изучаемых млекопитающих в мире – в научных лабораториях они прописались начиная с XVII в. И все это время они, оказывается, вели оживленные беседы, ускользавшие от слуха бесчисленных ни о чем не подозревающих исследователей и лаборантов.

Термин «ультразвук», как и «инфразвук», – это пример антропоцентричного высокомерия. Он относится к звуковым волнам частотой выше 20 кГц – верхней границы восприимчивости среднестатистического человеческого уха{600}. Предполагается, что такой звук совершенно особый – «ультра» как-никак, – потому что мы его не слышим. Но огромному большинству млекопитающих эта часть звукового диапазона вполне доступна, и наши предки, вероятно, не выделялись в этом отношении. Даже ближайшие родственники человека, шимпанзе, слышат частоты, близкие к 30 кГц. Собака улавливает 45 кГц, кошка – 85 кГц, мышь – 100 кГц, а дельфин афалина – 150 кГц{601}. Для всех этих животных ультразвук – это просто звук. Многие ученые предполагали, что ультразвук дает этим видам секретный коммуникационный канал, который не подслушают чужаки (то же самое предположение высказывалось по поводу ультрафиолета). Мы не слышим эти звуки и потому объявляем их «скрытыми» или «тайными», хотя многие другие виды их определенно улавливают.

Супруги Генри и Рикье Хеффнер предлагают другой ответ на вопрос, почему так много млекопитающих слышит ультразвук: он помогает им определить, откуда доносится сигнал{602}. Для этого млекопитающие, точно так же, как совы сипухи, сравнивают время приема звука каждым из ушей. Но поскольку с уменьшением размеров животного расстояние между ушами сокращается, у более мелких это получается только в случае более высоких частот с более короткой длиной волны. Как правило, чем меньше голова млекопитающего, тем выше верхний порог его слуха. Границы наших слуховых миров задаются физическими свойствами звука, попадающего в наш череп[183].

Может, высокочастотные звуки и проще локализовать, но у них есть существенный