Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

африканцы жили и владели недвижимостью в Софьятаун уже более пятидесяти лет, теперь же правительство вознамерилось бездушно переселить всех жителей Софьятауна в другой «черный» городок. О степени цинизма правительства свидетельствует то, что переселение планировалось еще до строительства домов для размещения выселяемых людей. Ликвидация Софьятауна стала первым серьезным испытанием на прочность для Африканского национального конгресса и его союзников после Кампании гражданского неповиновения.

Хотя правительственная программа по ликвидации Софьятауна началась еще в 1950 году, АНК всерьез организовало борьбу с ней только в 1953 году. К середине этого года местные отделения Африканского национального конгресса и Индийского конгресса провинции Трансвааль, а также местная Ассоциация налогоплательщиков смогли мобилизовать народные массы на сопротивление действиям властей. В июне 1953 года региональные исполкомы АНК и Индийского конгресса созвали в кинотеатре «Один» в Софьятауне открытое собрание, чтобы обсудить возможные контрмеры правительственной программе. Собрание получилось весьма бурным, на нем присутствовало более тысячи двухсот человек, которых совершенно не пугало присутствие десятков вооруженных до зубов полицейских.

Всего за несколько дней до проведения собрания истек срок действия запрета властей в отношении меня и Уолтера Сисулу. Это означало, что нам больше не было запрещено посещать собрания или выступать на них, и я договорился о своем выступлении в кинотеатре «Один».

Незадолго до начала собрания один из полицейских увидел, как мы с Уолтером рядом с кинотеатром разговаривали с преподобным Тревором Хадлстоном, который также активно выступал против правительственной программы принудительного переселения. Старший полицейский сообщил нам с Уолтером, что мы как лица, находящиеся под запретом, не имеем права находиться здесь, и приказал своим подчиненным арестовать нас. Преподобный Хадлстон крикнул полицейским, направлявшимся к нам: «Нет, мои дорогие, вместо этого вы должны арестовать меня!» Ему велели отойти в сторону, но тот отказался. Когда полицейские оттолкнули преподобного Хадлстона в сторону, чтобы освободить себе дорогу, я обратился к их старшему: «Вы должны убедиться, находимся ли мы под запретом. Будьте осторожны, потому что, если срок действия запрета в отношении нас уже истек, наш арест был бы противоправным деянием. Как вы думаете, находились ли мы здесь сегодня вечером и спокойно разговаривали бы с вами, если бы срок действия этих запретов еще не истек?»

Южноафриканская полиция печально известна тем, что весьма плохо контролировала ситуацию со сроком действия запретов в отношении нежелательных лиц. Старшему полицейскому это было так же хорошо известно, как и мне. Он обдумал сказанное мной и затем приказал своим подчиненным остановиться. Они посторонились, чтобы пропустить нас в зал кинотеатра.

Внутри кинотеатра полицейские вели себя крайне вызывающе. Вооруженные пистолетами и винтовками, они расхаживали по залу, расталкивая собравшихся и делая им оскорбительные замечания. Я сидел на сцене вместе с другими лидерами АНК, и когда собрание должно было уже вот-вот начаться, увидел, как майор Принслоо с важным видом идет через служебный вход в сопровождении нескольких вооруженных сотрудников полиции. Я поймал его взгляд и сделал вопросительный жест: «Это за мной?» Однако он отрицательно покачал головой. Затем он подошел к трибуне, где уже начал выступать Юсуф Качалиа, и приказал другим полицейским арестовать его. Те схватили его за руки и потащили прочь. Снаружи полиция уже арестовала Роберта Решу и Ахмеда Катраду.

Собравшиеся в зале принялись кричать и свистеть, и я понял, что, если они выйдут из-под контроля, дело может обернуться крайне скверно. Я выбежал к трибуне и начал петь хорошо известную песню протеста. Как только я произнес первые несколько слов, все в зале присоединились ко мне. Я опасался, что полиция могла открыть огонь, если бы собравшиеся стали слишком неуправляемыми.

Чтобы мобилизовать народные массы против планов правительства по принудительному переселению, Африканский национальный конгресс в то время стал практиковать проведение каждое воскресенье вечером собраний на площади Свободы в центре Софьятауна. Это были яркие мероприятия, которые сопровождались криками «Asihambi!» («Мы не переедем!») и пением «Sophiatown likhaya lam asihambi!» («Софьятаун – мой дом, мы никуда не переедем!») На собраниях выступали ведущие активисты АНК, владельцы земельных участков, арендаторы, члены поселкового совета, зачастую – преподобный Хадлстон, который проигнорировал рекомендации полиции ограничить свою деятельность церковными делами.

Однажды воскресным вечером, вскоре после инцидента в кинотеатре «Один», я должен был в очередной раз выступить на площади Свободы. Собравшиеся в тот вечер были возбуждены, и их эмоциональное состояние, несомненно, не могло не повлиять на меня. Присутствовало очень много молодых людей, и они были ожесточены и жаждали действий. Как обычно, по периметру площади столпились полицейские, вооруженные как пистолетами, так и карандашами. Последние тщательно записывали, кто выступал и что именно говорил. Мы пытались обратить этот факт в нашу пользу, стараясь продемонстрировать, что ничего не утаиваем от полиции, что нам нечего скрывать, даже нашу неприязнь к ней.

Я начал с того, что рассказал о росте масштабов репрессий правительства после Кампании гражданского неповиновения. Я отметил, что правительство теперь боится силы африканского народа. Говоря это, я все больше и больше возбуждался. Мне нравилось воспламенять аудиторию, и в тот вечер у меня это хорошо получалось.

Осуждая правительство за его жестокость и беззаконие, я переступил черту: я заявил, что время пассивного сопротивление закончилось, что тактика ненасилия оказалась бесполезной, что она никогда не сможет свергнуть режим белого меньшинства, стремящегося сохранить свою власть любой ценой. Я завершил свое выступление заявлением, что насильственные меры – это единственное оружие, которое способно уничтожить апартеид, и что мы должны быть готовы в самое ближайшее время прибегнуть к этому оружию.

Толпа была взволнована, особенно молодежь, которая неистово аплодировала мне. Она была готова действовать немедленно. В этот момент я начал петь песню свободы, в которой были такие слова: «У нас есть враги, давайте возьмем наше оружие, чтобы напасть на них». Собравшиеся подхватили эту песню, а когда она завершилась, я указал на полицию и воскликнул: «У нас есть враги, вот они!» Собравшиеся вновь зааплодировали и начали делать агрессивные жесты в сторону полицейских. Те выглядели взволнованными, некоторые из них, словно в ответ на мой жест, указывали на меня, как бы говоря: «Мандела, мы это просто так не оставим!» Я и не возражал. В пылу своего выступления я тогда не думал о возможных последствиях.

Мои резкие фразы в тот вечер имели свои причины. Я много размышлял о будущем. Правительство энергично принимало решительные меры, чтобы предотвратить повторение чего-либо подобного Кампании гражданского неповиновения. Я стал анализировать нашу борьбу с разных углов. Африканский национальный конгресс ставил своей целью организовать массовое движение сопротивления существующему режиму, вовлечь рабочих и крестьян Южной Африки в масштабную протестную кампанию, настолько масштабную и мощную, чтобы она смогла прекратить господство белых. Но