Спецоперация «Зверобой» - Михаил Ефимович Болтунов

на колено и вел прицельный снайперский огонь.

Немцы не выдержали неожиданно сильного огня и залегли. Разведчики метнули гранаты и бросились в чащу леса. Фашисты, опомнившись, метнулись в погоню. За спиной слышались крики, истошные команды офицеров, грохотали автоматы, свистели пули. Гитлеровцы наседали. Стало понятно, кому-то надо остаться на прикрытии.

– Командир, уходите, я вас прикрою! – крикнул Гречин. – Подбросьте пару гранат.

Баталин и Григорьев отдали по две гранаты, оставив себе одну на двоих. Капитан попрощался с ними, подняв вверх кулак.

– Ребята, мы забили этого зверя!

Он залег у большой ели, ветви которой, словно шатром укрыли его от врагов.

Командир группы и снайпер бежали, иногда останавливались и прислушивались. Гречин берег патроны, бил короткими очередями. Когда умолк автомат, разведчики считали про себя взрывы гранат: один, два, три…

Потом, после некоторого перерыва, капитан Авдей Гречин взорвал последнюю гранату.

Баталин и Григорьев оторвались от погони. Но надолго ли? Где остальные ребята? Коскинен и Грибной, хочется верить, уходили вместе. А вот Сараскин оставался впереди один. Наверное, он смог бы выскользнуть втихую, не открывая огонь. Но это вряд ли. Не такой характер у старшины.

Когда Сергей и Николай вышли к базе, их встречали встревоженные радисты. Коскинена с Грибным на базе не оказалось. Они появились только к утру. Иван был ранен в руку. К счастью, немецкий осколок не задел кость. Анна перевязала военинженера, его напоили чаем и уложили отдохнуть. Гречин и Сараскин в расположение группы не вернулись ни утром, ни днем.

Баталин написал текст радиограммы. «Зверобой – Центру. Боевая задача выполнена. 13 марта в 13.45 в ходе спецоперации разведгруппы по дороге из ставки “Беренхолле” на аэродром был уничтожен «Художник». Совершен подрыв машины “Художника”, организован обстрел и забрасывание гранатами. Свидетелями гибели “Художника” являются три члена группы. Подтверждений из других разведисточников пока не имеем».

Центр молчал сутки. Потом вместо поздравлений, пришла радиограмма с многочисленными вопросами. «Где конкретно было совершено нападение? Какими силами? Кто непосредственно участвовал в ликвидации? Как погиб “Художник”? Кто является свидетелем его уничтожения?» А дальше шли указания: получить письменные объяснения с каждого участника спецоперации, вычертить схему налета, указать силы и средства противника и ждать дальнейших приказаний.

Ответы по радио срочно направили в Москву. Разведчики засели за объяснения. Вскоре все бумаги были готовы и заняли почетное место в полевой сумке командира. Началось тягостное ожидание. Центр молчал.

Баталин вызвал Никерова.

– Саша, послушай сводки Совинформбюро. Гитлеровцы могут все скрывать, но шила в мешке не утаишь. У Центра больше возможностей подтвердить факт уничтожения Гитлера.

Сергей раздосадованно пристукнул по столу.

– Понимаю, первая заповедь разведки – подтвердить данные из разных источников. Но мне-то чего подтверждать, я видел это собственными глазами.

– Не бери в мозги. Все утрясется. Может, у фюрера и была чугунная голова, но от пули Григорьева она разлетелась, как арбуз. Так что сообщат, никуда не денутся. А я на стреме.

Никеров ушел в свою землянку. Через несколько часов капитан заглянул к Баталину, с порога покачал головой и тихонько, виновато прикрыл дверь.

Ни поздним вечером, ни ночью, ни утром Совинформбюро ничего не сообщило. Словно и не было спецоперации, нападения на шоссе в Беренхалле, выстрела лучшего снайпера Северо-Западного фронта. Будто сам Баталин не видел этого выстрела.

Утром группа собралась в землянке. Не было только Гречина и Сараскина. Молча пожевали сухари с тушенкой. Разговаривать совсем не хотелось. О чем говорить? Вокруг них творилось что-то непонятное.

Центр молчал.

Глава 17

В кабинете заместителя председателя Совета народных комиссаров СССР Лаврентия Берии было немноголюдно. Двое военных с тревожными лицами и прямыми спинами, сидели на стульях, положив на колени рабочие папки.

Полковник Павел Селезнев подошел к дежурному офицеру, представился. Тот равнодушным, словно не видящим взглядом, скользнул по лицу, кивнул головой, лениво бросил:

– Проходите…

Павел Николаевич открыл одну массивную дверь, толкнул другую. В кабинете было темно, и, только присмотревшись, он разглядел очертания большого стола, на котором горела зеленая настольная лампа.

– Товарищ генеральный комиссар госбезопасности полковник Селезнев по вашему приказанию прибыл!

Берия медленно и напряженно поднял голову. В отблеске настольной лампы блеснули рубиновые ромбы на петлицах кителя.

– Селезнев? – переспросил Берия, – Полковник?

Павлу Николаевичу стало не по себе. Он прекрасно помнил тридцать седьмой год, тридцать восьмой… Друзья, сослуживцы, начальники исчезали без следа. Вчера они сидели в одном кабинете, а сегодня утром они не явились на службу. И, как говорят в народе, ни дна ни покрышки.

– Как обстоят дела со спецгруппой, – Берия поднес к глазам какие-то листки, – со спецгруппой военинженера Баталина.

– Разведгруппа действует в тылу врага в районе Смоленска.

– Уверен, что действует? – угрюмо произнес в темноте Берия, – Ты готовил группу, забрасывал, руководил их работой?

– Так точно, товарищ генеральный комиссар госбезопасности.

– Боевую задачу, которое ставило перед ними высшее руководство страны, они выполнили, как считаешь, полковник? – зашипел Берия.

– Подтверждения из других источников пока нет, но трое членов группы свидетельствуют о ликвидации Гитлера.

– Мне насрать на их свидетельства.

Берия поднялся, резко наклонился вперед, упираясь кулаками в стол. Селезнев, несмотря на полумрак кабинета, увидел, а скорее почувствовал, какой злобой дышит лицо генерального комиссара.

– Свидетельствуют они…

Берия бросил на противоположный край приставного стола газету. Она скользнула по поверхности и оказалась перед Селезневым. Это была немецкая газета, датированная шестнадцатым марта. На первой полосе большая фотография улыбающегося фюрера. Гитлер словно смеялся ему в лицо.

– Как ты это объяснишь, полковник?

Селезнев молчал. Ну не могли его ребята вот так коллективно наврать. Никак не могли. Но газета…

– Чего молчишь? Уже каблуками щелкнули, Верховному доложили, мол, вот какие мы герои. В ходе спецоперации самый большой враг человечества ликвидирован спецгруппой разведуправления. Ты готовил доклад?

– Текст готовил я, но там было написано предположительно ликвидирован. И отмечено, что подтверждений из других разведисточников пока не имеем.

– Что ты лепишь, полковник. Вот бумага, которая попала на стол Верховного.

Берия протянул документ, Селезнев взял, прочел, с удивлением увидел: чья-то услужливая рука устроила провокацию – вычеркнула из его текста слова «предположительно» и «подтверждений из других разведисточников пока не имеем». Внутри похолодело. «Какой же гад решил отличиться?» – спросил себя Павел Николаевич и не нашел ответа. Он пытался представить себе Верховного главнокомандующего, которому однозначно, без всяких там «предположительно», доложили, что Гитлер уничтожен, а потом… Что было потом, даже подумать страшно. Однако он решил не сдаваться без боя.

Полковник раскрыл папку и, в свою очередь, вручил генеральному комиссару другой документ.

– Что ты мне суешь? – засопел недовольно Берия.

– Это фотокопия нашего текста, направленного в Генштаб для доклада Верховному.

Берия пробежал глазами написанное. Потом поправил пенсне, стал медленно читать, бесшумно