Поцелуй Фемиды - Александр Белов

В тот день в зал суда мог бы попасть каждый, кто пожелал, но таковых было совсем немного. Журналистская братия тоже была представлена слабо: накануне прошла настолько противоречивая информация, что все окончательно запутались. Ясно было одно: заключительное заседание по «делу Белова», перенесенное в связи с болезнью судьи на завтрашнее утро, скорее всего, не состоится.

По одной из версий, подсудимый Александр Белов скончался от того, что получил смертельный удар заточкой от одного из сокамерников. Второй источник утверждал, что он стал организатором и вдохновителем дерзкого группового побега заключенных, и теперь объявлен в розыск. Но приз абсурда следовало бы отдать третьей «новости» Александр Белов, якобы, неведомым образом перенесся на летное поле Красносибирского аэропорта, захватил самолет и благополучно отбыл на нем в направлении Эмиратов!

Короче говоря, идти в суд после такой чепухи не имело смысла. Ясно было, что инициаторы процесса совсем запутались или отчаялись его выиграть настолько, что впали в умственное расстройство. А потому в полупустом зале находились только немногочисленные, как оказалось, друзья подсудимого, люди изможденного вида, со следами бессонницы на лицах. Они явились сюда, чтобы узнать хоть что-нибудь о подсудимом, потому что до сих пор возможность контакта с Беловым жестко пресекалась судебными и прочими властями, а вся информация о нем жестко дозировалась. В их числе была и Лайза Донахью. Обычно суперэлегантная американка явилась в суд, опираясь на палку и в советского образца туфлях на низком каблуке. А под глазом у нее можно было угадать тщательно затонированный, но все-таки вполне читабельный синяк.

Немногим лучше в этот день выглядел и полпред президента господин Зорин. Казалось, сегодня он забыл надеть привычную маску вальяжности и выставил на всеобщее обозрение свое настоящее лицо жалкого и растерянного человека. Что было неудивительно: по дороге в суд он имел телефонный разговор со своим московским конфидентом, сообщившим ему о ночном побеге Белова из здания аэропорта, а также об аресте господина Удодова, каковой был не только депутатом и председателем думского комитета по законности, но и компаньоном Зорина в кое- каких не совсем легальных коммерческих предприятиях.

Однако даже не это поразило Зорина в самое сердце, а то, что никто из местных чиновников не счел нужным проинформировать его о взятии Удодова под стражу! Хотя это произошло, как говорят менты, на его земле! Старый номенклатурный волк Зорин сразу понял, что это значит…

Итак, заседание суда состоялось. Ровно в десять утра, с боем часов, на свои позиции выдвинулись судья Чусов и государственный обвинитель Константинов. Судья бросил на стол толстую папку с документами, которую принес собой, со вздохом водрузил на нос очки и принялся рассматривать документы… На своего, бывшего приятеля он даже не взглянул, как, впрочем, и тот на него. Это обстоятельство имело скрытое значение лишь для них: обоим было понятно, что отныне и до конца жизни они никогда больше не подадут друг другу руки…

Чусов наконец расшифровал своего вечного оппонента, понял, что ему — подсознательно, — не нравилось в нем: да, прокурор Константинов получал от своей работы садистское удовольствие. Его должность и статус давали ему возможность чувствовать себя творцом человеческих судеб, хозяином жизни и смерти подсудимых. Право назначать наказание, привлекать ответственности, определять меру наказания — все эти прерогативы государства он сделал своей собственностью, можно даже сказать, приватизировал. Пусть даже он не торговал ими, но зато использовал как ступени для своей карьеры. Не он служил закону, а закон служил ему для удовлетворения его собственных амбиций.

И слава богу, что Белов испортил прокурору сегодня праздник! Его место в железной клетке так и осталось вакантным.

Никто из собравшихся, включая адвокатов, уже не надеялся увидеть этого авантюриста на скамье подсудимых. Однако правила вынуждали участников процесса играть отведенную им роль до конца. Суд должен состояться хотя бы с той целью, чтобы зафиксировать факт отсутствия подсудимого.

Едва секретарь суда произнесла первую ритуальную фразу «встать, суд идет», как у входа в зал послышался шум, перешедший в громкую перепалку. Мужчина, которого охранники приняли за бомжа, настойчиво пытался проникнуть в зал, где шло заседание. Чусов отложил документы, снял очки — у него была дальнозоркость — и вгляделся в нарушителя спокойствия.

— Позвольте ему пройти! — бас судьи перекрыл гам, поднявшийся в зале. — Никто не может отказать гражданину в праве занять свое место на скамье подсудимых.

Александр Белов шагал по проходу между креслами в абсолютной, космической тишине. И лишь после того, как охранник закрыл за ним железную дверь клетки, зал в едином порыве разразился овациями. С той самой минуты аплодисменты стали неотъемлемой частью его жизни…

XLIX

Месяц спустя Белов получил приглашение в Кремль на совещание, посвященное отношениям власти и капитала. Само собой разумеется, на деле речь шла лишь о демонстрации лояльности со стороны олигархов, а не о дискуссии с ними, которая даже не подразумевалась… Это Александр понимал прекрасно: в Кремле должны были встретиться и обменяться фальшивыми улыбками государство и крупный бизнес, не более того. Но для него это приглашение было чей-то вроде политической реабилитации. Опала закончилась, он снова был на коне…

Главным номером кремлевской программы ша пресс-конференция, в ходе которой президент Батин в режиме нон-стоп отвечал на каверзные вопросы журналистов о перспективах развития бизнеса в России и личном его отношении «делу Белова».

Как всегда, он показал себя зрелым мастером словесных баталий и не раз срывал аплодисменты зала. Ассистировавший ему сотрудник администрации Иван Жуков по очереди предоставлял его российским и зарубежным корреспондентом.

Международная общественность не раз дала понять, что внимательно следит за ходом процесса, — говорил с сильнейшим акцентом молоденький англичанин. — Не кажется ли вам, о Россия больше потеряет в результате снижения инвестиционного рейтинга и бегства капитала за границу, чем приобретет в результате позорной национализации «Красносибмета»? Журналист еще не закончил говорить, а на губах президента уже заиграла ироническая улыбка. Батин красиво выдержал паузу и хмыкал.

— Извините, вопрос не по адресу, — сказал он очаровательно скрипучим голосом. — Государство не должно вмешиваться в споры хозяйствующих субъектов. Это наша принципиальная позиция. Кроме того, даже будучи президентом, я: не вправе навязывать свое мнение суду, я никогда не сомневался в справедливости предстоящего судебного решения. Российское правосудие в лице назначенного мной Андрея Ивановича Чусова оказалось на высоте! Вы же не станете утверждать после завершения этого процесса, что у нас существует проблема теневой юстиции. Не станете? — с нажимом спросил он, глядя в глаза покрасневшему от смущения журналисту. — Вижу, что не станете. Потому что с юстицией в России дела обстоят не хуже, чем на вашем хваленом Западе вкупе с Америкой!

Российская часть аудитории одобрительно зашелестела блокнотами: куда этому мальчонке до нашего Всеволода Всеволодовича! Иван Жуков пробежал взглядом по залу, показал «Паркером» на знаменитую Троегудову и кивнул ей: дескать, можете говорить. Все притихли в ожидании сенсации. Взаимные отношения главы государства и, по его же определению, «ведьмы пера» Троегудовой напоминали информационную войну певца Куркурова с газетчицей из Ростова Ритой Артаньян. Счет на сегодняшний день был равный и в первом, и втором случае. Что-то будет? Тем более, что сегодня Троегудова, как назло, была в розовом жакете.

— Вас не смущает, — голос ее звучал уверенно и даже нагло, — что, приняв курс на укрепление вертикали власти, иными словами, на реализацию бюрократической модели государства, вы тем самым ограничиваете развитие свободных рыночных отношений и лишаете инициативы талантливых предпринимателей? Но при этом хотели бы видеть в них патриотов… — добавила она невыносимо ядовитым тоном.

Путин не дрогнул, однако всякий намек на улыбку исчез с его лица, ставшего в одно мгновение похожим на римские скульптурные портреты Октавиана Августа.

А давайте спросим самого Александра Николаевича, — ловко перевел он стрелку на сидевшего между старушкой Лоу и Лайзой Донахью Белова. — Патриотично ли такого человека, как он, лишать инициативы с пользой для страны? Я правильно понял ваш вопрос? — он убедился, что стрела его иронии попала точно в розовую грудь Троегудовой, потому что она вдохнула воздух и забыла его выдохнуть от возмущения, и поощрительно кивнул Белову.