Это всё ты - Елена Тодорова

меня, – обращаю ее желание в собственную просьбу.

Она вздыхает так бурно, что по телу судороги идут. Прижимая ее поперек живота рукой, чувствую достаточно. Закусывая губы, прикрываю глаза.

Ю тем временем дергается и неловко поворачивается ко мне лицом. Открываю глаза, когда ощущаю ее пальцы на своей обнаженной груди. Мышцы перебивает дрожью, пока она исследует.

– Ты такой большой, Ян… Такой сильный… Очень твердый…

Моргая, пытаюсь фильтровать не только то, что она говорит, но и свои порывы. Сердце бьется в груди так бешено, что кажется, через секунду окажется в руках Ю.

А она курсирует дальше. Сначала вниз… Блядь… Прокусываю губу до крови, но стон все равно срывается. Юния пугается и спешно поднимается обратно вверх, так и не достигнув моего пресса. Пробегается пальчиками по моим плечам, шее, кадыку, подбородку… На щеках замирает.

Смотрим друг другу в глаза. Дышим губы в губы.

Глажу ладонью спину Ю, но особо не расхожусь. Ни к ягодицам не спускаюсь, ни к голым лопаткам и плечам не подбираюсь. Она и без того трясется. Так, словно замерзла, но я знаю, что это не от холода. Мы пылаем в контакте. Кожа горячая, что у меня, что у нее.

Мне хочется толкнуться в низ ее живота озверевшим от моей неуёмной похоти членом. Однако я понимаю, что Юнию это оттолкнет, а потому, скрипя зубами, сдерживаюсь.

– Я так злюсь… – шепчет она, пугливо касаясь кончиками пальцев моих губ. Стараюсь не двигаться, но дышу уже капитально усиленно и резко надсадно. – Так злюсь, когда смотрю на твою Киру…

Я не хочу думать об этой долбоебучей липучке, когда охрененное тело Юнии находится в кольце моих рук, являясь не только максимально прижатым ко мне, но и достаточно обнаженным.

Заставляю себя тихо рассмеяться.

– Она не моя, – отмахиваюсь, тешась лишь из-за того, что она меня ревнует. – Моя – ты. Только ты, Ю.

– Я… – выдыхает она с непонятными интонациями. Но не отрицает сейчас. Блядь, она не отрицает. – Ну вот, зачем ты с ней был? Я теперь не могу не думать, что лежал с ней так же, как сейчас со мной…

Громко хмыкаю. Пьяный от чувств, заторможенно моргаю.

– Ни хрена, зай. Не лежал. Ни с кем. Обычно… Кхм… Обычно весь движ в тачке… А в ту ночь вообще ничего не было. Ты позвонила, и я ушел.

Думаю о том, стоит ли признаваться, что торчал потом до утра у ее дома. Или это слишком стремно? Да, позорняк глобальный. Не выдавлю.

– Ян… Нельзя разбивать людям сердца…

Мои брови дергаются, выражая недоумение.

– Так не разбивай мое, Ю.

– Ян…

Не знаю, что она хочет этим сказать. В том, как Юния Филатова выдыхает мое имя, всегда столько оттенков, столько выразимых и непонятых мною эмоций.

«…ты мне дорог, Ян… Очень дорог… Очень…»

Едва это признание проносится молнией в мозгу, сжимаю Юнию крепче. Она вздрагивает и даже приглушенно вскрикивает. Упираясь ладонями мне в грудь, бомбит судорожными вздохами исчезающее между нами расстояние.

– Ю… На хрен всех. Пусть все валят боком. Не разбивай мое, слышишь? Зай… За-а-ая, – протягиваю мучительно. Секундой спустя, конечно, прикрываю этот стон урчащим, как тарахтящий двигатель, смехом. – Помнишь, в девятом сидели вместе на этой чертовой биологии? Уже тогда… Ю… Я засвистел по тебе еще тогда...

– Что это значит?..

Смущенный своими чувствами и абсолютным ее непониманием их, снова смеюсь, как идиот.

– Штормит меня от тебя. Пиздец как штормит, – выталкиваю и замолкаю, наконец.

Чтобы просто полежать с ней. Насладиться этим контактом, хоть и заражен уже дрожью Ю. Бесконтрольные спазмы прошивают тело, ошарашивая тем, что ощущения могут быть такими забористыми.

– Я в хламину, Ю, – выписываю убийственно нежно.

И тогда…

Юния дергается. На автомате подставляю стопу, давая ее ногам опору, чтобы оттолкнуться и подскочить вверх.

– Ян… – чувствую сладкое дыхание на своих губах. – Замри… Не шевелись, пожалуйста…

Ресницы падают. Сердце прекращает биться.

Ю прижимается к моему рту губами, и в этот же момент сквозь мое тело проносится феерический электрический разряд.

Она меня целует… Мать вашу, Юния Филатова меня целует.

Ну, как целует?

Вытесняя из моего организма остатки жизни, несколько раз мягко и одуряюще нежно тыкается в мои губы своим наглухо закрытым ртом.

И ускользает.

Только вот мне уже срывает башню эйфория. Сдавливая затылок Ю пальцами, вынуждаю вернуться, чтобы, напирая, самому прихватить ртом ее нижнюю губу… Она загоняет мне между ребер ногти. Отталкивает, не жалея сил. Лихорадочно заметавшись, словно всполошенная птичка, стремительно отворачивается. Пытаюсь поймать обратно, а получается так, что наваливаюсь сверху, когда Ю на подъеме оказывается лицом вниз.

И пиздец…

33

На меня что-то пьянящее нахлынуло…

© Юния Филатова

Когда Ян, в попытке удержать меня на кровати, наваливается всем своим практически голым телом сверху, мое сознание распиливает звенящий шок.

Сигнал с жизнью утерян.

Дыхание отсутствует. Сердце не работает. Пульса нет.

Большой, тяжелый, твердый, жесткий и горячий… Зачем-то анализирую свои ощущения, в то время когда должна кричать и биться за свободу.

Ошарашенная происходящим, нахожусь в полном оцепенении.

Не могу пошевелиться. Не могу.

Слишком четко чувствую каждую накаленную мышцу Нечаева и ту его огромную мужскую часть, что втиснулась между моих ягодиц. На мне сорочка и трусы, на Яне боксеры – это три слоя ткани. А мне кажется, что все они растворились в жаре, который создал этот контакт. Градусы в его половом органе явно повыше, чем температура всего остального тела. А еще… Без каких-либо предпосылок его достоинство то ли подрагивает, то ли даже дергается.

Боже…

Нечаев издает какой-то дивный, похожий на рычание, звук. А я совершаю свистящий вдох. И на раз выдыхаю всю свою панику. Со сдавленными всхлипами, вибрирующим трепетом, глубинным бульканьем и приглушенным писком.

– Блядь… – толкает Ян тихо, но грубо. А после сразу: – Зай, –весомо и нежно.

Последнее – за секунду до того, как коснуться моего плеча губами. Легкий поцелуй, как заражающий укус. От крохотной точки по всему организму расходятся жгучие электричеством импульсы. Нервная структура вспыхивает. Чувствительные окончания воспаляются и приходят в нервное возбуждение.

Все, что разрушало меня раньше… Все, чего я пугалась… Все, что с трудом подавляла… Это… Боже… Это, простите, какой-то детский лепет против того, что со мной творится сейчас. Демоверсия настоящего сумасшествия.

Ян