Алмазная маска - Джулиан Мэй

В ту пору Марк еще был близок со мной. Делился своими бедами и тревогами… В то время его больше всего беспокоило стремление отца отговорить – или заставить? – сына от продолжения исследований в такой щекотливой области, как церебральные генераторы. Поль любыми способами пытался не допустить, чтобы в семье, кроме отщепенцев, Северена и Адриена, появилась еще одна паршивая овца. Ради справедливости следует заметить, что если я был в курсе его, так сказать, публичных дел, то в душу он меня не допускал. Как, впрочем, и никого другого… Марк по складу характера был одиночкой. Нет, он участвовал во всех развлечениях, что устраивались на борту звездолета – вечеринках, танцах, экскурсиях по этому обширному техническому чуду, девушки с высокими метапсихическими потенциалами так и увивались вокруг него. Парень он был видный – высокий, поджарый. И личиком вышел… Прибавьте незримую маску гордого, непонятого людьми борца с консерваторами и рутинерами – и вот вам готовый портрет романтического героя. Этакий Чайльд Гарольд от науки!.. Марк холодно относился к ухаживаниям и намекам, пылким взорам, заманчивому смеху – я с интересом наблюдал за ним, ожидая, когда же гаэльская кровь наконец взыграет в нем.

Я ошибся.

Пообщавшись с ним поближе, послушав их мысленные беседы, я скоро понял, что Марк и романтический герой – вещи несовместимые. Он являл собою самую худшую разновидность свихнувшегося на технике гения. Это был наивный юнец – в свои-то двадцать пять лет! – и скоро я понял, что выше этого состояния ему в жизни не подняться. Даже не юнец, а ребенок… Он, например, всерьез утверждал, что всякие там любовные увлечения – пустая трата времени и энергии. Что мозги даются человеку один раз в жизни и использовать их надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно… И так далее…

Чему, собственно говоря, удивляться?

Подобное лицемерие – точнее, «поза» – качество, присущее многим Ремилардам. Да-да, именно лицемерие – наивное, бессознательное, ведущее к тяжелым последствиям не только для конкретной личности, но и для миллионов других, окружающих ее людей. Потому что мы – Ремиларды, и с этим нельзя ничего поделать.

Марк – юнец? Кем же тогда является его дедушка Дени, мой брат, который на старости лет всерьез – я убежден в этом – как-то признался мне, что он всю жизнь мечтал принять обет безбрачия и посвятить свою жизнь науке, если бы в молодости его духовный наставник не раскрыл ему глаза и не указал на святую обязанность «продолжения рода». Оказывается, семеро детей, которых он «настругал» с Люсиль – это его крест, а в общем-то сексуальное наслаждение совсем не интересует его. Я не знал – плакать или смеяться по этому поводу. Мало того, нарожав детей, он еще и монографию по сексологии оперантов написал. Во-от такой том!.. Книга яркая, но совершенно неубедительная, я бы даже сказал, – нездоровая. Мне верить можно, ведь я являюсь пионером в этой области.

Наиболее даровитый его отпрыск Поль тоже в молодости успел пожеманничать, пока не встретил оперную примадонну Терезу Кендалл, сумевшую разбудить его. Когда их любовь угасла, для компенсации упущенного времени Поль ударился во все тяжкие. Пока ему не встретилась Лора Трамбле, он ни одной юбки не пропустил. Лора на какое-то время прочно вошла в его жизнь. Тот факт, что она была замужем за ирландцем Рори Малдоуни, позже ставшим магнатом, казалось, их совсем не интересовал. Бедный Рори относился к своим рогам со старомодной терпимостью. После неожиданной, ужасной и довольно-таки странной смерти Лоры Поль словно с цепи сорвался и в добавление к законным Марку, Матье, Мари, Мадлен, Люку и Джону он родил еще тридцать восемь внебрачных детей.

Когда Марк был подростком, он как-то признался мне, что его сводит с ума «врожденная ограниченность человеческого тела». Он так выразился… Когда наступил период полового созревания, а это оказалось для него неожиданностью и серьезным ударом, Марк заявил, что нашел способ, как побороть эту «преступную» страсть.

Я попытался вразумить его – начал объяснять, что опасно вмешиваться в естественный ход вещей, экспериментировать над гормонами; что подавление потенции может привести к самым серьезным психическим сдвигам. Он только криво ухмылялся – скоро эта усмешка стала знаменита на всю галактику. Что было делать? Размышляя о Марке, я склонен согласиться, что у сына такого отца мозги действительно должны быть набекрень, однако поверить в его врожденное отвращение к сексу я никак не мог.

Когда появится одна-единственная женщина – загадал я, – тогда посмотрим. Тогда Марк, возможно, поймет, что он такой же человек, как и все остальные.

Я дождался… Правда, ждать мне пришлось семнадцать лет.

Марк много рассказывал мне об Орбе – впрочем, так же, как и его брат Люк и сестра Мари. В подростковом возрасте каждому из них довелось побывать в этой столице в качестве – как бы сказать? – пажа при отце или тете Анн. Они исполняли мелкие поручения, там же учились, сдавали зачеты по различным дисциплинам, изучаемым в колледже, ведь сессии Консилиума иной раз затягивались на несколько недель. Самым захватывающим развлечением на этом сказочном планетоиде была возможность посещать и участвовать в различных праздниках, устраиваемых представителями той или иной расы. Всего на Консилиум Орбе было тридцать два отдельных анклава – во время той сессии, когда мне удалось побывать на Орбе, сначала даже сектор лилмиков был открыт для посещения. Также нам удалось принять участие в некоторых заседаниях, на которые допускали публику. Мне особенно запомнилась церемония выборов новых магнатов.

В конце полета большинство пассажиров-оперантов «Скайкомиш-Ривер» собрались на восьми наблюдательных палубах, чтобы не упустить мгновение, когда, прорвав суперповерхностную пленку, звездолет вынырнет в трехмерном пространстве и нашим глазам откроется гигантская космическая станция размерами с небольшую планету, вращающуюся вокруг невиданной редчайшей звезды Телонис. По глупости я решил воздержаться от приема болеутоляющих пилюль – даже не выпил ни капли в ожидании замечательного зрелища. Не дай Бог что-нибудь упустить! Век себе не прощу!.. Старый дуралей!.. В то самое мгновение, когда все собравшиеся на смотровой палубе перед распахнутым в серое, бесформенное, клубящееся бездонье иллюминатором услышали характерное «цанг», потом еще раз – «цанг», что-то или кто-то вонзил мне в темя дюжину цепких острых коготочков и принялся рвать мой разум на мелкие куски. Я едва удержался, чтобы не закричать от боли. Постановка защитного барьера была моей самой сильной ментальной способностью, и я сделал все, чтобы окружающие ничего не заметили. Однако дрожь в руках мне скрыть не удалось, Шиг Морита тронул меня за плечо и участливо спросил:

– Все в порядке, дядя Роги?

Трое его товарищей тоже озабоченно посмотрели в мою сторону.

– Конечно, ребятки, – я принял бравый, независимый вид, – так, легкое недомогание…

– В вашем возрасте надо бы использовать болеутоляющие средства, – заметил Алекс Манион. – Тем более при прорыве суперповерхностной границы… Сразу бы приняли ударную дозу…

Чертов щенок! До сих пор не может простить, что я спал с его матерью!..

– Послушай, Алекс, – сказал я. – Мне всего сто семнадцать лет, я, как и любой другой Ремилард, бессмертен. Понимаешь, я – вечен, в том числе и в смысле здоровья. Так что не надо обращаться со мной, как с баскетбольной корзиной.

Туша Бум-Бума маячила передо мной и загораживала иллюминатор. Я перебрался вперед, чтобы не упустить ни малейшей детали из потрясающей картины, которая вдруг открылась перед нами.

За толстенным кристаллическим стеклом сейчас должна заполыхать самая редкая диковинка нашей галактики – звезда Телонис.

Где же она?

Серое лимбо, разбежавшись цветными разводами, погасло, и за пределами корабля открылся все тот же черный вельвет космоса, утыканный золотистыми, серебряными, голубоватыми, багряными точками. Глубокая торжествующая пустота!.. Никакого светила, никакого планетоида!.. В те годы я вряд ли мог назвать себя опытным путешественником, однако на планетах со смешанным населением Авалоне и Оканагоне мне удалось побывать, а также на Ассавомпсете (сначала ее заселяли выходцы из Северной Америки, потом там тоже все перепуталось). Посетил я и «японский» мир Езо – вот уж чудненькое место. Более живописного мира я не встречал. Атмосфера там была необыкновенно прозрачная, оттого, может, так прекрасны там восходы и закаты. Побывал я и на «французской» планете Блуа. И каждый раз перед глазами пассажиров звездолетов являлось нечто грандиозное, пылающее, раскаленное… Ну, конечно, не совсем раскаленное – ученые Галактического Содружества еще за несколько лет до Вторжения составили каталог пригодных для расселения землян миров. Все они находились в системах, где звезды имели желтый цвет и принадлежали к спектральному классу G2 с нормальной светимостью.