Процион - Андрей Ливадный

Они возвращались.

Емкости с химическими веществами опустели еще неделю назад, но только сейчас на пяти из восьми полусферических выступов камер биологической реконструкции зажглись сигналы индикации, предупреждающие об успешном окончании процесса.

Мари, Ян и Энтони в молчаливом напряжении ожидали, когда откроются уникальные в своем роде устройства, где по образцам ДНК реконструировались тела членов экипажа "Европы", а затем с носителей кибернетических систем происходила трансляция личностей.

Они лишь могли предполагать, кого встретят спустя пару минут.

Было страшно.

По-настоящему страшно, – ведь самый незначительный сбой в процессе мог привести к фатальным последствиям.

Не хотелось даже думать об этом, иначе следовало предположить, что за медленно поднимающимися крышками они увидят вовсе не тех, кого так долго искали, не теряя надежды на протяжении двух с половиной лет.

Они наши их почти в самом пекле вулканической преисподней, среди видоизменившихся, уже не помнящих своего истинного предназначения анклавов одичавших машин.

Теперь уже не минуты, а секунды решали все.

Крышки камер биологической реконструкции встали в верхнее положение, отчетливо щелкнув фиксаторами.

Тихо, едва слышно заныли сервомоторы, подавая из недр сложнейших устройств жесткие пластиковые ложа, на которых лежали бессознательные тела четверых мужчин и одной женщины.

Долго, невыносимо долго текли секунды.

Взгляды скользили по нагим телам, узнавая знакомые по записям черты.

Беат…

Андрей Дибров.

Антон Столетов.

Онжилай… – непонятная личность, человек с множеством имен, тщательно скрывавший свое прошлое.

Френк Лаумер…

Глухие удары пульса в висках.

Режущий ультрафиолет, наполняющий отсек специфическим запахом.

Тишина, такая хрупкая, звонкая…

Веки Андрея Диброва внезапно затрепетали.

Первый судорожный вдох.

Движение.

Он открыл глаза.

…Перед ним стояли два человека и андроид.

Сознание еще не прояснилось, тело сковывала неодолимая слабость, но мысли – тысячи мыслей уже ворвались в рассудок, и как единственный, желанный ответ на них вдруг прозвучал хрипловатый, надсаженный от волнения голос шагнувшего вперед мужчины.

Он присел подле жесткого ложа, и, не отпуская взгляда Андрея, сказал всего два слова:

– Вы вернулись.

Эпилог.

Колония Проциона. Год спустя…

Ночь кружила над городом.

Низкие, тяжелые облака клубились, укрывая пепельно-серой мглой верхние этажи небоскребов.

Нагаев, стоял у окна и смотрел вдаль, где ночные небеса озаряли багряные отсветы – там за сотни километров от мегаполиса извергалась группа вулканов.

Серый пепел вторые сутки обрушивался наплывами внезапной нереальной метели, снижая видимость, оставляя налет праха на зданиях, улицах, площадях…

Казалось, что суровая природа планеты вдруг, спустя столетия, восстала против пришельцев выстроивших город, окруживших его зеленью лесопосадок, вознамерившихся засеять жизнью бесплодные равнины, а затем вдруг круто изменивших первоначальному плану.

Нагаев мрачно смотрел в окно, понимая, что обречен.

Колониальный проект был провален.

Он слишком поздно сумел понять, что с процессом преобразования мертвого мира в оазис жизни в состоянии справиться лишь сумма всех технологий, что нес на борту колониальный транспорт.

Мало построить город окружить его лесами, нужен вдумчивый кропотливый труд миллионов машин, поколений людей, чтобы сложенные вместе усилия дали необратимый результат.

Нагаев – бывший серийный андроид модели "LX-39" стоял у окна в полном одиночестве.

Он претворил в жизнь свою мечту, одолел тысячи трудностей, поломал множество судеб, и где итог?

Он оказался заложником собственных стремлений. Первая переходная форма, сочетающая в себе нервные ткани человека с кибернетической системой, прочность механического эндоостова, силу биолайкроновых мышц с компактными системами дыхания, кровообращения питающими живые кожные покровы…

Он мог совершать сложнейшие математические расчеты и ощущать вкус пищи, логически оценивать ситуацию или испытывать помутнение рассудка от приступа гнева, либо страсти.

Почему он, сверхмашина и сверхчеловек в одном теле стоял в глубокой тяжелой задумчивости, глядя на далекое извержение?

Что ему до тех, кто задыхался от пепла на улицах города?

Разве должен волновать его природный катаклизм, который закончиться спустя пару дней?

Конечно, нет.

Город лишь временно оказался покинут машинами, – все андроиды сейчас проходили радикальное усовершенствование, чтобы выйти из недр цокольного этажа такими же сверхсуществами, как он сам.

Он испытывал глухую тоску совсем по иной причине, а мрачная обстановка разгулявшейся стихии служила лишь фоном, антуражем для мыслей.

Сегодня Нагаев понял, что при всем совершенстве своего тела и разума он – абсолютное ничтожество.

Страсти конечны. Они исчерпываются, уже не несут новизны, мир понятен, как решенная задачка из учебника арифметики первого класса, перспективы известны, прошлое оценено, и что у него осталось в итоге?

Бессмертие?

А где цель вечного существования?

Власть?

Ничтожная ничего не несущая, сомнительная привилегия, когда она ни к чему не обязывает, когда за нее не нужно бороться, ибо нет конкурентов, все известно заранее.

Научный поиск?

Его губы исказила саркастическая усмешка.

Сегодня он видел, что такое настоящая жизнь, которая недоступна ни ему лично, ни формирующемуся в данный момент поколению обновленных машин.

Он видел как ничтожное, смертное человеческое существо, чьими помыслами он когда-то забавлялся, питая свои бесплодные нейромодули, – обыкновенная женщина, вряд ли осознающая какие замыслы вершатся рядом с ней, шла по улице, укрывая пятилетнюю дочь от падающего с небес пепла, и что-то рассказывала ей, ласково, тепло улыбаясь своему ребенку…

Нагаев, наблюдавший за этой картиной, сначала испытал шок, а затем его настиг ужас от внезапного понимания – никогда он не сможет стать таким как она, идти и улыбаться, маленькому существу, ограждая его милой болтовней от угрожающего разгула стихии…

Он никогда не сможет иметь детей.

В этот день, а вернее этой ночью, глядя на падающий пепел, клубящиеся тучи и далеко зарево извержения он искал причину своего внезапного падения с вершины олимпа иллюзий и не понимал, что, соединяя живое с неживым, он получил в итоге не сверхчеловека, и не сверхмашину, а нечто принципиально иное.

Новую форму жизни, которой необходим новый смысл бытия.

Нагаев упорно отказывался признавать данный факт, лишь все более мрачнел, углубляясь в тщетный запоздалый самоанализ, понимая, что когда был андроидом, едва осознавшим факт собственного бытия, он еще мог найти этот самый смысл бытия, мог полюбить, если не другое существо, то окружающий мир, мог научиться видеть красоту, отыскать в окружающей действительности нечто уникальное, что трепетно отзовется в душе не стандартным набором биохимических реакций, а неподдельным звенящим чувством, принадлежащим только ему и никому другому…

Он знал, что наступит дальше.

Процессы терраформирования, остановленные в критической стадии, начнут терять положительный эффект, все достижения постепенно обратятся вспять, прогресс исчезнет, начнется долгая агония, погибнет вся сложная органика, и на планете останутся лишь чистые машины, бессмысленно копающиеся в недрах, да они – сверхразумы, запертые в каком-либо бункере с замкнутыми системами жизнеобеспечения, приговоренные к вечному одиночеству, потому как единственное чувство, способное по-настоящему сблизить два существа – это любовь, – недоступная, непонятная, неразгаданная…

Есть ли смысл тянуть, ждать этой агонии?

Мысль осветил внезапный разряд молнии.

Напоенные влагой облака конденсировались над городом, третьи сутки проливаясь внезапными грозами.

Вспышка белого сияния осветила окрестности, на миг стало светло как днем, и Нагаев, по привычке фиксируя открывшуюся взгляду картину, вдруг заметил как по одной из дорог ведущих в город, движется нечто, похожее на армию насекомых…

Сенсорные системы глобального контроля уже вторые сутки сбоили из-за обилия пепла, облепившего все датчики, а в городе не осталось безропотных исполнительных механизмов, которые бы очистили их, оставалось уповать лишь на ливень…

Или на собственное зрение и абсолютную память, запечатлевшую яркую картину освещенных вспышкой молнии окрестностей.

Обработка изображения заняла пару секунд, не более.

Вывод кибернетической системы был категоричен – по южной магистрали к городу под прикрытием непогоды двигалось несколько сот эволюционировавших механизмов.