Целуй и танцуй: в поисках любви в Буэнос-Айресе - Марина Палмер

— Сеньора, ваша дочь просто divina[65], — сказал он с чувством, заключая формальную часть. Моя мама буквально просияла: ведь комплимент ее дочери — это все равно что комплимент ей.

— Я просто влюблен в нее!

Мама даже не дрогнула. Она все еще продолжала сиять. Даже если на самом деле она и пришла в ужас, ей хорошо удалось это скрыть. Я рассмеялась — хотелось удостовериться, поняла ли она шутку.

— Может быть, отдадите мне ее руку? Окажите такую честь! — изысканно завершил Гато свой комплимент. Теперь я просто залилась смехом — да так сильно, что чуть не закашлялась. И взглянула на маму. Она не только по-прежнему сияла, но, готова поспорить, я увидела на ее лице нечто похожее на благодарность. Именно тогда я и поняла: предложение, даже от вечно пьяного, обкуренного разноцветного Медведя, много лучше, нежели никакого предложения.

— Твой жених очарователен, — сказала мама, когда претендент на мою руку ушел танцевать с другой девушкой.

— Разве я не говорила, что найду себе мужа? — успела ответить я, прежде чем мы обе разразились смехом (может быть, нервным?).

Да, просто гора с плеч — отныне мама будет меньше волноваться о том, что мне пора замуж. Пожалуй, теперь я сменила ее на тревожном посту; беспокоиться — отныне моя обязанность. Особенно когда я подумаю, что это дурашливое предложение — единственное, которое я когда-либо получала. Даже во время отдыха на Кубе никто так и не попросил моей руки. Перед отъездом все предупреждали меня быть начеку. Мужчины там так отчаянно хотят покинуть страну, что готовы на все, что угодно, даже жениться. Но моим знакомым не стоило волноваться, я не получила ни единого предложения — во всяком случае, руки и сердца. Почему те предложения, которые мне делают, всегда столь невинны? Даже на Кубе.

1 июля 2000 года

Когда я увидела его в первый раз, то подумала: «Что он о себе возомнил? Он что, Рудольфо Валентино[66], черт возьми?» У незнакомца были тонкие усики — и они свидетельствовали: «Я настоящий мерзавец и подхалим!»

Но к тому времени как он наконец послал мне свое приглашение на танец — подняв бровь и втянув щеки, — я уже прекрасно знала, кто он такой. И уже не могла просто так отвергнуть его. Это был Пабло де лас Пампас!

Я решила, что при сложившихся обстоятельствах лучше всего притвориться страусом, и потому уткнулась лицом в его шею, чтобы не смотреть на эти его гадкие усики. О… минутку… все оказалось просто потрясающе! Чудесно! Но как, скажите мне, можно испытывать столь сильное блаженство, танцуя с обладателем столь кошмарной растительности над губой? Чтобы избежать изнурительных размышлений на эту тему, я еще сильнее уткнулась ему в шею.

Хоть я и находила Пабло де лас Пампаса просто нелепым (карикатура какая-то), все же решила подыграть ему. Если он собирается использовать меня, чтобы произвести впечатление на окружающих, то я сделаю ему ответный пас. В конце концов, не важно, есть ли у него усы, однако он регулярно выступает в различных шоу — и в Аргентине, и за рубежом. И к тому же ищет партнершу. Мне отлично известен сей факт: он поместил объявление на доске в танцевальной студии, куда я ходила на практику. На его листке была также информация, что девушка, которую он ищет, должна иметь и балетную подготовку. Хорошо! Я подхожу. Но ей должно быть от восемнадцати до двадцати пяти. Вот с этим — хуже.

Уже давно прошли те дни, когда мне «совсем недавно исполнился двадцать один». Я не могла продолжать обманывать вечно, ибо запуталась в паутине собственной лжи. Рассказывала всем о себе абсолютно разное, а потом не могла вспомнить, кому что плела. То мне был двадцать один год, то двадцать пять лет, а кое для кого у меня вообще не было возраста. Я начала панически бояться этого простого вопроса — сколько мне лет. И краснела уже заранее, соображая, какую ложь сейчас произнесу. Всегда ненавидела вранье. Не потому, что я такая хорошая и правильная, а просто с детства у меня сохранился страх, что тот, кому я солгу, сумеет прочитать мои мысли и поймает меня с поличным. Должно быть, я начиталась сказок и до сих пор продолжаю приписывать окружающим волшебную силу. Или, возможно, уверена, что по мне всегда все можно прочитать, как бы я ни старалась скрыть правду. Я уже пришла к выводу, что ложь относительно моего возраста не стоит заплаченной за нее цены. Правда — вот единственный верный путь, и не имеет абсолютно никакого значения, насколько она неприглядна.

И как же все обстоит на самом деле? Истина заключается в том, что хоть меня еще и не сдали в архив, я уже на пути к этому. Кто, находясь в здравом уме, захочет танцевать со сморщенной старой занудой с отвисшей задницей? Конечно же, все не совсем так. Пока что. Но часы тикают, время бежит, все быстрее и быстрее, и скоро так и будет. Вопрос в том, насколько быстро? Сколько времени у меня осталось, прежде чем я превращусь в одну из тех старушенций, чьи дряблые бедра выступают из-под юбки с разрезом, плотно облегающей впалый живот. И пойму ли я, когда наступит момент все бросить? Смилостивится ли надо мной Господь и пошлет ли мне партнера, пока еще не слишком поздно?

6 июля 2000 года

В «Ниньо бьен» прошлым вечером Гато подал мне знак. Пока что все хорошо. Поскольку он не мог допустить и мысли о том, чтобы расстаться со своим виски даже на то короткое время, пока дойдет от своего стола к моему, то захватил стакан с собой. И здесь тоже не было ничего необычного. Странно другое. Как правило, он оставляет напиток на моем столе, чтобы после танца тут же восстановить силы. Однако прошлым вечером мой партнер не желал выпускать стакан из рук. Я поняла, что он намерен танцевать, держа в руке порцию виски. Обычно я стараюсь не поднимать шума из-за ерунды, однако в данном случае следовало занять твердую позицию. Существует предел терпению, и с некоторыми вещами даже я не желаю мириться!

Было уже слишком поздно, когда я осознала, что следовало вообще объявить ему бойкот. Гато оказался еще в худшем состоянии, чем обычно, и, похоже, абсолютно не осознавал, что на танцполе есть и другие пары, и, чтобы избежать столкновения с ними, самый правильный курс действий — танцевать осторожно. Похоже, процесс игры в столкновение машинок приносит ему истинное наслаждение. Но что хуже, вместо машины он решил использовать свою партнершу (то есть меня.) Если танцуешь танго на оживленном танцполе, почти невозможно избежать синяков на коленях, ушибленных лодыжек, оттоптанных ног — это, так сказать, обычное явление. Я вовсе не утверждаю, будто Гато единственный плохой водитель в Буэнос-Айресе (когда ведет машину в пьяном виде). Их много, и уж я-то должна знать об этом. Однако все плохие водители, с которыми я имела несчастье кататься, хотя бы пытались вести себя осторожно. Или у них была какая-нибудь отговорка. Когда же пары сталкиваются на танцполе, то обычно виновный в этом кавалер принимает извиняющийся вид, умоляет о прощении и высказывает некоторое беспокойство по поводу оттоптанной ноги или задетой лодыжки. Но только не Гато. И только не прошлой ночью. С его лица не успевало сходить выражение ликования, пока он то и дело успешно сбивал одну пару задругой — используя меня как таран. Казалось, он получает невероятное удовольствие, вторгаясь в личное пространство других. И по-прежнему продолжал колотить меня обо все подряд (в прямом смысле слова.)