Жаркие ночи в Майами - Пат Бут

Брови Питера Стайна сошлись у переносицы, лоб грозно нахмурился.

— Эта «детская книжка» получила Пулитцеровскую премию, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Вы ее читали?

— Нет, но я думаю, что Джон Траволта и Кирсти Аллей наверняка читали. И теперь делают эти свои забавные фильмы.

Питер Стайн улыбнулся сатанинской улыбкой. Это уже война, и победит в ней он. Он всегда побеждал, особенно когда выступал против женщин, особенно когда оружием оказывались слова. Его гнев растворился в злорадном предвкушении победы. Слезы будут символом ее поражения. Он заставит ее заплакать на глазах у всех, и тем самым ужасное оскорбление, нанесенное его драгоценному произведению, будет отомщено.

— Как я понимаю, — сказал он с усмешкой, — мир ваших интересов ограничивается фильмами и журналами.

— И манихеями, — выстрелила она в ответ.

Это уравнивало положение. Всего минуту назад он выразил восхищение ее умом. Теперь утверждает, будто она тупица. Своей репликой она подчеркнула эту непоследовательность.

Он посмотрел на нее с опаской. У этой девушки есть зубки. Умеет дать сдачи: должно быть, закалилась, всю жизнь расталкивая других на пути к успеху. Но, видит Бог, очень хороша собой, а теперь еще и обрела большую реальность. Ее личность становилась все объемнее прямо у него на глазах. М-м. Неужто он получает от этой перепалки удовольствие?

— Если вы читали «Детскую игру», то должны были понять, что это довольно полное и, мне хотелось бы считать, весьма оригинальное исследование на тему о том, каково на самом деле быть ребенком. Детям не хватает слов, и потому они не в силах многое объяснить. Взрослые многого не помнят и также не могут этого сделать. И мыслить и запоминать мысли трудно, если у тебя нет приличного запаса слов. Эту закономерность обнаружил Витгенштейн.

Питер изменил тактику. Сейчас он вел себя как медлительный, терпеливый учитель с туповатым учеником. Он откинулся на спинку стула, и его сердитый взгляд смягчился. Он спускал конфликт на тормозах. Вместо того чтобы нанести ей нокаутирующий удар, он тянул время. Его оружием будут подшучивание и сарказм. В конце концов он измотает Кристу силой своего интеллекта. Так будет даже интереснее — поиграть с ней, как кошка с мышкой. Во всяком случае, эта девушка проявила недюжинные способности по части словесной пикировки.

— Представить вас ребенком довольно трудно, — заметила она. — Ваше детство было несчастливым?

Этот переход на личности означал ожесточение битвы. Огонь с обеих сторон стал еще сосредоточеннее. Теперь они постигали сущность друг друга с невиданной быстротой.

— Я вообще-то давно отказался от таких определений, как «счастливый» и «несчастливый», — сказал он, находясь где-то на грани между снисходительностью и удивлением в связи с тем, как повернулся их разговор.

Питер помолчал. Да, его детство было несчастливым, тут Криста права. Выступая в общественных местах, он обычно избегал говорить на эту тему. Так что, выстрелив наугад, она попала в цель. Или она настолько проницательна? Несчастливые дети, как правило, вырастают в несчастливых взрослых, и агрессивность становится у них излюбленной формой прикрытия. Может ли она знать о таких вещах?

— Думаю, мое детство было не из самых радостных, — проговорил он.

Питер Стайн мрачно улыбнулся. Обычно он не любил прибегать к преуменьшениям, но на этот раз поступил именно так. Внешне его детство выглядело безупречным, но только писатели знают, насколько внешность обманчива. Страдания Питера имели один источник — его отца. Даже теперь сама мысль о нем вызывала у Питера разлитие желчи. Юлиус Стайн всегда поступал очень мудро, и самым мудрым его поступком явилось бегство из варшавского гетто до того, как там вспыхнуло славное, но безнадежное восстание. Питер, которому тогда не было еще и года, ничего не помнил о том ужасе, но отец носил на себе его шрамы и, как казалось Питеру, потратил остаток своей жизни на то, чтобы передать их сыну в наследство. Его отец был одним из самых уважаемых европейских психиатров, психоаналитиком и другом Фрейда, но он никогда не изучал английский язык, и, когда переехал в Америку, прошло много долгих и горьких лет, прежде чем он смог заняться делом, которому посвятил всю свою жизнь. Холодный, расчетливый интеллектуал, исследователь человеческого сознания, верящий в то, что поведение взрослого человека запрограммировано в его детстве, Юлиус Стайн не знал, что такое любовь. К сыну он относился как к раздражающему эксперименту с непредсказуемыми последствиями, который не удался и не подтвердил данных, ожидаемых отцом. Еще ребенком Питер научился приводить в смущение отца, который считал себя слишком умным, чтобы его можно было смутить. В результате Питеру был поставлен диагноз: упрямый, самовлюбленный неврастеник. Когда отец относится к тебе как к пациенту, это не лучшая база для укрепления душевной связи между отцом и сыном, и, по мере того как Питер взрослел, положение становилось все хуже. Потом по какой-то странной причине его отец, интеллектуальный сноб с классическим европейским образованием, придумал себе легенду, будто его сын попросту глуп.

Чем больше проявлялся ум Питера, тем тверже становилась уверенность отца в интеллектуальной неполноценности сына. Никакие успехи в школе, похвалы учителей, никакие свидетельства блестящих способностей Питера не могли разубедить Юлиуса Стайна в том, что он произвел на свет Божий идиота. Это убеждение оказалось той палкой, которой он наказывал сына. А отрицание этого ложного убеждения стало оружием, с помощью которого Питер мучил своего отца. Взаимная ненависть все усиливалась, пока в жизни у них ничего, кроме нее, не осталось. Мать Питера оказалась заложницей в этой беспощадной мужской игре. Юлиус Стайн смотрел свысока на свою красивую, но не очень умную жену, а Питер Стайн водрузил мать на пьедестал и любовь к ней распространил на всех женщин. Естественно, что мужчины, вне зависимости от их положения, возраста и всего прочего, стали его врагами. И через всю жизнь Питера Стайна несвязным и неизбежным лейтмотивом проходила отчаянная жажда быть блистательным, добиваться всеобщего признания этой блистательности — потребность, которую никогда невозможно удовлетворить. Теперь отец его умер, но наследство, оставленное им, жило. «Мое детство было не из самых радостных». Ха! О да, уж это точно. Он никогда не голодал, получил превосходное образование, никогда не мучился от холода, никогда не бывал грязным, не испытывал недостатка в развлечениях, у него в кармане всегда были деньги. Но он не помнил, чтобы его когда-либо любили. А это единственное, что вообще стоит хранить в памяти.