Год гиен - Брэд Гигли

Ненри молча схватил за руку Сама, потому что при этой вспышке увидел, как охотничий флот фараона поворачивает с реки в храмовый канал.

Сам дал сигнал нищим. Головы повернулись. Оборванцы наслаждались зрелищем лодок, входящих в канал под все усиливающимся дождем. Паруса, намокнув, свисали с мачт, — цветы, которые были привязаны к такелажу, поблекли, с них капала вода.

В доках царила паника. Лодки врезались одна в другую, торопясь причалить как можно ближе к храму. Некоторые затонули в этой неразберихе, их накренившиеся корпуса стали бесстрастными барьерами, из-за которых даже судно фараона было вынуждено причалить на некотором расстоянии от храма. Промокшие до костей придворные ругали друг друга, кое-где вспыхивали короткие драки. Армии слуг бежали из храма, чтобы срочно выгрузить из судов своих господ подстреленных уток и охотничьи трости. Фараона предоставили самому себе, пока его придворные бежали искать укрытие. Даже царские носильщики не смогли пробиться сквозь хаос на пристани, и правителю пришлось идти пешком по длинной дороге к храму Диамет. С каждым шагом он все больше мрачнел.

Когда фараон, что-то бормоча, прошел мимо Ненри, тот повернулся к Саму и сказал:

— Я должен попробовать добраться до него.

Сам кивнул.

Ненри поспешно вошел в Диамет и пробрался в аудиенц-зал, где стоял его мрачный суверен.

Рамзес швырнул на пол свой намоченный парик, который полетел по сияющим черным плитам, как мокрая крыса. Фараон стоял в мокрой одежде, с которой капала вода, и ярился на суматоху вокруг, пока слуги бросились за полотенцами.

Как раз когда Ненри пробился сквозь толпу суетящихся придворных, Рамзес заметил в толпе Паверо и с отвращением указал на него пальцем.

— Ты! — громко сказал фараон. — Вот как ты управляешь моими владениями? Нет ни чистой одежды, ни жаровен, чтобы согреться! Похоже, для твоих гордых южан я значу очень мало!

Паверо был застигнут врасплох.

— Я смиренно прошу прощения, великий фараон. Слуги и в самом деле распустились. Я позабочусь о том, чтобы их побили…

— Я позабочусь о том, чтобы тебя побили, господин. Тебя не спасет то, что ты — брат моей жены. Между прочим, где эта женщина? — Владыка раздраженно повернулся, чтобы окинуть взглядом придворных.

— Она и ее сын еще не вернулись, ваше величество, — тон Паверо был успокаивающим и подобострастным.

— Хорошо. Я все равно не хочу их видеть. Зато хочу поговорить с Изрекающим Правду. Как там его зовут…

Богатый голос Тийи вдруг пробился сквозь шум аудиенц- зала:

— Ты говоришь о чиновнике Семеркете, мой господин? Значит, ты еще с ним не разговаривал?

Для всех вокруг вопрос показался вполне невинным. Только Ненри, съежившийся в дальнем конце зала, услышал в нем предельное напряжение: Царица гадала, жив или мертв Семеркет, не добрался ли он тайно до фараона? Она с удивительной прозорливостью захватила сегодня накидку с капюшоном, натертую воском, и теперь, скинув ее, оказалась такой же сухой и собранной, как всегда. Помимо легких капель на парике, похожих на росу, на ней не было видно никаких последствий дождя. Царевич Пентаура прятался за спиной матери, тоже облаченный в непромокаемый плащ. Глаза его припухли от слез.

Сорвав свой охотничий наряд, фараон повернулся к жене:

— Печально выяснить, что богов не существует, не так ли?

— Что ты имеешь в виду, Рамзес?

— Я молил воды Нила, чтобы они поглотили вас, а вы даже не намокли.

Ненри увидел вспышку холодной ненависти в глазах Тийи, но перед всеми придворными она превратилась в саму утешительную предупредительность. Взяв у слуги полотенце, царица начала неистово вытирать Рамзеса.

— Иногда ты говоришь такую чушь! — легким тоном заметила она.

Взгляд фараона остановился на Пентаура.

— Прекрасный день ты выбрал для охоты, господин, — обратился он к сыну.

Царевич ничего не сказал, глядя на отца странно горящими глазами. На мгновение удивившись, Рамзес повернулся к Тийе:

— Что это с ним такое? Его укусила бешеная обезьяна?

— Ассаи пропал. Упал за борт.

— Пропал? Ассаи? Его ищут?

— Конечно.

— Что ж, — нехотя бросил фараон. — Значит, его найдут.

Дьявольский свет загорелся в его глазах, и старый владыка не смог удержаться от последней колкости:

— Но если не найдут, может, твой сын будет время от времени ложиться в постель с женщиной. Миллионы людей рекомендуют этот способ, знаешь ли.

Придворные тихо задохнулись.

Пентаура сбросил свой непромокаемый плащ и сжал кулаки. Тийя, глядя на сына, покачала головой — так незаметно, что могла бы этого и не делать. Царевич нехотя опустил красные глаза, пробормотав:

— Да, господин.

Царица закончила вытирать Рамзеса.

— Вот так. Теперь ты сухой. Иди в свои покои и прими теплую ванну. А я пошлю к тебе свою массажистку.

— У меня есть своя!

Тийя сделала вдох перед тем, как продолжить:

— Что ж, тогда приходи после ванны в гарем, и твои жены тебя развлекут. Мы позаботимся, чтобы все заботы спали с твоих плеч. Вот увидишь.

Никто из собравшихся, кроме Ненри, казалось, не подумал, что в ее словах таится нечто помимо обычной снисходительности царицы к своему вспыльчивому супругу.

— Что ж, — сказал смягчившийся фараон, — может быть, может быть. Сперва пошли ко мне Семеркета, когда он объявится. Этот человек — на редкость здравомыслящий.

— В самом деле? — презрительно фыркнула Тийя. — На мои взгляд, он слишком любит вино. Но когда этот чиновник снова сюда придет — если вообще придет — я буду знать, что делать.

Удовлетворенный, фараон жестом показал Паверо, что тот обязан проводить его в покои.

— Ваше величество! — Ненри неожиданно для самого себя отчаянно окликнул уходившего царя. — Пожалуйста! Я должен с нами поговорить! Государственное дело!

Тийя взбешено налетела на него, выбранив Ненри перед придворными:

— Позже, ты, болван! Да кто ты вообще такой?

Она сердито уставилась на него. Писец опустил глаза не желая, чтобы в нем узнали брата Семеркета, и съежился в тени.

Разве ты не видишь, как фараон устал и болен? Сегодня у него нет времени на дела! Приходи завтра! — продолжала Тийя. Затем кликнула одного из вельмож. — Я хочу, чтобы никто его не беспокоил. Ты понял? Никто. Фараон должен отдохнуть.

Придворный склонил голову и пристроился позади Паверо в процессии, сопровождающей фараона в покои.

Тийя в окружении своих служанок поднялась по лестнице, ведущей в гарем. Вельможи услышали, как царица тихо засмеялась на середине подъема, — словно зазвенели маленькие колокольчики, — наслаждаясь шуткой, которую слышала только она одна.

Двигаясь со своей обычной кошачьей грацией, царица отправилась готовиться к появлению владыки.

Ненри в панике смотрел ей вслед. Он не смог поговорить с фараоном!

Писец ошеломленно двинулся через толпу придворных. Поскольку его только что резко выбранила царица, остальные держались от него на безопасном расстоянии. Очевидно, немилость при дворе была заразительна.

Ненри быстро прошел через зал и возле храмовых ворот снова присоединился к Саму.

— Мне не разрешили с ним поговорить, — проскулил Ненри. — И она заманила его в гарем!

— Это не единственная наша проблема, — ответил Сам и кивком указал в сторону Нила.

Там, в конце канала, едва видный отсюда, стоял военный корабль. Полководец нищих сказал, что судно появилось всего несколько мгновений назад, пока Ненри был внутри храма. По сходням вниз струилась целая армия. Писец задохнулся, узнав форму воинов: это был гарнизон храма Сехмет. На корме стояли градоправитель Пасер и старший жрец Ирой. Жрец первым очутился на берегу и возглавил отряд рабов, которые понесли припасы в заднюю часть храма. Пасер последовал за воинами, маршировавшими в строю к Великим Колоссам.

У ворот один из стражников остановил их вопросом, есть ли у них право войти? Пасер отдал приказ сотнику, и храмовый стражник коротко вскрикнул. Блеснула медь, страж упал на землю, держась за бок. Когда он отполз в сторону, мокрые камни мостовой оказались запятнаны кровью.

Командир караула побежал к Пасеру, многословно извиняясь за глупое поведение этого человека. Потом отдал приказ остальным своим людям покинуть посты у этих и у всех остальных ворог храма. Их сменят люди из храма Сехмет, сказал он. Это был настолько странный приказ, что стражники заколебались, прежде чем уйти,

— Возвращайтесь в казармы, — скомандовал сотник стражи. — Ждите меня там. Поступили новые приказы,

Скоро все стражники были заменены людьми храма Сехмет.

Пасер стоял у внешних колонн, поздравляя себя с тем, как гладко прошла замена стражи — весь храмовый комплекс перешел к нему в руки ценой всего одной жизни.

«Может, мне стоит стать полководцем», — подумал он.