Обреченные на вымирание - Деткин Андрей

нам больше и не нужна. В Ливию слетали, оружие привезли. Теперь история вершится здесь. Чувствую, все случится в ближайшие дни. Беженцы прибывают. Слухи ползут. Скоро все узнают и тогда мэру надо будет что-то предпринимать.

- Но у нас в самолете и карты, и консервы, и вода…

- Черт с ними, Михалыч. Невелика потеря. Наша, так сказать, компенсация за причиненные неудобства. Представляешь физиономию Шурума, когда завтра увидит самолет?

Андрей засмеялся. Да так громко заржал, беззаботно, как молодой жеребец, что я не выдержал, и тоже расхохотался. В общем - то сильного юмора в сказанном не было, это все нервы, просто нужна была разрядка. Давно так не смеялся: до слез, до колик в животе. Напугали улицу с черными домами, заставили стариков и старушек понервничать, прислушаться к звукам, непривычным уху. Эпидемия страха, как ни старался мэр, наверняка уже достигла их комнат. Проникла в души и поселилась там. Слухи и призраки ходят бок о бок. Анклав как будто притих в ожидании беды, замер, испуганно всматриваясь в сторону моря. Смерть рыскала поблизости, вынюхивая жертвы. И мы посылали к чертям собачьим эту мрачную зловещую тишину, взрывая ее своим гоготом. И мне вдруг стало не страшно. Совсем не страшно. Показалось, что мы справимся, мы победим, когда вместе, нам все по плечу.

С хорошим настроением завалились в гости к Игнатьевичу. Нас не расстроило, что он долго не открывал дверь и упорно создавал сонную тишину, а когда не устоял перед натиском и отщелкнул замки, вовсе не был нам рад. Я это заметил сразу, а Андрей казалось, не видел. Разбитной, похожий на ярмарочного зазывалу, широко улыбаясь, ввалился в квартиру, с ходу обнял за плечи хмурого хозяина.

- А-а, Игнатьич, не ждал? Смотрю, не ждал, не ждал, чертяка. А мы ведь обещали, что придем. Да. Где там твоя трещина, давай посмотрим, - а сам тащил его на кухню.

Стоило увидеть Игнатьича, как у меня пропало настроение, стыд за свой прошлый визит и неловкость за причиненное неудобство вытеснил веселость и легкость мысли. Старик уже лег спать, на нем юбкой болтались застиранные семейники, серая, когда-то белая майка свисала балахоном с костлявых плеч. Его сутулое туловище с выпирающим животом, на худых ногах выглядело уродливым, впрочем, как и сама старость.

Андрей выпросил у старика чаю с вареньем и пару консервов «на перекусить». Федор Игнатьевич не скрывал своего неудовольствия, кривился, хмурил брови и не вспоминал о пиве. Неловкое молчание заполнял Андрей, болтал без умолку о всякой ерунде. Даже пообещал Игнатьевичу скоро забрать его на Новую Землю. Намекнул, что к этому есть серьезные предпосылки. На что старик скривился, мотнул головой и сказал.

- Ладно, городье городить, спать уже пора. Ляжете на диване в зале, - и принялся убирать со стола.

Утром меня разбудил Андрей. Часы показывали без пяти семь. Не тревожа хозяина, мы тихо вышли, закрыли дверь и, убедившись, что сработала автоматическая защелка, спустились вниз. Наш путь лежал к местному аэродрому. Еще издалека, на подходе к ангару заметили, что Ла-8 на стоянке нет.

- Мэр долго не спит, - проговорил Андрей, вглядываясь в синее небо разрисованное барашками облаков. - Собственными глазами решил посмотреть? Пускай, пускай глянет. Даю голову на отсечение, что прилетит с вытаращенными глазами, как у белки с горящим хвостом. Что тогда начнется… Может он и патриот, а жить всем хочется.

Андрей развернулся и пошел обратно.

- Подождем, пока мэр не вернется? - уточнил я.

- Нет. Пока мэр не поймет, что единственный путь к спасению тот, который предлагаем мы. Он нам, как миленький нальет баки под горлышко и еще все бутылки, что по анклаву валяются. Мы - его последняя надежда. Спорим, первым делом кинется нас искать.

- Чтобы скорее заправить самолет и запустить за космолетом?

- Вот именно. Процедура неотработанная, могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. А решение проблем требует времени и ресурсов. Это он должен понимать. Мужик вроде неглупый и жена у него ничего так, достойная внимания.

При этих словах меня обдало, словно оказался рядом с открытой топкой. Внутри что-то выгнулось и затрещало. В одно мгновение Андрей превратился для меня в соперника. Не знаю, как описать это новое для меня чувство, наверное, ревность. Не помню, чтобы подобное переживал раньше. Если случались конфликт интересов с коллегами или братьями - студентами в отношениях слабого пола, отдавал все на откуп предмету спора. Думал, что девушка должна решать, с кем остаться. Отходил в сторону и ждал. Свою трусость объяснял превосходством цивилизованного, разумного разрешения ситуации над напором, борьбой инстинктов... и, как правило, оставался с носом.

Сейчас, все пошло по - другому, почувствовал в себе силу бороться, отстаивать честь женщины, пусть не моей, но дорогой сердцу.

- В каком смысле достойная внимания? - я остановился и в упор посмотрел на Андрея.

- Что с тобой, Михалыч? - Андрей тоже остановился и обернулся, на его лице проступила недоумевающая улыбка. - Ты что? Втрескался?

- Втрескался, не втрескался не твое дело, - я сделал шаг и подошел к нему вплотную. Андрей был выше ростом, и мне пришлось задрать голову, чтобы схлестнуться с ним взглядом. - А если у тебя есть грязные мыслишки насчет Марии Николаевны, ты их оставь.

- Жены мэра?

- Все равно.

- А вот нет, Михалыч, дорогой. Ты тогда тоже оставь свои мыслишки, не знаю, насколько чистые. Она по любому чужая жена. Грешно, Михалыч, и меня еще попрекаешь.

- Я по-другому. У меня в мыслях нет ничего такого, она светлая, добрая…

- И когда ты успел про нее так много узнать? - Андрей скривил ироничную физиономию и пристально вглядывался в мое лицо. Я не знал, что ответить, отвернулся и пошел, сам не зная куда.

- Опять ты убегаешь. У меня нога болит за тобой гоняться. Ты разве не видишь, что я хромаю? Да не нужна она мне. У меня своя жена есть и сын, это я так - общее впечатление. Достойная внимания женщина и все такое, как там ее... Надо же, ты имя отчество запомнил даже. Да погоди...

Я остановился, от сердца отлегло. Кипящая смола в котлах застыла. Сам не знаю, что на меня нашло. И уже стало совестно перед Андреем за бучу из-за пустяка. Он ведь и, правда, ничего оскорбительного не сказал. Когда он подошел, я буркнул.

-