Троянский кот - Далия Мейеровна Трускиновская

Охраняй двери, не выпускай людей из усадьбы! А я попробую уничтожить это зло. Помолись за меня, кошка. Больше и попросить-то некого…

В саду он крался от дерева к дереву, пока не услышал негромкие голоса и не заметил четыре больших шара, парящих над старой яблоней. Пятый устроился на ветке, свесив до заснеженной земли длинные распущенные волосы, и в лунном свете лицо женщины-людоеда было сказочно прекрасным. Но Бэнкей не имел права глазеть на женщин. Он не так давно принес монашеский обет, чтобы из-за всякой ерунды нарушать его.

— А я бы выманил девчонку, — сказала голова фальшивого гадальщика. — Девчонку никто долго искать не станет.

— Выманить нужно ее и кого-то из кэраев, — возразил юноша.

— Да, это разумно, — согласилась с ним женщина. — Что может быть естественнее — девчонка, сбежавшая с красивым кэраем? Спрятать же мясо мы можем под павильоном.

— Двух тел нам хватит надолго, но что это за тела? Девчонка выросла на простой пище, да и кэрай окажется жестким, как кожа для щита, — заявил старик. — Нет, я бы рискнул и выманил кого-то из молодых господ. Можно подвести его к обрыву…

— Молодым господам досталось больше сонного зелья, чем свите и кэраям, господин, — почтительно напомнил тот из людоедов, чье тело было одето погонщиком быков. Его большая голова была охвачена грязной повязкой, над которой торчали вверх жесткие черные космы, да и носик у этого красавца явно не раз бывал переломан, и ротик был до ушей.

— Да и не далековато ли обрыв? — спросила красавица. — Мужчина, выйдя по малой нужде, не поплетется среди ночи неведомо куда!

— Если вы не хотите выманивать девчонку, то соберемся с силами и выманим младшего из господ, а мясо спрячем под павильоном, — вмешался желтоглазый гадальщик. — Он едет с севера, а там наместники и сами хорошо кормятся, и детишек выкармливают на славу.

— А следы? — спросил юноша. — Если бы не снег! Кэраи пойдут искать его. И спросят о нем нас! Если они что-то заподозрят…

— Когда ты наконец поймешь, что нам ничего от них не угрожает? рассердился старик. — Их оружие против нас бессильно. Мы всегда сумеем их заморочить. Смерть нам, Рокуро-Куби, может принести только одно. Но уж никак не этой ночью! Все, кто могли бы нас погубить, спят как убитые!

Бэнкей чуть не хлопнул себя по лбу. Он вспомнил!

Если летающая голова не найдет на рассвете своего тела, ей конец. Трижды ударившись оземь, она высоко подпрыгнет, взвоет и сразу же умрет.

Теперь Бэнкей знал, как справиться с Рокуро-Куби. Но что проку, если до рассвета они могли погубить ни в чем не повинных людей Норико, кэрая, Минамото Юкинари…

Вся беда была в том, что в мире нечисти Рокуро-Куби происхождения были самого низкого — человеческого. Бэнкей знал тайные знаки, которыми мог успокоить и расположить к себе пугливого каппу. Остронос научил его песенкам тэнгу. И всякая природная нечисть знала и почитала власть заклинаний. Поняв, что противник — воспитанник ямабуси, нечисть чаще всего отступала без боя.

Рокуро-Куби, будучи не в состоянии прочувствовать тонкости этикета в отношениях между горными отшельниками и нечистью, знали только одно — голод. Фальшивый гадальщик отступил перед девятиполосной решеткой Кудзи-Кири не потому, что знал ее подлинную силу, а потому, что был один. Сейчас их было пятеро — значит, они без размышлений кинулись бы на того, кто встал между ними и желанной пищей.

Бэнкей, пятясь, вышел из сада и поспешил к поляне.

Первым следовало убрать фальшивого гадальщика — он знал, что Бэнкей шел по следу молодых господ, и мог в дальнейшем крепко помешать монаху.

Преодолевая отвращение, Бэнкей взял безголовое тело за ледяные ноги и поволок в сторону, за кусты, где надеялся найти подходящий откос. Главное теперь было — не свалиться вниз самому в обнимку с Рокуро-Куби.

Следующим он хотел уничтожить красивого юношу, невзирая на его искусство в обращении с флейтой. Юноша хотел погубить Норико — а монаху она понравилась своим упрямством в выполнении долга. Что такое долг — он знал не по рассказам.

Бэнкей дал обет не прикасаться к женщине и даже не смотреть на женское лицо, и потому расправу с красавицей, тоже предлагавшей убить Норико, отложил напоследок.

Ему пришлось тащить гадальщика довольно далеко — вернее, днем ему это расстояние показалось бы пустяковым, но была ночь, дающая силу нечисти, а монах торопился. Он не обращал внимания на острые шипы, царапавшие ему голые ноги. Наконец он скинул тело вниз — может, это был откос, а может, и просто большая яма. Оно погрузилось в сугроб.

Бэнкей поспешил за другим телом, прекрасно понимая, что до рассвета еще далеко — и, значит, ему придется выдержать ночной бой с Рокуро-Куби.

Тело юноши лежало в середине, а с краю — тело простолюдина в желтом платье погонщика быков. Бэнкей вздохнул и ухватился за грязные ноги верзилы. Он был куда тяжелее фальшивого гадальщика, вдобавок от него гнусно пахло. Бэнкей проволок его на расстояние в пять-шесть сяку, споткнулся и сел в снег.

Взгляд его невольно вознесся к небесам — и на фоне темного неба он увидел черный шар. Это была одна из пяти летающих голов Рокуро-Куби, очевидно, посланная высматривать сверху, не появится ли кто на крытой галерее, окружающей усадьбу.

Значит, остальные Рокуро-Куби начали в четыре голоса читать заклинания, выманивающие кого-то из спящих на свежий воздух.

Бэнкей вскочил на ноги.

Конечно, ему всеми силами помогла бы загадочная кошка. Этот оборотень покровительствовал людям. Но что могла кошка? В кошачьем облике, во всяком случае, она могла немного. Остановить, задержать, заставить заняться собой. Увидев госпожу кошку блуждающей в одиночестве, всякий схватит ее в охапку и понесет к Норико, да еще устроит девушке нагоняй за то, что заснула и упустила сокровище семейства Минамото.

Но если Рокуро-Куби выманят подряд двоих, троих, четверых?

Бэнкей с недостойной монаха ненавистью посмотрел на черный шар, уже собираясь бежать за надежным посохом. И тут он почувствовал взгляд, исполненный куда более яростной, тупой и зверской ненависти.

Глаза монаха и Рокуро-Куби встретились!

Теперь все решали мгновения.

Огромными прыжками Бэнкей бросился к усадьбе. Там у помоста торчал из снега его посох с заостренным концом, который не только помогал пробираться по горным тропинкам, но еще и служил оружием.

Голова, испустив пронзительный свист, понеслась наперерез.

Она летела как хищная птица, которая нацелила когти на бегущую по земле добычу. Она летела так, чтобы ударить монаха под колени, сбить с ног и вцепиться в горло. Бэнкей понял это —