Невольники чести - Александр Кердан

— Неужели вся эта карусель лишь затем, чтобы отнять мои три тысячи? Ну, еще часы и шпагу? Так ведь чтобы скрыть сие преступление, вам потребуется заплатить куда больше! Какой же вам расчет меня убивать?

— Вы абсолютно правы, милостивый государь… Да-с, убивать вас мне нет никакого резона. Напротив, сия игра — не более чем повод познакомиться с вами поближе и поговорить накоротке…

— Под дулами пистолетов?

— Ну, что вы… Сие мера вынужденная, вызванная некоторой горячностью вашего характера… Так вы готовы выслушать меня?

— Отчего же… Токмо соблаговолите соблюсти два условия…

— Какие?

— Возвратите мне карточный долг и отошлите ваших цепных псов на место!

— За этим дело не встанет, — улыбчивый дал знак подручным. Те беспрекословно отошли, хотя и смерили молодого игрока злыми взглядами, мол, при случае мы тебе попомним «цепных псов».

Никак не отреагировав на эту немую угрозу, молодой человек не спеша засунул за отворот камзола выигранные деньги, неторопливо прочитал расписку, начертанную улыбчивым на принесенном кабатчиком листе, и вежливо обратился к партнеру:

— Так-то оно лучше, сударь… Хотя ваше имя и написано неразборчиво, у меня нет оснований считать вас человеком непорядочным.

— Мое имя вам ничего не скажет, — осклабился его собеседник, — а вот ваше, граф Федор Иванович, мне хорошо известно…

— Откуда же, позвольте узнать?

— Слухом земля полнится… — старший игрок вдруг стремительно стер с лица улыбку. — Не пора ли поговорить о деле, ваше сиятельство?

Тут он поближе придвинул свой стул к графу и стал что-то негромко вещать ему.

Присутствовавшие при этом двое разбойников и трактирщик — старый глазей и доносчик атамана Креста, — как ни напрягали слух, ничего не смогли услышать. Им было видно только, что атаманов помощник, вечно улыбающийся Иннокентий Гузнищевский, крепко взял молодого графа в жомы, то есть в оборот. Тот на протяжении разговора более не ершился, не кидался в драку. Внимательно слушал, изредка согласно потряхивал кудрявой головой да подливал себе вина в глиняную кружку местного обжига.

Видать, этот граф умел залить за воротник, если по окончании беседы, попрощавшись с Гузнищевским, он вышел из кабака твердой походкой.

4

Конечно, Иннокентий рисковал, затевая встречу с графом. Риск был тем более велик, что ставка в его личной игре никак не равнялась тем жалким двадцати тысячам, кои он якобы проиграл молодому графу. На кону, можно сказать, была вся дальнейшая жизнь, ибо Иннокентий собрался в ближайшее время круто переменить судьбу. Думы о будущем житье-бытье, бродившие в голове Гузнищевского, как хмель в лесном пиве из еловых шишек, изобретенном его закадычным другом — атаманом Крестом, вылились в решение после разговора побратимов, случившегося в день возвращения Иннокентия из погони за компанейским обозом.

Бывший приказчик ввалился тогда в атаманов барак почерневший, заросший недельной щетиной. Бухнулся в ноги Кресту, чем несказанно удивил последнего, и произнес тусклым, бесцветным голосом:

— Прости, Серафимушка, не уберег я ватажников… Всех положил до единого… И обоз не взял! Видать, кто-то упредил компанейцев… В засаду попали мы, еле ноги унесли… Боюсь, не привел ли на хвосте ищеек федотовских… Рвать когти надо отседова, да поскорей!

— Цыц! Не гоношись. Встань и обскажи все ладом — неча балясы точить! — осадил дружка атаман, вглядываясь в его лицо: не было случая, чтобы Иннокентий без добычи в лагерь возвращался. Что-то тут не так…

Выслушав рассказ Гузнищевского, из которого следовало, что ватажников казаки захватили на привале, в упор расстреляв из ружей и пистолей, а самому Иннокентию чудом удалось спастись, Крест поскреб изрядно тронутую серебром бороду:

— Ну, погонь нам — что дохлая муха лосю! Десяток ватажников в скалах ее в один миг перещелкают… Хуже другое: людишек наших ты понапрасну сгубил и обоз прошляпил! Ну да ниче, и это переживем! Объясни-ка, чаво кипятишься-то так?

— Так ведь душа надрывается, Серафимушка! — блеснул глазами Иннокентий и принялся горячо убеждать побратима: мол, нынче самое время осуществить их давнюю мечту и покинуть полуостров. Да не просто на каком-нибудь промысловом суденышке и даже не на шхуне верного союзника Генри Барбера, а на собственном военном шлюпе, оснащенном полутора десятками пушек.

— Тогда и сэр Генри перед нами свою треуголку снимет и долу глаза опустит, — брызгал слюной Иннокентий. — Тогда нам никакой черт не страшен! Хошь на туземные острова подадимся, хошь в китайские моря — трепать жонги «морских шмелей», тамошних приватеров. А нет, так и у родимой матерой земли будет чем поживиться: щипли себе помаленьку пакетботы да компанейские суда… Супротив шлюпа никто не устоит!

— Это так. На рожон не попрешь! Так ведь и нам-то на корабельные пушки с голым пузом лезть никакого резону… — раздумчиво произнес Крест. Но Гузнищевский приметил, что задели побратима за живое слова о шлюпе, — суровое лицо атамана приобрело вдруг почти забытое выражение, какое видывал Иннокентий у своего дружка в пору, когда звался он Серафимом Ласточкиным, был сибирским купцом и совладельцем зверобойной компании. Значит, жива еще память о днях, когда стоял будущий атаман на мостике шитика и ветер с шумом наполнял паруса.

Ан другим стал Серафим. Более осторожным, а может быть, менее решительным. Тут же упрятал он азарт в глубине взора.

— Уж не о пришедшей ли в Петропавловский порт «Надежде» гутаришь?

— О ней, брат! О ней самой…

— Да мыслимое ли дело — на абордаж такого корабля с одними ружьями да ножами идтить?

— А что! Не мы же первые в сем рискованном предприятии… Слыхал небось о восстании Беньковского… Десятка три лет назад он тут же, на Камчатке, захватил военный корабль, и — токмо его и видели!

— Бабьи сказки все это…

— Все — чистая правда! Взяли корабль и уплыли… К тому же были у Беньковского людишки не нашим чета: кандальники да крестьяне…

— Видать, такой талан мужику привалил.

— Вот и я про то же баю, Серафимушка. Лопни мои глаза, ежели у нас не такой же случай! Упустим — вовек другого не представится… Надобно лишь действовать не наобум Лазаря, а с пониманием дела, по строгому плану. И такой план у меня есть…

Тут и пересказал Иннокентий атаману новости, полученные им от соглядатая. Мол, перед отправкой к Японским островам «Надежда» с рейда будет подведена поближе к причалу для загрузки воды и продовольствия. В это время большая часть команды и все офицеры, за исключением вахтенного, будут находиться на берегу, на прощальном ужине у губернатора. Само собой, такой ужин не обойдется без горячительных напитков, танцев и фейерверка. Вот это, по мнению Иннокентия, и есть самое время для налета на корабль. Нужно захватить на пристани шлюпки и баркас и подойти к «Надежде» с противоположного причалу борта. Для того же, чтобы оставшиеся на шлюпе матросы ничего не заподозрили, среди нападающих должен быть хотя бы один человек, пользующийся у команды безграничным доверием. И такой человек в Петропавловске, по словам кабатчика, имеется в наличии. Он — не из простых, не черная кость. Персона важная, офицер, да к тому же с графским титулом.