Фуршет в эпицентре рая - Мария Ч. Павлих

никаких расчётов, я сделаю его сам, — сказал Штейн, передвинув пешку с е2 на е4.

— Очень неожиданно и оригинально, — процедил сквозь зубы Лурье.

Штейн не отреагировал. Игроки по очереди делали ходы. Был разыгран редкий вариант Скандинавской защиты.

Силы сторон были явно не равны. Двое великих гроссмейстеров против гроссмейстера и начинающего. Тем не менее на доске был грамотно разыгран необычный дебют. Лурье отметил это, но списал на случайность. Лавуазье удивило это обстоятельство он перестал улыбаться и сконцентрировался на игре.

Первоначально Штейн делал ходы намного медленнее остальных. С некоторого момента Лавуазье перестал понимать происходящее. Штейн подставлял одну фигуру за другой. При иных обстоятельствах Лавуазье бы поправил своего напарника, но сейчас это делать строго воспрещалось. Да, в этих жертвах был определённый смысл, так как белые развивали атаку на чёрного короля. Но Лавуазье явно видел что очень скоро атака захлебнётся, и белые останутся без левого фланга с абсолютно проигранной позицией.

Тем не менее их противники странным образом притихли: Бельман напряженно обдумывал каждый ход, на лице Лурье появились капли пота. Возникла напряженная тишина. Теперь уже все три гроссмейстера тратили на ход гораздо больше времени чем Штейн. В какой то момент Лавуазье надолго задумался. Как он и ожидал, их атака почти захлебнулась. Они со Штейном играли уже без ладьи, слона, коня и нескольких пешек. Но, к своему изумлению, он обнаружил, что черные не могут воспользоваться своим материальным преимуществом, — расположение их фигур было крайне неуклюжим, все они были почти в патовом положении. Конкретных угроз черному королю не было, но находился он не в самом лучшем положении.

Ещё через несколько ходов Лавуазье с ужасом обнаружил что возникшая на доске позиция слишком сложна для его понимания. Интуиция подсказывала, что все предыдущие ходу делались не просто так. Они складывались в общую красивейшую гармонию. Он посмотрел сначала на Штейна, потом на соперников. Лицо Штейна не выражало ровным счётом ничего. Он смотрел в угол комнаты и что то писал на бумаге. Лурье и Бельман напряженно склонились над доской. Лавуазье не знал как поступить. Его очередной ход мог испортить весь замысел белых. Как талантливый шахматист он это чувствовал. Наконец он встал так и не сделав хода:

— Мистер Штейн, — обратился он к напарнику. Я вынужден попросить Вас продолжать играть за меня.

Лурье и Бельман никак на это не отреагировали. Они жадно бегали глазами по доске и, казалось, ничего не слышали.

— Как Вам угодно, — безразлично сказал Штейн.

— Это поразительно, — подумал Лавуазье. Он создаёт шахматный шедевр прямо у нас на глазах и даже не понимает этого. Он вообще не видит что на доске происходит нечто немыслимое.

Штейн сделал ход очень быстро. Ход выглядел как издевательство. Атака белых, как и предполагал Лавуазье захлебнулась. Белые не могли объявить чёрному королю даже шаха. При этом у них недоставало целого ферзевого фланга. Штейн пошёл одинокой пешкой далеко от короля чёрных, подставив под бой сразу пяти фигур.

Казалось ход не имел никакого смысла. Чёрному королю по прежнему ничего не угрожало. Но Лурье, Бельман и Лавуазье поняли, что видят самый глубокий ход в истории шахмат. Поле, с которого ушла белая пешка, внезапно становилось центром координации немногих оставшихся белых фигур.

Стало понятно, что все предыдущие усилия делались белыми именно ради этого хода. Лурье смотрел уже не на позицию, а куда-то вдаль. Бельман инстинктивно схватился за голову. Все трое молчали. Штейн сохранял полное спокойствие, так как не понимал смысл своих же действий на шахматной доске.

Партия продолжалась ещё несколько минут. Штейн теперь делал ходы удивительно быстро. Его соперники — обречённо. Наконец Лурье медленно положил чёрного короля на доску. Было видно, что ему тяжело говорить.

— Это г… грандиозно, наконец вымолвил он. Чудовищно, немыслимо… Все трое начали аплодировать.

— Вы создали шедевр на наших глазах, — закричал Бельман. Это — лучшая партия, какую я когда-либо видел в своей шахматной жизни.

— Жаль что я не могу разделить вашу радость, я мало понимаю в шахматах, — пошутил Штейн.

И это было абсолютной правдой. Все трое кинулись поздравлять Штейна. Через несколько минут дверь комнаты отворилась, двое сотрудников вошли в комнату и, не проявляя никаких эмоций, подошли к столу.

— Как мы поняли, — сказал один из них, — эксперимент можно считать удачным. Это огромный успех.

Он пожал руку каждому игроку. Второй протянул участникам листы с водяными знаками Братства:

— С этого момента проект получает секретный статус. Это подписка о неразглашении. Всё что касается данной темы не может обсуждаться никогда ни с кем и ни при каких обстоятельствах. Даже между собой.

— Господа гроссмейстеры, Вы свободны, — сказал первый, собрав подписанные бумаги. Мистер Штейн. Поздравляем Вас с успешным завершением эксперимента. Просим пройти с нами для дальнейшего обсуждения.

Штейн успел поймать на себе сочувственные взгляды всех троих шахматистов. Гроссмейстеры отделались лёгким испугом. Систему расчётов они не знали и поэтому не представляли никакого интереса для спецслужб. Даже если бы все участники эксперимента наперебой стали рассказывать о странном математике, открывшем гениальную шахматную формулу, никакой угрозы для готовящейся операции это бы не представляло.

Совсем иначе обстояли дела со Штейном. После выигранной партии судьба его была предрешена. Если бы он понимал весь масштаб операции связанный с его изобретением, то скорее всего сдался бы в самом начале игры. После того, как гипотеза Штейна была проверена на практике, его заключили в тюрьму “Кричащая Тишина”.

Формула позволяла играть в шахматы на универсальном уровне любому, кто способен перемножать числа в уме и запоминать ответ. При определённой тренировке систему могли освоить даже дети. Началась операция спецслужб по созданию отряда агентов для внедрения в Нектарию под видом шахматистов.

На одном из региональных турниров Братства с одним из таких игроков произошёл курьёзный случай. Соперник решил играть до мата в абсолютно проигранной позиции. Любой начинающий мог бы довести выигранную партию до логического конца за минуту. Но хмурый шахматист спортивного вида, который блестяще провёл всю партию, думал по пять минут над каждым ходом прежде чем заматовал противника.

Это было по меньшей мере странно. Ошибка больше не повторялась. Сексотов научили играть в шахматы на элементарном уровне; теперь они понимали когда надо отставить в сторону формулы и просто заматовать соперника простыми ходами. Шахматы, как игра, была полностью дискредитирована в Братстве.

Штейна заперли в тюрьме “Кричащая Тишина” на неопределённое время, после того как он добровольно расписал открытую им формулу шахматных побед.

Уже через несколько месяцев шахматная олимпийская команда полностью состояла из агентов спецслужб и совершенно официально могла