Ленин: политический портрет. Кн. 2. - Дмитрий Волкогонов

И так почти по любому, более или менее серьезному поводу. Но вот что интересно: пророчествуя о возможной гибели, Ленин полон моральной решимости вести караван революции до конца. Любой ценой. Не считаясь с любыми жертвами. Он как бы стал заложником своего мессианского предназначения, ведь он — "роковой человек".

Еще раз обратимся к Троцкому. В своих весьма интересных и глубоких записках о Ленине он вспоминает, как тот вел себя накануне казавшегося близким краха советской власти. Троцкий спрашивает Председателя Советского правительства:

— А если немцы будут все же наступать?

— А если двинутся на Москву?

— Отступим дальше на восток… Создадим Урало-Кузнецкую республику, опираясь на уральскую промышленность и на кузнецкий уголь, на уральский пролетариат и на ту часть московских и питерских рабочих, которых удастся увезти с собой. Будем держаться. В случае нужды уйдем еще дальше на восток, за Урал. До Камчатки дойдем, но будем держаться. Международная обстановка будет меняться десятки раз, и мы из пределов Урало-Кузнецкой республики снова расширимся и вернемся в Москву и Петроград…

Мысленно возвращаясь в прошлое, становится страшно за отечество. Оно было полностью во власти людей, для которых нужна была власть, только власть. Неужели он мог всерьез думать, что уход за Урал означал сохранение его Советов? В мыслях — ни слова о людях, о народе, о судьбах России. Только о власти… Правда, как вспоминают ленинские современники, ему иногда хотелось пожалеть людей.

В известных воспоминаниях А.М.Горького о Ленине есть фрагмент о том, как Ленин, слушая на квартире Е.П. Пешковой сонаты Бетховена в исполнении Исая Добровейна, с восхищением отозвался об "Аппассионате". Но, прищурясь, усмехаясь, он добавил:

— Но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя — РУКУ откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы в идеале против всякого насилия над людьми…

По словам Горького, в одной из его бесед с Лениным вождь большевиков заявил:

— Нашему поколению удалось выполнить работу, изумительную по своей исторической значительности. Вынужденная условиями жестокость нашей жизни будет понята и оправдана. Все будет понято, все!

Согласен, со временем понято будет все. Но в отношении оправдания — совсем не уверен. Ведь множество людей и сейчас не осуждают Ленина. Да дело и не в обвинениях или оправдании, а в отношении к той методологии, которой был верен Ленин и которую унаследовали его последователи. Трудно согласиться с человеком, который считает себя траве, насильственно захватив власть, насильственно "осчастливливать" людей. Будучи фанатиком идеи, по существу, он и его последователи заставили миллионы людей "молиться" ложной идее. А те, кто был не готов, не хотел, сомневался или просто подозревался в несогласии с "ленинскими идеалами", безжалостно вычеркивались новыми палачами из жизни. Поэтому принципиально не могу согласиться с ленинской уверенностью, что "жестокость нашей жизни будет понята и оправдана". Бесчеловечность оправдать нельзя во веки веков, независимо от того, когда она была совершена: во времена императора Нерона или нашествия Чингисхана, в годы правления Ленина или его соратника — "чудесного грузина".

Ленин, уверовав в свою исключительность и избранность (конечно, никогда и нигде не заявляя об этом), свою "роковую" деятельность сопровождает выражением полной уверенности в своей политической и исторической правоте.

Достаточно пролистать многочисленные тома переписки, записок, писем, телеграмм, как воочию убеждаешься: Ленин категоричен, как Мессия. Он верит, что его распоряжения единственно верны и спасительны для революции. Его интеллект господствует над умами соратников.

"Д.Т.Горбунову.

Поручаю Вам проверить, на основании каких законов и правил зарегистрировано в Москве, как сообщается в "Известиях" от 5 февраля, свыше 143 частных издательств, каков личный состав ответственных за каждое издательство…

Переговоры так же секретно о том, в чем состоит и как организован надзор за этим делом со стороны Наркомюста, РКИ и ВЧК. Все строго конфиденциально…"Если накануне революции Ленин трубил о свободе слова, печати, то теперь считает, что он и его партия могут и должны полностью определять: что люди должны читать, какой информацией пользоваться.

Безапелляционность его суждений в политических делах (а вся жизнь для него была окрашена только в политические цвета) стала со временем чем-то вроде нравственной нормы. Порой создается впечатление, что, "перепутав Добро и Зло", Ленин видит именно в традиционных добродетелях российского народа угрозу революции. Выступая 23 апреля 1924 года, Троцкий припоминал, что "Владимир Ильич говорил: "Главная опасность в том, что добер русский человек". И когда отпустили генерала Краснова, кажется, один Ильич был против освобождения, но, сдавшись перед другими, махнул рукой…".

Это был человек иной морали, не общечеловеческой, не российской, не христианской. Самое интересное, что лидер с новой моралью сделал как бы сам себя. Ничто внешне не указывало, что Ленин не похож на других. Со стороны могло показаться, что это мелкопоместный барин с доходами средней руки. Ленин не любил "общежитий", "коммун", как свидетельствовал Валентинов. Он не переносил, когда "окна и двери не запираются и постоянно открыты на улицу". Он был скрытен. Он не любил, чтоб видели, как он живет. Валентинов пишет, что Ленин, говоря о матери, своих близких, становился сентиментальным. По его свидетельству, вечерами он любил подолгу рассматривать альбом с фотографиями своих родных. Не любил рестораны, хотя частенько бывал в кафе, но больше тянулся к домашней кухне Мать в больших количествах слала ему за границу балык, семгу, икру. Жену и ее мать Ленин никогда не обременял домашними делами — всегда нанимал прислугу. В ссылке, в эмиграции, в России. Ленина это никогда не смущало. Домашние работницы заботились о семье Ленина и после 1917 года (привычка!). Кстати, это стало нормой для всего высшего советского партийного руководства: челяди у них было не меньше, чем у старых царских сановников.

Ленина всегда раздражали бытовые неудобства, необходимость решать множество мелких партийных дел… Он любил отдыхать. В своем письме И.Арманд, с которой был наиболее откровенен во всех вопросах, отправленном в мае 1914 года, он пишет: "Как я ненавижу суетню, хлопотню, делишки и как я с ними неразрывно связан!! Это еще лишний признак того, что я обленился, устал и в дурном расположении духа. Вообще я люблю свою профессию, а теперь я часто ее почти ненавижу…"

Ленин уже уверовал, что революционер-эмигрант — это "профессия".

Я никогда не слышал утверждений, что советские диссиденты, вынужденные покинуть СССР и изобличать коммунистический строй из-за рубежа, считали свое гражданское занятие, зов совести профессией.

Для Ленина со временем любимой станет профессия "вождя", только жаль, что она связана с хлопотами, заботами, склоками…

Ленин любил хорошо поспать, поесть. Любил отдыхать. Письма из-за границы полны упоминаниями, что они "готовятся поехать отдыхать" или уже где-нибудь отдыхают в горах.

Еще до болезни в Москве Ленин чаще других членов Политбюро брал неделю-другую для отдыха, не любил, когда нарушались его планы в этом отношении. Рукой Сталина написана записка на одном из заседаний высшей партийной коллегии: "Можно ли завтра часов в 12 устроить совещание? Если согласны, сообщу Троцкому. Сегодня уже поздно". Ленин тут же отвечает: "Нет. Завтра я отдыхаю и уезжаю".

Даже в ходе гражданской войны и тем более после Ленин отдыхал по нескольку раз в году. Иногда это было по его инициативе, иногда по настоянию врачей.

Например, врач Гетье в августе 1921 года пишет в ЦК, что ввиду сильного переутомления Ленина следует "освободить его от всякой обязательной работы в течение не менее месяца, причем срок этот может быть продлен". Врач рекомендовал "прекратить телефонные переговоры", "посещение заседаний" и т. д. Немного позже, в этом же году, Ленин сам берет еще один отпуск, который продлевает затем на две недели, затем еще…

Организм вождя, сформировавшийся на протяжении десятилетий в режиме свободной, вольной деятельности, явно давал сбои и не выносил перегрузок. Ленин все чаще и чаще покидал работу и ехал за город.

Ленин, живя за границей, был весьма внимателен к своему здоровью, при каких-либо беспокойствах тут же посещал врачей". В списках зарубежных докторов числятся разные специалисты, в том числе и по нервным болезням.

Ленин был весьма аккуратен. На его рабочем столе всегда был порядок. Не терпел богемных замашек некоторых социал-демократов из России, подвизавшихся за границей. Бросив курить в юношестве, под влиянием матери, никогда больше не попадал в сети этого соблазна. Более того, не мог терпеть курение в своем присутствии.