Ричард Длинные Руки — король-консорт - Гай Орловский

Стены далеко, из них торчат черные ветви, непонятно как проросшие, но я с ужасом понимаю, что эти ветви размером со столетние дубы, а само дерево столь чудовищно, что может держать на себе целый материк…

Если в прошлые разы, когда я видел все это во сне, я шел по своей воле, превозмогая сопротивление воз-духа-воды, или почти по своей воле, то сейчас меня медленно, но властно несет некая мощь, я не властен над собой, только в страхе и беспомощности смотрю, как мимо проплывают омерзительные корни, в нишах стены отвратительные звери, а смотрятся ужасными потому, что это люди, ставшие зверьми…

Снова впереди из тьмы выступил черный трон, зловещий и сладко отвратительный, чересчур массивный, олицетворяющий власть над всем миром. Меня медленно несло к помосту, и как я ни пытался противиться, но мое тело поднялось по ступенькам…

Незримый голос, что огромный, как вся вселенная, произнес во мне ясно и отчетливо: «Не смей даже прикасаться! Это гибель тебе и всему миру», однако я поднялся на последнюю ступеньку, пурпурная подушка уже победно багрового цвета, а корона из странного черного металла радостно вспыхнула тьмой, узнавая и приветствуя меня. Я протянул руки…

Острая боль заставила вскрикнуть, я с трудом обратил взор на поврежденное место, моя правая кисть целиком в пасти чудовищно огромного черного зверя.

Я вскрикнул и пробудился, Бобик, страшный и взъерошенный, уже не Бобик, а настоящий Адский Пес, держит мою руку в зубах, глубоко вонзив в нее клыки.

— Что ты делаешь? — вскрикнул я. — Отпусти!

Он медленно разжал челюсти, налитые багровым огнем глаза горят сатанинским безумием, а рычание угасает в его груди медленно и неохотно.

Кровь остановилась, хотя чистая простыня уже испачкана красными пятнами, я с усилием начал заращивать раны, но те отступали медленно и очень неохотно, наконец исчезли, оставив шрамы, а те так и не отступили, оставшись грозным напоминанием, как я понял, только не понял, о чем.

Бобик не ложился, продолжая всматриваться в меня непривычно пристально, как в чужака, которому еще непонятно, можно ли доверять.

— Это я, — заверил я дрожащим голосом. — Только дурной сон, а ты умница, разбудил вовремя…

Но на душе оставались страх и черная безнадежность. Во сне Бобик меня спас, но наяву я все-таки взял ту корону. И с каждым днем чувствую ее нарастающий зов.

Я вздрогнул, сознание окончательно очистилось от липкого сна. Я посмотрел дикими глазами на середину комнаты, где Бобик, и он медленно растаял в воздухе.

— Что за… — проговорил я дрожащим голосом. — Бобик, морда ты моя расчудесная, ты и на расстоянии меня спасаешь?..

Глава 12

Зашел брат Альдарен, поклонился и спросил, не поднимая взгляда:

— Брат паладин… принести что-то для трапезы?

Я помотал головой.

— Нет, спасибо. У меня пост.

Он почему-то не поверил, переспросил:

— Пост? Но сегодня ж не…

— А у меня добровольный, — пояснил я гордо. — Воздерживаюсь от всякой пищи, ибо!.. Я же понимаю.

Он старался не смотреть на стол, где лежат остатки буженины, шейки и карбонада, политые соусом, ибо нет Бобика, а я создавал несколько бездумно, когда количество неважно, Бобик все подчистит.

— Хорошо, брат паладин, — ответил он покорно, но щеки почему-то заалели, то ли от возмущения, то ли от появившегося аппетита. — Через час вас примет отец настоятель.

— Надеюсь, аббат в добром здравии? — спросил я.

— В добром, — ответил он. — Отдыхайте, брат паладин.

— И тебе не хворать, — ответил я.

Когда дверь за ним мягко закрылась, я лег на узкую койку, закинув ладони за голову. Всего-то десять заповедей, а как же ограничивают жизнь! Сужают. Обрезают с боков самые интересные места и возможности.

Правда, это можно объяснить тем, что Господь уже тогда в своей мудрости предвидел угрозу прокрастинации и поспешил обрезать для нее пути. Это как пугливой или слишком любопытной лошади цепляют шоры по бокам, чтобы не отвлекалась, а смотрела только вперед на дорогу.

А в самом деле, монахи — лучшие в мире антипрокрастинисты. Мне тоже нужно навесить антипрокрастинистские шоры по бокам. Это вдобавок к тем, что уже навесил человеку Господь, спасибо ему, это я сейчас понимаю, хотя обычно бурчу и бунтую, капризничаю и заявляю о своих суверенных правах свободного человека…

Подсев к столу, я понял, что никогда так не жалел об отсутствии Бобика, всегда готового прийти на помощь, особенно в таких случаях.

Пришлось старательно доесть остальное мясо, вот-вот лопну, но теперь точно запомню этот урок.

В коридоре послышались шаги, сандалии с деревянной подошвой стучат особенно громко только у послушников, дверь тихонько приоткрылась.

Худой парнишка в не по росту длинной и просторной рясе заглянул вполглаза.

— Брат паладин, — проговорил он робко.

— Говори сразу, — велел я.

— Отец настоятель готов принять вас, брат паладин.

— Ого, — сказал я. — Это что, у него понизился статус? Раньше прислали бы монаха, а то и священника!

Он прошелестел, скромно потупив глазки:

— Обо всем ведает только Господь, брат паладин.

— Но дураки Ему не нужны, — напомнил я сурово. — Дураки и нищие пойдут в рай, как сказано в Писании, а умные и сильные — к Господу! Понял?

Он пролепетал, трепеща всем телом:

— Н-н-нет…

— Все равно запомни, — сказал я еще строже, — а в уединении обдумай.

Мы вышли в коридор, послушник пошел впереди мелкими шажками, так вроде бы личность умаляется перед Господом, хотя на фиг Ему это умаление, Он и так знает, что выше всех, а Ему, напротив, нужны люди сильные, умные, энергичные…

У аббата в канцелярии двое священников копаются в бумагах, еще один тут же что-то переписывает мелким почерком, все трое посмотрели на меня, как на выходца с того света.

— Привет, братья, — сказал я дружелюбно, хотя надо было сказать «отцы», — закройте распахнутые… для молитвы, конечно, рты, а то вороны влетят…

Послушник сказал торопливо, пока я не брякнул что-то еще пожизнерадостнее:

— Брат паладин к аббату.

Я сам, опередив его, а то как будто ждет от них разрешения, открыл двери и вошел, быстро охватывая взглядом обстановку довольно уютного кабинета, где все стены в шкафах с книгами.

Аббат в кресле по ту сторону стола, на столешнице раскрытая книга, но при стуке двери сразу же поднял на меня взгляд покрасневших глаз с толстыми набрякшими веками.

Я учтиво поклонился, помня, что аббат в далеком прошлом потомок герцога, если не сам герцог.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});