Полет миражей (СИ) - Александрова Дилара

— Зато с головой у меня все в порядке.

— Что ты имеешь ввиду? — с подозрением сузила глаза Медея.

— А ты не догадываешься?

— Нет, — в ответе сквозила явная ложь, которую даже не пытались скрыть.

— То есть ты считаешь, что воображать себя помидором — это нормально?

— Ужас какой! Что ты такое говоришь…

— Скажешь, неправда?

Отпираться не имело смысла. Медея, конечно, подозревала, что про нее ходят разные слухи, но чтобы настолько очевидные…

— В единении с природой нет ничего предосудительного.

— Тогда рассказать, какие слухи о тебе еще ходили?

— Не надо, — голос Медеи немного затвердел.

Девушка отвернулась. Стало невыносимо обидно. И горько. Столько сил ушло на то, чтобы наладить общение с окружающими после шокирующих событий на космодроме, и все впустую! Мысль о том, что все это время они шептались за ее спиной, была невыносима…

— Да ладно тебе, — попыталась успокоить ее Ашера, — Вечно ты принимаешь все близко к сердцу.

— Кто? — поджав губы, спросила Медея.

— Что — кто?

— Кто тебе все разболтал? — решительность девушки набирала силу, — Это же был секретный секрет!

— А ты не догадываешься?

— Нет… — снова соврала Медея, но только потому, что просто не могла поверить в происходящее.

— Единственный, кто был в курсе этих… довольно странных увлечений, — Ашера один за другим вонзала ножи в спину, — это твой предмет безответных воздыханий.

— Не было у меня никаких воздыханий!

— Эуридид так не считал.

— Он сам об этом сказал?

— Ну, а кто же еще?

— Он… он не мог…

— Мог.

— Нет, не мог! — воскликнула девушка, уже давясь собственными слезами, — Эуридид галантный, чувственный и очень благородный! Он никогда бы так не поступил!

— Ты очень плохо разбираешься в людях.

Нет… В это просто невозможно было поверить! Чтобы Эуридид, воплощение всех самых прекрасных человеческих качеств, и разболтал тайны, которые ему были доверены по секрету?! Да никогда в жизни! Медея затрясла головой, пытаясь отогнать дурные мысли.

Как-то вскользь она сболтнула Эуридиду о своем небольшом «хобби», столкнувшись в очередной раз с ним во время обхода. Слова тогда как обычно застряли в горле, а в голове образовалась предательская пустота. Щеки запылали багровым румянцем. Сердце бешено заколотилось. Отчаянно хотелось поддержать разговор, но на ум ничего не приходило. И тут… Медея поведала юноше о помидорах. Парень, на удивление, рассказом увлекся и изъявил желание посмотреть на исполнение этого занимательного «хобби». Девушка не набралась смелости отказать, и через полчаса озадаченный юноша наблюдал, как та растворяется в густой поросли. Сливается с небольшим кусочком природы, размышляя, способны ли помидоры думать и видят ли они сны. Девушка взяла с Эуридида обещание, что он никому не расскажет. И даже попросила поклясться на скрещенных пальчиках. Тот поклялся и вежливо поблагодарил за то, что она не побоялась открыть близкие сердцу секреты. А потом вежливо удалился, сославшись на неотложное дело. В тот момент девушке показалось, что в эти кроткие минуты духовного откровения произошло нечто такое, что их очень сблизило. Настолько, что Медея была почти уверена во взаимности своих чувств. Наверняка, взаимность эта росла с каждым днем. Нет, даже с каждой секундой… И скрывалась, конечно же, только потому, что из-за своего безграничного благородства Эуридид не хотел мешать Медее в интенсивном обучении давать отпор монстрам. Обучении, которое могло бы спасти множество жизней…

Девушка спрятала лицо. С бледных щек начали капать крупные слезы. На этот раз по-настоящему горькие. Шокирующее осознание тяжелым ударом отдало в сердце. Все, о чем она мечтала с самого начала знакомства с Эуридидом, оказалось лишь обманом. Не было никакого ответного чувства. Никакого благородного джентльмена, умевшего разглядеть самые потаенные уголки ее души. И, конечно же, никакого судьбоносного предопределения или знаков судьбы… Все было придуманной ею же иллюзией.

Зачем Эуридид так поступил?

— П…п… помидоры…

— А что с ними?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Помидоры — это нормально. Они же не грибы!

— Ой, я даже не буду спрашивать в чем разница, — поспешила отмахнуться Ашера.

Медея и сама не знала, почему это сказала. Наверное, хотелось объяснить что-то… Реабилитироваться хотя бы в глазах Ашеры. Уменьшить боль.

— Слушай, — глубоко вздохнула Ашера, — Не бери в голову. Мне вообще плевать какие там у тебя отношения с растительностью. Из-за этого-то уж точно расстраиваться не стоит.

— Я не хочу об этом говорить.

— Как хочешь.

Неожиданно Медея встала и направилась куда-то вглубь чащи.

— Ты куда?

— Я хочу в туалет.

— Ты же недавно ходила.

— Я выпила слишком много воды.

— Ладно. Только давай быстро.

Девушка переступила через полусгнившее дерево с неправильными вертикальными полосками. Ствол его был изогнут и уже успел раскрошиться в нескольких местах. Там, где кора рвалась и гнила, пузырились крупные серые наросты, напоминающие вырытую большими комьями землю.

— Эй, тихоня! — окликнула Ашера Медею.

Та обернулась.

— Так почему Эсхекиаль выбрал меня?

— Хочешь, чтобы я это озвучила?

— Нет… наверное, нет… — на мгновение задумавшись, неуверенно ответила Ашера.

Когда Медея скрылась в густой заросли кожистого папоротника, она невольно улыбнулась.

В этой части леса дождь не проходил. Мошкара нагло начала обступать со всех сторон, под ногами суетились муравьи, выполняя свой ежедневный кропотливый труд. Рой камер снимал бледное лицо с мешками под глазами и все еще алыми от болезни губами. К счастью, в самый ответственный момент камеры строем отлетели, не став снимать запретный контент. По крайней мере до того момента, как им не дадут на это добро продюсеры. Благо, разрешения пока не поступало.

После дел насущных девушка встала и мельком оглянулась. Где-то в глубине чащи виднелся небольшой провал. Кажется, за ним раскинулась широкая поляна — открытое пространство без единого росточка и почти без освещения. Массивная тень нависла над перегноем, не пропуская практически ни единого лучика солнца. Медее это показалось странным. Внутри поселилось странное ощущение, уверенно пробивающееся сквозь слезы нестерпимой горечи. Непродолжительные торги с голосом разума привели к очередной победе любопытства. Девушка уверенным шагом двинулась вперед. Обилие сухих дубовых листьев мягко шуршали под ногами. Каким-то внутренним чувством девушка уже знала, что увидит там, на поляне. И она не ошиблась.

Улыбка озарила бледное лицо, когда чаща резко оборвалась. Тупые носки ботинок остановились ровно на краю плотного, практически непроницаемого опада листьев.

Посреди огромной круглой поляны рос дуб-гигант. Могучее, высокое дерево с плотной толстой кроной раскинуло извивающиеся грузные ветви на несколько десятков метров вокруг. Казалось, широкий, испещренный глубокими бороздами ствол раскалывался на несколько частей, а затем — еще на несколько. Тяжелые ветви поражали своей массивностью даже больше, чем тело дуба. Они петляли, корчились и изгибались, не стесняясь показывать крупные наросты в местах изломов. Некоторые из них тянулись ввысь, порождая множество хворостинок, покрытых листвой. Иные же под собственной тяжестью пригнулись к земле, словно стараясь о нее опереться. Воздушный серо-зеленый мох губчатыми пятнами покрывал серую кору, конкурируя с плотной шапкой листвы. Которая, в свою очередь, была настолько густой, что почти не пропускала солнечный свет.

Это было не просто старое дерево. Это было воплощение всепоглощающего спокойствия, наполненного силой. Жизни, насчитывающей несколько сотен лет. Не безразличной, не отстраненной, совсем не поверхностной. Жизни глубокой и мудрой. Настоящей.

Что-то в голове щелкнуло. Медея пошла обниматься.

— Сколько тебе? Двести? Триста? — с блаженством шептала девушка, уткнувшись носом в пахнущую смолой кору, — Нет. Больше…