Современная норвежская новелла - Густав Беннеке

— А может, поставить дом кольцом, чтобы клумба осталась посередине? — предложил кто-то.

— Садовник совсем рехнулся, — сказал один из толстяков. — Как же быть?

— А вот как: экскаватор захватит ковшом клумбу вместе с садовником, а потом мы свезем его куда надо, — отозвался второй. — Ждать, пока он околеет от голода, нам слишком дорого встанет.

Такой-то приказ и дали водителю экскаватора, и тот стал прикидывать, как подступиться к делу. Потом он включил мотор, рванулся вперед, опустил клешню и зачерпнув землю, поднял клумбу вместе с садовником высоко в воздух, дугой пронес ее над толпой и наконец аккуратно поставил в кузов грузовика.

К месту происшествия уже примчались газетчики: они защелкали фотоаппаратами и принялись быстро что-то строчить.

— Старик своим упрямством прославится на весь мир, — проговорил кто-то. — Теперь люди чего только не делают, чтобы попасть в газету!

Но старый садовник очнулся лишь тогда, когда его сбросили на землю. Он лежал на мусорной свалке, а пахло здесь всем чем угодно, только не цветами.

«Вот это, видно, и есть та самая жизнь, которой я должен взглянуть в глаза», — подумал он, с усилием поднявшись на ноги.

Тут вдруг откуда-то появились участливые люди в белых халатах и увели его. «Теперь ты заживешь на славу», — пообещали они.

И правда, так вроде оно и вышло. Но все равно, глубокая, неистребимая тоска не оставляла его, сколько он ни вышагивал по кругу в просторном белом зале вместе с другими людьми, тоже не разжимавшими рта.

Однажды, когда тоска стала совсем нестерпимой, он украдкой выбрался на волю и отправился искать сад, где провел всю молодость и зрелые годы. Но сада он не нашел, а увидел лишь стену, протянувшуюся ввысь на целых двадцать этажей. Он присел на ступеньку лестницы, размышляя, куда же подевалось все, что когда-то было, но тут пришли двое в белых халатах и увели его назад.

ВИГДИС СТОККЕЛИЕН

Леона

Перевод К. Федоровой

Ее звали Леона. «Ле-о-на», — пропел про себя Нильс. Закрыв глаза, он увидел ее перед собой: длинные волосы, золотистое платье, тесно облегающее тело, и голубой плащ, свободными складками падающий с плеч. Губки чуть-чуть выпячены, точно для поцелуя, а глаза отливают голубым и зеленым.

Нильсу не забыть тот день, когда он впервые ее увидел. Они поздно возвратились с рыбной ловли, и в свете фонарей она вдруг выступила из темноты. Она протягивала к нему руки, губы ее улыбались, и волосы, казалось, реяли на ветру. На миг ему почудилось, что она живая, что она вышла на причал встречать его. Нильса прямо в дрожь бросило, сердце заколотилось, и ему пришлось прислониться к стене.

В неверном свете фонарей он разглядел, что она приколочена к стене дома шкипера Терьесена, и на табличке у ее ног он прочел ее имя: «Леона».

Все фигуры, украшавшие нос рыбачьих лодок, которые Нильсу приходилось видеть до сих пор, были отрезаны по пояс или до колен. А Леона стояла во весь рост, с головы до розовых пальчиков на ногах, женщина в натуральную величину, и Нильс был уверен, что, простирая вперед руки, она о чем-то молит его.

Каждое утро, когда рыбаки выходили в море, Нильс стоял на корме и смотрел, как Леона исчезает за мысом. Если утро было солнечное, волосы Леоны отливали медью, но если был туман, тогда они были совсем белые. Однажды летним вечером показалось ему, что Леона манит его со стены шкиперского дома, порыв ветра издалека донес к нему ее мольбу.

— Продай мне Леону, — попросил он шкипера Терьесена.

Нильс не знал, почему ему так хочется снять ее со стены, но каждый раз, когда он проходил мимо, он испытывал острое желание взять ее в руки. Складки голубого плаща, казалось, постоянно колыхались на ветру, а кожа тепло светилась, будто живая.

— Нет, — сказал шкипер Терьесен. — Нет, даже за миллион не продам.

Не раз Нильсу чудилось, будто она зовет его, и однажды темной ночью он подошел и взял ее за руку. Пальцы его ощутили что-то мягкое, прохладное. Горячая волна прокатилась по его телу.

«Леона, — шептал он, снова и снова повторяя ее имя. — Леона».

По ночам ему снилось, что Леона живая и что она пританцовывая идет по мосткам причала навстречу возвращающимся с моря лодкам. «Нильс!» — кричит она и машет ему рукой. Ветер развевает ее волосы, они кажутся белыми-белыми, а голубой плащ ласкает ее босые ноги.

Шкипер Терьесен рассказывал, что вырезал Леону один старый плотник. Это была удивительная история. В то время на верфи строилась шхуна «Леона». Плотник работал на берегу, и вдруг он услышал, как кто-то крикнул ему:

— Эй, вырежь лучше меня! Я хочу стоять на носу шхуны! Я буду петь так громко, что никакой ветер не сможет заглушить мою песню.

У самого берега лежала русалка и улыбалась.

Плотник нисколько не испугался и стал вырезать носовое украшение, а русалка позировала ему. Когда фигура была готова, русалка засмеялась и скользнула обратно в воду. Светлые волосы хвостом плыли за ней. Качнувшись на волне, она обернулась и крикнула:

— Теперь я поплыву с тобой в дальние страны.

Потом фигуру русалки укрепили на носу «Леоны», и все ходили смотреть на нее: она была совсем как живая. Десять лет спустя, когда шхуна пошла ко дну вблизи Венесуэлы и команда решила добираться до берега вплавь, кто-то крикнул:

— Возьми меня с собой!

Шкипер Терьесен мог бы поклясться, что голос был женский, поэтому он снял носовое украшение и вместе с ним бросился в воду.

— Возможно, она спасла мне жизнь, — повторял шкипер Терьесен всякий раз, рассказывая эту историю. — Когда мы приблизились к берегу, — продолжал он, — прибой прямо бесновался. Но Леона как будто все время охраняла меня и вынесла невредимым на песчаную отмель у самого берега.

Шкипер Терьесен долго смеялся, и Нильс был уверен, что все это обычная моряцкая басня.

Однажды утром, когда солнце желтым диском стояло над горизонтом, а красные облака бросали кровавый отсвет на доски причала, предвещая жаркий день, Нильсу показалось, что Леона подмигнула ему.

— Привет, Леона, — шепнул он.

И тут кто-то сказал громким и нетерпеливым девичьим голосом:

— Я хочу с тобой, сними меня отсюда. Я хочу стоять на носу, а не торчать здесь, на стене дома. Нильс, возьми меня с собой.

Он подошел к ней, дотронулся до голубого плаща, и плащ смялся под его руками.

— Ну же, давай!

На причал вышел шкипер Терьесен.

— Ты что здесь делаешь, парень?

У Нильса запылали щеки:

— Мне показалось, она падает…

— Никуда она не упадет, — проворчал шкипер Терьесен. — Она привинчена к стене железными болтами.

К ночи налетел сильный шторм. Лето было прекрасное, тихое, солнечное, и осень тоже была почти как лето, такая же жаркая. Рыбаки, позабыв об осторожности, не придали значения появившемуся на небе темному облачку. Авось непогода пройдет стороной, как уже не раз бывало за эти месяцы.

Нильс со своим напарником, старым рыбаком, забрался в тот день далеко в море. По вечернему небу разлилось странное зеленоватое сияние, но в сетях поблескивала рыба, и некогда было думать о чем-нибудь другом. Старик, который до того, как стать рыбаком, десять лет плавал по морям, время от времени слюнил палец и поднимал вверх, чтобы определить направление ветра.

— Задувает, задувает, — бормотал он.

Проход к берегу шел среди подводных камней. В тихую погоду это было не опасно.

Вдруг резкий порыв ветра пролетел над гладкой поверхностью моря. Старик бросил сети и посмотрел на Нильса.

— Идет настоящий шторм, — сказал он.

И шторм пришел. В одну секунду вокруг вздыбились волны. Снасти рвало из рук. С горизонта быстро надвигался мрак. Нильс только успел вытащить весла, а старик поставить маленький парус, как вокруг уже воцарилась кромешная тьма.

— Где проход?! — кричал старик, силясь перекричать вой ветра. — Дело скверное. Мы потеряли курс.

Нильс тщетно вглядывался в темноту: только буруны фосфорически светились во мраке. Значит, они болтались среди подводных камней.

— Я не знаю, где проход! — крикнул он старику. Страх сжал его сердце.

— Здесь, — сказал вдруг нежный девичий голос. Нильс посмотрел на нос и увидел тень, более черную, чем ночь. Длинные волосы спускались за борт, и Нильс был уверен, что она улыбается ему.

— Смотри-ка! — крикнул Нильс, чувствуя себя безмерно счастливым. — Я знал, что она живая!

— Чего там? — крикнул старик, налегая на весла. — Греби давай!

— Вон проход, — сказала она и показала рукой.

Теперь Нильс видел ее совершенно отчетливо, несмотря на темноту.

— Смотри, вон там ты можешь пройти между бурунами.

Нильс навалился на весла и крикнул старику, что нашел проход. Волны ударяли в борт, лодка кренилась, рыбаков то и дело окатывало водой.