Амплуа девственницы - Татьяна Полякова

От этих слов мне стало худо, и я бросилась в дамскую комнату. Кремом пользоваться не пришлось, я и так напоминала привидение. Выйдя из туалета, я нос к носу столкнулась с Маратом. Он, кстати, выглядел не лучше. С идиотским видом мы стояли и пялились друг на друга, после чего он взял меня за руку и сказал:

— Поехали домой. Я все знаю.

По дороге я разрыдалась и объяснила свой побег отчаянием. Разумеется, я хотела сохранить ребенка и очень боялась, что у Марата на этот счет свое мнение.

* * *

Не знаю, чего ожидала Лерка от моего дурацкого признания, но, по мне, так стало только хуже. Прежде всего пришлось переехать к Марату. Он вдруг впал в задумчивость, говорил мало, а смотрел настороженно. Возлагал руку на мой живот и замирал.

Иногда в животе урчало, в основном от голода, потому что на нервной почве у меня пропал аппетит и я таяла на глазах.

— Боже, какая я дура, — жаловалась я Лерке. — Как мне в голову пришло согласиться на это. Он меня убьет. Конечно, убьет. Он же псих. И правильно, между прочим, сделает. Я бы себя тоже убила.

— Жениться не предлагал?

— Что? Нет, это уж слишком. Послушай, надо срочно что-то делать. В конце концов, живот просто обязан расти. Ты не находишь? И когда он наконец уедет?

— Это вопрос не ко мне, — вздохнула Лерка. — Я бы его хоть сегодня проводила. Но что-то его здесь держит, причем крепко. Не догадываешься, что?

— Я буду каждый день ему письма писать, только бы он уехал.

— Не вздумай сказать ему такое.

— Я не успокоюсь, пока не услышу от тебя, как мы все это прекратим.

— Драматически, разумеется. Как же еще? Слушай, почему он такой грустный? Может, ты редко говоришь о своей любви?

— Помолчи, пожалуйста, без тебя тошно.

— Он переживает, — подал голос Сашок, хоть его и не спрашивали.

— Вот придурок, — покачала головой Лерка. Я-то думала, это относится к Сашуне, оказалось, к Марату. — Ну конечно, небось считает и так и эдак. И все равно в сомнениях. От ребеночка надо срочно избавляться, он нам теперь не в масть. Значит, так — завтра идешь обедать в «Сударушку», и по дороге тебя собьет машина.

— Ты спятила? — ахнула я.

— За рулем будет Сашок и сделает все в лучшем виде. Угонит тачку, комар носа не подточит.

— Ни за что, — заявила я.

— Не боись, машина «Скорой помощи» будет дежурить в переулке. Доставят в «Красный Крест», вечером тебе станет хуже, и тебя переведут в гинекологию. Последствие травмы и все такое.

— Это не годится. Он ведь не идиот. А если что-то заподозрит?

— — Он завтра в Москву уедет, на два дня. Вернется, когда дело уже будет сделано.

— Откуда ты знаешь?

— Аня, не волнуй меня и готовься лишиться ребенка.

* * *

Марат в самом деле отправился в Москву, о чем и сообщил, заехав ко мне на работу, а я отправилась обедать в «Сударушку». Я стояла на тротуаре и обливалась слезами, картина одна страшнее другой вставали перед моим мысленным взором. Зазвонил мобильный.

— Ты долго будешь так стоять? — возмутилась Лерка. — На тебя уже внимание обращают.

Я сделала шаг и зажмурилась, оттого все последующее не запечатлелось в памяти, кроме скрипа тормозов и воя сирены «Скорой помощи». Лерка перестаралась, и «Скорая» появилась даже раньше, чем Сашок сбил меня. Но ведь всегда можно сказать, что спешили на другой вызов. Далее все происходило, как и обещала Лерка. Меня увезли в больницу.

Первыми об аварии узнали мои сотрудники, Софья Сергеевна проявила инициативу: среди многочисленных номеров телефонов в моем ежедневнике нашла мобильный Марата и позвонила ему, едва все не испортив. Он бросился ко мне. На счастье, дорога была не близкая, оттого в больнице он появился ближе к десяти вечера. Я уже лежала в гинекологии, где врач, пряча доллары в карман, покачала головой и заявила, что за такие игры нас накажет бог. Это навело меня на мысли о покаянии, тут еще Лерка покинула палату, чтобы перехватить в коридоре Марата и подготовить, а я перепугалась и заревела так горько, точно на самом деле только что лишилась ребенка. И поклялась, что больше никогда, никогда…

Я лежала съежившись, в казенной ночной рубашке, испуганная и совершенно несчастная, так что, когда скрипнула дверь и я, обернувшись, увидела Марата, потянулась к нему навстречу и даже реветь уже не могла. Он обнял меня и сказал:

— Все будет хорошо. — И голос его дрогнул, а я с перепугу так в него вцепилась, что руки заломило. — Я тебя люблю, — сказал он. — Вот увидишь, все будет хорошо.

* * *

Все и было хорошо. Дней пять. Потом я не видела уже ничего хорошего в сложившейся ситуации, потому что он надумал на мне жениться. — — Зачем мне этот ненормальный? — выговаривала я Лерке. — Не о таком муже я мечтала.

— Мечтать тебе никто не мешает. Он любит тебя, ты его, так где повод для отказа? Это вызовет подозрения. А если он начнет подозревать, то есть копать… Слушай, мы уже столько всего натворили, нас утопить мало.

— Тебе легко говорить, а что мне прикажешь делать?

— Жить с любимым долго и счастливо. Знаешь, Аня, хорошая женщина и хорошая машина меняют мужчину и делают из любого придурка вполне приличного человека. Тачку он недавно купил, а из тебя жена — чистое золото. А потом, выбора-то все равно нет.

И я пошла под венец с Маратом, что послужило лишним поводом для моего недовольства.

— Нет бы просто расписались, — жаловалась я Лерке. — И добро бы в бога верил, а то ведь так, один выпендреж.

— Ему хочется, чтобы этот день остался в вашей памяти. И вообще с богом-то надежнее.

Лерка пребывала в отличном расположении духа.

Между делом выяснилось, что белобрысый куда-то исчез. Интересоваться его судьбой мне и в голову не пришло, но подозреваю, что он стал тем самым козлом отпущения.

По случаю нашей свадьбы Лерка поспешила воскреснуть. Оказалось, что она, упав в воду, каким-то чудесным образом смогла удержаться на поверхности, не приходя в сознание, и ее унесло далеко вниз по течению. При этом в результате травмы и долгого нахождения в воде она начисто лишилась памяти. Ее подобрали сердобольные рыбаки и определили в психиатрическую лечебницу, где она и проводила время вплоть до прошлой субботы, когда ее состояние улучшилось, а память неожиданно вернулась.

Надо будет узнать у Лерки, кто все это время отлеживался в психушке и в какую сумму ей это влетело.

В общем, у алтаря брачный венец надо мной держала Лерка. Сашок с огромным букетом под мышкой лыбился в дверях. Священник проникновенно говорил что-то о горе и радости, а Лерка зашептала мне на ухо:

— Аня, если уговоришь Марата работать со мной, десять процентов твои.

— Двадцать, — буркнула я.

— Это грабеж, — ахнула она. — Пятнадцать. Согласна?

— Да, — ответила я громко. Немного невпопад, зато с чувством.