Лицом к лицу с Америкой - А. Аджубей

— Кое-кто, видимо, стремится ехать и дальше на коньке «холодной войны» и гонке вооружений. Если они с этого конька не захотят сойти и будут держаться в седле, к чему и куда привезет этот конь? Если такие люди хотят гонки вооружений и войны, тогда пусть они сидят на этом коне. Тогда для всех будет ясно, что ни о каком разоружении и речи быть не может. Наоборот, гонка вооружений будет усиливаться. Если вы не готовы к разоружению и хотите дальше продолжать эту гонку вооружений, у нас не останется другого выхода, кроме продолжения производства ракет, которые у нас выпускаются по конвейеру.

Господа! Подумайте серьезно, к чему все это может привести. Вам известно, что я приехал сюда с добрыми намерениями, а кое-кто у вас, по-видимому, хотел бы шуточками отделаться. Речь идет, повторяю, об очень серьезных вещах — о мире и войне, о жизни и смерти людей. Мы протягиваем вам руку дружбы. Не принимаете— скажите прямо.

И в настороженной тишине зала, который понял, что, встречая главу Советского правительства, нельзя повторять слова, ведущие к осложнению отношений, кто-то очень взволнованно воскликнул:

— Принимаем, принимаем!

Никита Сергеевич говорил еще долго. Мэр сидел, немного опустив голову, но совсем не потому, что ему стало стыдно или неловко за свои слова. Он просто видел, как слушали все собравшиеся Никиту Сергеевича Хрущева, как воспринимали те предложения о мире, о дружбе и о взаимном доверии, которые звучали в его речи.

И пока в притихшем помпезном зале отеля «Амбассадор» говорил Никита Сергеевич, вставал в памяти весь день, проведенный в Лос-Анжелосе: и канкан в Голливуде, и отказ повезти гостей в Диснейлэнд, и два часа бесцельной поездки по окраинам Лос-Анжелоса, да еще со стремлением обмануть горожан, не дать им выйти навстречу Н. С. Хрущеву. И, наконец, этот вечер, когда вновь были сказаны слова из лексикона «холодной войны», слова, заранее рассчитанные на ссору, на осложнения.

На следующий день американская пресса, как по команде, дала оценку лос-анжелосскому «периоду» пребывания Никиты Сергеевича в США: «Холодный прием в Лос-Анжелосе». А газета «Кроникл», издающаяся в Сан-Франциско, писала: «Если он (Н. С. Хрущев. — Авторы) столкнется еще с одним таким мэром, как этот (речь идет о Н. Поулсоне. — Авторы), он, вероятно, действительно упакует чемоданы и улетит на родину».

Как известно из выступления Н. С. Хрущева в Лос-Анжелосе, он действительно предупредил американскую сторону, что, если она не готова к серьезному спокойному обмену мнениями, он может прекратить поездку по США.

В зале отеля «Амбассадор» Никита Сергеевич, отнюдь никому не угрожая, подчеркнул, что он представляет великую страну, великий советский народ, и сказал, что ему не долог путь домой.

— Если сюда мы летели около 12 часов, то отсюда долетим, наверное, часов за 10? Как Вы думаете, товарищ Туполев, — обратился он к авиаконструктору Алексею Андреевичу — сыну академика Туполева.

— Да, Никита Сергеевич, долетим, — спокойно ответил инженер.

Мы еще раз подчеркиваем, что в этом не было и тени угрозы. Просто Н. С. Хрущев с глубочайшей прозорливостью разгадал и разрушил весь план, поняв, что события в Лос-Анжелосе — это не цепь случайных неожиданностей, а заранее продуманная и рассчитанная игра. По словам корреспондента «Нью-Йорк таймс», комментатор телевидения Пат Майклс заявил, что мэр сказал ему перед прибытием Н. С. Хрущева следующее: «Все были милы с Хрущевым, но я поступлю иначе. Вы увидите, какую речь я произнесу. Я покажу свой кулак, но он будет в бархатной перчатке. А под бархатом у меня будет длинный острый нож, и я всажу этот нож».

В Соединенных Штатах большим тиражом разошлась книга «Правила хорошего тона». Она рекомендует хозяину быть вежливым и учтивым по отношению к гостю. Едва ли Поулсон заглядывал в эту книгу.

Его позицию, однако, не разделяли жители Лос-Анжелоса, простые американцы по всей стране. Уже в тот вечер в адрес Н. С. Хрущева стали поступать десятки писем и телеграмм не только от жителей Лос-Анжелоса, но и со всех концов США. Звонки телефонных аппаратов не умолкали далеко за полночь. И люди говорили немало сильных слов, осуждающих г-на Поулсона.

Поздно вечером, когда разошлись гости и когда город уже засыпал, мы разговорились с несколькими американцами, которые продолжали толпиться у входа в отель «Амбассадор». Американцы казались взволнованными, даже обескураженными. Как только мы подошли к ним, они сразу заговорили о мэре, о его речи.

— Пожалуйста, не думайте, что он говорил от нашего имени, — заторопился пожилой, седой и какой-то усталый на вид американец.

— Нет, нет, — поддержала его немолодая женщина, — мы не знаем, зачем он сказал так. Передайте господину Хрущеву, что мы так не думаем.

Да, можно быть уверенным, что так не думают ни жители Лос-Анжелоса, ни простые люди всей Америки. И этому были красноречивые и точные доказательства. Газеты писали, что выступление мэра «было неуместным». Сотни телеграмм, полученных в связи с выступлением мэра Лос-Анжелоса, содержали извинения за бестактность мэра, за то, что он грубо попытался сорвать доброе дело — улучшение взаимопонимания между нашими странами.

Газета «Нью-Йорк таймс» отмечала, что Н. С. Хрущев, по-видимому, «действительно искренне» пытается найти общую почву для переговоров обеих сторон. «А сейчас он все время наталкивается на нападки из-за старых мертвых проблем. Если эти мэры хотят получить голоса, то им следует заниматься этим в другое время».

Можно только отчасти согласиться с этим заявлением «Нью-Йорк таймс». Не в избирателях дело, скорее дело в тех, кто финансирует избирательные кампании, а это, как известно, разные вещи.

Так или иначе, но те же американские газеты, которые писали о «холодном приеме», вынуждены были подчеркнуть, что «тактика шпилек потерпела в Лос-Анжелосе сокрушительное поражение». «Об этом надо подумать, — писали американские журналисты, — ибо общественное мнение явно не на стороне тех, кто хочет холодно встречать Хрущева».

И почти все газеты приводили разительные цифры опроса жителей Лос-Анжелоса по поводу бестактного поступка мэра. Получилось так, что подавляющее большинство из тех, к кому подходили газетные репортеры, отвечали: «Нам стыдно за мэра».

И как бы обобщая бесхитростные, теплые слова рядовых американцев, звучали строчки телеграммы, полученной Н. С. Хрущевым в поезде по пути к Сан-Франциско. «Господин Хрущев, — обращался к Никите Сергеевичу один американец, — в нашем городе подолгу висят едкие тучи дыма. Мы знаем, что происходит в часы, когда ветры минуют наш город. Но мы знаем также, когда теплый ветер с океана опережает холодный, он прочищает Лос-Анжелос и всем нам дышится легко и свободно. И мы с нетерпением ждем часа, когда этот ветер начинает господствовать в городе. Будьте уверены, Ваш визит, как теплый ветер, прочистил многое в глазах и душах наших жителей».

Слова этой телеграммы прямо перекликались с той частью выступления Никиты Сергеевича Хрущева в отеле «Амбассадор», в которой он говорил:

— Мне сказали, что в Лос-Анжелосе можно наблюдать такое атмосферное явление, которое называют у вас «смог», — это когда в плохую погоду к туману примешивается дым и копоть и в результате людям становится тяжело дышать. Мне кажется, что «смог» во многом напоминает «холодную войну»… Для того, чтобы сотрудничество между государствами пошло на лад, необходимо совместными усилиями покончить с «холодной войной», освободиться от порожденных ею предубеждений, неприязни и взаимного недоверия. И чем скорее мы покончим с «холодной войной», тем будет лучше для наших народов и для всего человечества.

В экспрессе «Дневной свет»

От Лос-Анжелоса до Сан-Франциско десять часов пути. Советским гостям был предоставлен экспресс под названием «Дэй лайт» («Дневной свет»).

Стальная нить железной дороги, связывающая два самых больших города Калифорнии, стелется по самому берегу океана. По временам колес чуть ли не касаются пенистые голубовато-зеленые волны. Полицейские вертолеты никак не могут расстаться с поездом и висят, висят над ним, будто указывают ему, в каком направлении надо двигаться. По шоссе мчатся машины военной полиции, тоже, видимо, в опасении, что машинист может «свернуть» не в ту сторону.

Власти Лос-Анжелоса не успели за ночь отменить своих инструкций, и полиция продолжает «действовать». Но бог с ней, с полицией, каждый смотрит на мир из своего окна. Никита Сергеевич сидит в своем вагоне и смотрит на игру волн, на краски теплого южного утра. О чем думается ему? Может быть, в эти минуты перед его мысленным взором встают родные тихоокеанские берега, которые сейчас кажутся такими близкими, лежащими там, за чертой горизонта.

Все быстрее идет поезд, и стук колес сливается в дробную скоропись телеграфных сигналов, которые как бы посылает нам Родина. Немного таких спокойных минут у Никиты Сергеевича и сопровождающих его советских товарищей, и, наверное, мысли всех сейчас дома, на Родине…