Пой вместе с ветром - Мэган Линдхольм

Она не знала, что делает. И каким образом. Жуткое предчувствие подсказало ей, где искать Кору. За той самой дверью, последней дверью в темном коридоре, снившемся Ки. Кора все-таки нашла разгромленное гнездо и мертвых гарпий. Ки схватила ее и потащила прочь.

…Она снова плыла сквозь глубокие теплые воды, увлекая за собой Кору. Та безвольно висела у нее на руках, неподвижная, как мертворожденный котенок. Ки с мрачным упорством пробивалась наверх, мимо отвратительных колеблющихся видений, мимо дохлых гарпий, представавших снова и снова, и с каждым разом все уродливее и страшнее. Ки отпихнула в сторону растерзанный труп Свена, оттолкнула смятое, изломанное тело гарпии, застрявшее у основания утеса. Потом мимо проплыли ее, Ки, дети – пустые глазницы над вырванными щеками. Ки плыла и плыла, но воды были слишком глубоки и безбрежны. Поверхности не было. Не было выхода…

…Кто-то крепко ущипнул ее, а потом влепил затрещину, от которой мотнулась ее голова. Ки вскрикнула от боли и ярости, вскочила на ноги… и увидела Ларса. Она кинулась было на него, но Ларс отшвырнул ее прочь, опрокинув на влажную траву. И поднял на руки слабо шевелившуюся Кору.

– Иногда только боль может вернуть назад, – сказал он коротко. Пошатываясь, он поднялся. Кора бессильно висела у него на руках. Ки растерянно огляделась. Кроме них, в поле никого больше не было. Ки затрясло: ей было холодно и… одиноко, до чего же одиноко! Потом она обратила внимание, насколько ясно достигал ее слуха любой звук. Вот, звякнув, упала брошенная лопата… Ки обернулась: со стороны амбара к ним бегом мчались Руфус и Курт, а на земле позади них валялись брошенные инструменты.

– У вас, наверное, удивительное сродство душ, – сказал Ларс. – Такие деяния без напитка гарпий обычно не удаются… – Ки поднялась на ноги и побрела следом за Ларсом, который говорил на ходу: – Вы с ней, похоже, так и не утратили связи после Обряда.

– Все ушли… – тупо выговорила Ки.

– Ты тоже, хм, ушла, и как следует. Я уж боялся, кабы не навеки… и ты, и она. Всех остальных Нильс увел размышлять, поститься и очищаться. Остались только мы, изгои.

– Мы… – Ки осторожно примерилась к этому слову.

Ларс сперва скривил губы, но потом получилась улыбка – усталая, тусклая, но все же улыбка. Подоспевший Руфус забрал у него мать, и они поспешили в дом. Ки медленно шла следом: до нее никому больше не было дела. Она чувствовала себя совершенно обессилевшей; она готова была рухнуть прямо в росистую траву и уснуть, желательно навсегда. Однако неожиданно внутри вспыхнула некая искра, и Ки разом проснулась. Ей вдруг захотелось исследовать каждый закоулок своего сознания – так человек, свалившийся с высоты, ощупывает свое тело, проверяя, не сломал ли чего-нибудь. Впервые за долгое, долгое время Ки снова была сама себе хозяйкой. Ничья воля, кроме ее собственной, не пыталась ее направлять. Нерешительности, одолевавшей ее последние несколько месяцев, не было и в помине. Кора!.. Ки одними губами произнесла это имя. Все это время она, Ки, не осознавала, что с нею происходило. А Кора? Знала ли она? Пыталась ли этим пользоваться?.. В любом случае теперь было поздно гадать. Шатаясь, она добралась до сарая, до своего фургона, до родной кабинки… заползла в постель. И уснула как убитая.

Курт, явившийся ее будить, не посмел раскрыть дверцу, зато лупил в нее так, что стало очевидно: случилось нечто особенное. Скатившись с лавки, Ки распахнула дверцу. Курт принес с собой свечку, и было видно, что лицо у парнишки совсем белое.

– Бабушка хочет тебя видеть… Она велит, чтобы ты скорей приходила.

Если бы Ки не схватила его за плечо, он удрал бы во всю прыть вместе со свечкой. Ее прикосновение заставило его съежиться, и Ки с горечью поняла, какой чужой и грозной она ему, наверное, кажется. Мальчишка не желал иметь с ней ничего общего даже теперь, когда оба они стали изгоями. Ки не убрала руки. Нет уж. Она не допустит, чтобы ее тут кто-то боялся.

– Помедленнее, – хрипло шепнула она. – А то я, чего доброго, еще завалюсь в темноте.

Он молча вытаращил на нее глаза. Потом помог ей выбраться из сарая и провел через темный двор к дому.

Ки была почти уже у двери, когда до нее внезапно дошло, что стоял уже глубокий вечер, если не ночь. Она умудрилась проспать целый день!

В большом доме было на удивление тихо. Ки вошла в общую комнату, где, как и повсюду, было полутемно. Дрова в огромном камине совсем прогорели.

– Они так и не вернулись, – заметив ее удивление, пробормотал Курт. Ки легонько сжала его плечо, пытаясь утешить и приободрить его. Курт едва не выронил огарок.

В комнате Коры горели высокие тонкие белые свечи. Похоронные свечи, невольно подумалось Ки. Изможденные руки Коры казались коготками, стиснувшими край одеяла. Волосы ее были всклокочены, губы по-прежнему слишком темны. Но глаза открылись, как только Ки переступила порог. Все те же ясные черные птичьи глаза. Тело может отказать, обессилеть, но дух… Кора слабо махнула рукой сыновьям, стоявшим по сторонам постели:

– Руфус… живо в поле, приведешь Ки ее коней… – Она не говорила, а шептала, но даже и этот надтреснутый шепот сохранял былую властность. – Ларс… Вы с Куртом откроете сарай и приготовите фургон. Не зажигайте огней! Да присмотрите за Сигурдом: он все еще жеребенок… не выдурится никак… И чтобы тихо мне, тихо!..

Руфус ушел сразу, Ларс же помедлил. Глаза его были полны беспокойства.

– Мама… ты совсем больна, ты ослабела… Может, подождем с этим? Не выгонять же Ки посреди ночи? Она была нам сестрой, а тебе – дочерью…

– Не глупи!.. – перебила Кора. Она задыхалась, лицо ее стало серым. – У меня и так-то едва хватает сил сделать то, что следует, а ты еще мешаешь мне своей болтовней… Дурачок, я оценила и полюбила Ки, когда вы все понятия не имели, чего она стоит. Может, сама она и не согласится со мной, но и в эти дни никто не любил ее вернее, чем я… Ступай, Ларс, и Курта с собой захвати. То, что я собираюсь сказать, – не для твоих ушей…

Ларс и Курт нехотя вышли. Ки и Кора молча слушали, как затихают их шаги в коридоре. Кора собиралась с силами, и Ки, понимая это, придвинулась к постели и взяла ее руку. Холодную, неподвижную руку…

– Времени нет, – вздохнула Кора, высвобождаясь. – Ты должна уехать. Прямо сейчас. Скачи как можно быстрее. За горы… Я слышала, гарпии туда не летают. Скоро они узнают, кто убил самку и бросил факел в гнездо. И тогда самец потребует мести. Ни одна гарпия, ни один человек в нашей долине не станет оспаривать его право. За тобой станут охотиться, Ки. Беги же, пока еще есть время…

– Но как они узнают?.. – допытывалась Ки.

– Так же, как, в конце концов, узнала и я… – Кора бессильно закашлялась. – Они тоже способны узнавать… ниоткуда. Потому-то мне так и не удалось заставить их принять тебя, девочка. Я и от себя самой прятала то, что ты мне показала. Я отказывалась это видеть и внушала себе: это то, что она может сотворить, если я отпущу ее отсюда. Но на самом деле я ЗНАЛА, и это отрезало меня от гарпий. Теперь я никогда с ними не примирюсь… А если примирюсь, значит, выдам тебя с головой. Потому что от них невозможно ничего скрыть. Их сознание могуче, Ки, намного сильней, чем у Нильса. От гарпий не держат секретов… И ведь не только я одна знаю, Ки! Той ночью я была к тебе ближе других. Я воспринимала самые яркие образы. Но и Марна тоже была там, и Холланд, и даже маленький Эдвард… Они выдадут тебя при первом же поклонении гарпиям – по неведению, но выдадут… И нет способа им помешать…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});