Я думала, я счастливая... - Марина Безрукова

старости.

Она вздохнула и отставила остывший кофе в сторону. Вышла в прихожую, проверила, все ли документы на месте, взяла с собой на всякий случай зонтик и вдруг снова остановилась. Еще раз окинула всё взглядом, как будто попрощалась. Вдруг стало ясно, ей не терпится избавиться от всего, что связывает ее с прошлым. И даже некогда любимая квартира превратилась в тяжелый камень, тянущий ее на дно. Нужно всплывать. Скорее! Пока еще есть в груди воздух.

* * *

— Нет, Коленька! Нет! — Соня чуть не плакала. — Я не поеду туда… хоть убей, не поеду… Ты видел, как она на меня смотрела? Как будто огнем выжигала! У меня даже дыхание перехватило…

Соня сидела на краешке дивана, наспех застеленного в несколько слоев покрывалом. Это не спасало, влага проступала и сквозь него. Она разволновалась, в глазах серебрились слезы, а пальцы нервно сплетались в клубок и белели от напряжения.

— Я всё понимаю… Ей не за что меня любить, но нельзя же так ненавидеть беременную женщину. Мне физически стало плохо. И малышу тоже, — тихо добавила она.

Николай ничего не ответил. Он потерянно стоял, прислонившись к косяку двери, и тоскливо думал о том, что квартира для жилья однозначно непригодна. Пока здесь всё просохнет. Диван придется выбросить, остальное пострадало не так сильно, а вот обои и побелка давно просили обновления.

— А еще я верю в сглаз, — прервал его размышления голос Сони.

Николай дернул щекой: «Что за глупости… какой еще сглаз? Тамара никогда не пожелает никому плохого. Беременные такие мнительные…»

Он вспомнил, что когда Тамара была в положении, его мама, Ольга Ивановна запрещала ей развешивать белье, подняв высоко руки, и не разрешала вязать, пугая, что ребенок запутается в пуповине. Тамара смеялась, но клубки и спицы всё же с глаз долой убрала. Он посмотрел на Соню, и ему стало ее жалко. Стоило ему уехать и вот такая напасть! Он представил, как Сонечка металась здесь, не понимая, что предпринять, а он сидел в своем удобном кресле и, попивая кофе, слушал очередную часть фантастического романа. Ему стало стыдно. Додумался же, сбежать от любимой женщины, которая ждет от него ребенка! Что это было? Минутная слабость? Теперь уж не сбежишь, нельзя же ее бросить здесь в беспомощном состоянии. И при упоминании о возвращении к нему домой начинается чуть ли не истерика. А ей нельзя волноваться.

— Сонечка! — Николай шагнул, присел перед ней на корточки и сжал ее холодные пальцы. — Не накручивай себя! И не нервничай! Нет, так нет. Что-нибудь придумаем. Здесь-то тоже нельзя оставаться…

Он задумался, потом с трудом поднялся и решительно произнес:

— Давай соберем самое необходимое и поедем! К маме.

Соня вскинула на него серые глазищи и качнула головой — нет. Николай почувствовал раздражение: что за упрямство! Как будто у них есть много вариантов! Он и так решил в ближайшее время пойти к врачу и попытаться уговорить его закрыть больничный. Нет у него времени ждать лета. Деньги нужны уже сейчас. Поговорит с начальством, может, подберут ему что-то, где бумажек поменьше и не надо весь день вглядываться в компьютер. Пусть и должность будет ниже, сейчас не до капризов.

— Сонечка, я тебя прошу. Это ненадолго. Здесь всё равно нельзя находиться. Нужно сделать хотя бы косметический ремонт, проветрить всё хорошенько.

Он уговаривал ее, как капризного ребенка, обнимал за плечи и ласково дул в ушко. Соня слушала его обреченно, ей было душно, а еще мучила изжога. Предложение Коли казалось ужасным. Неужели нельзя как-то по-другому. Она пощупала ладонью диван — сырой, как будто сидишь на кочке в болоте. Обои печально повисли лоскутами, в углу на полу блестит лужица, вчера не удалось всё до конца вытереть, а может, натекло еще за ночь. Тихонько подобрала ноги, носки простых без каблуков туфель пропитались влагой от ковра. Его блеклый узор напомнил о бабушке. На ресницах задрожали слезы — единственный человек, который о ней бы позаботился, ее покинул. Только бабуля окутывала таким теплом, что достаточно было просто посидеть с ней в одной комнате. По вечерам бабушка распускала Сонины косы и долго-долго расчесывала шелковистую реку, перебирая и поглаживая пряди. Соня млела и чувствовала, как ее тело наполняется силой и любовью.

Николай вышел на кухню. Она почти не пострадала, только на потолке желтые пятна, но это поправимо. Нужно звонить матери, не свалишься же, как снег на голову. Ольга Ивановна выслушала, не перебивая.

— Коленька, это катастрофа! Как ты себе это представляешь! — наконец, воскликнула она.

— Мам, пожалуйста. Максимум месяц, не больше, — взмолился Николай.

— Но как я потом Томочке в глаза посмотрю? — беспомощно лепетала мать.

— Мы скоро приедем, мам. Пожалуйста, прими Соню. Ей нельзя нервничать, она вынашивает твоего внука.

— У меня только одна внучка — Лёлечка! А больше мне не надо! — сухо ответила Ольга Ивановна и положила трубку.

Николай понял, что поедет туда в любом случае. Не выгонит же их мать, в самом деле? Поворчит, подуется, а потом ничего, оттает. Всё-таки единственный сын. Соню пришлось уговаривать еще час, но и она всё же согласилась. Если же совсем не уживутся его две самые любимые женщины, придется рассчитывать на квартиру Лёльки. Правда, тогда нужно выгнать жильцов, но что поделаешь? Николай прекрасно догадывался, на какие деньги живет Тамара. Но тут внутри зажегся огонек злости: ничего, он с больными глазами выходит раньше времени в офис, вот пусть и Томка не статейки свои пописывает, да деньги с аренды тратит, а нормальную работу найдет. В конце концов, у нее и ухажер, вроде, есть. Или он есть только, пока проблем нет? «Вот заодно и проверят свои отношения», — зло думал Николай.

Ольга Ивановна их не встречала. Она заранее закрыла дверь в свою комнату и притворилась спящей. Не думала, не гадала, что на старости лет ей Коленька такой сюрприз подкинет. Откуда эта змея подколодная взялась? Как заползла в душу? — «Завтра в церковь пойду, молитвами отмолю, да святой водицей побрызгаю. Глядишь, Коля в чувство и придет». Она прислушалась к тихому звону посуды, раздался приглушенный смех, потом забарабанила вода в ванной.

— Мама? Мам? — в дверь постучали. — Я же знаю, что ты не спишь. Выйди, пожалуйста. Перед Соней неудобно.

Ольга Ивановна молчала. Николай еще немного потоптался в коридоре, но вскоре его голос уже вновь доносился из кухни. И снова этот противный смех. «Веселятся. И всё им ни по чем. Ох, царица небесная, беда какая приключилась», — Ольга Ивановна мелко закрестилась и принялась горячо нашептывать