Скрытый Тибет. История независимости и оккупации - Сергей Кузьмин

В ряде случаев нищие тибетцы соглашались расправляться с богачами и людьми среднего класса ради их имущества. В Амдо на митингах «обличали» тех, кто был «крепостником», некоторых сразу убивали выстрелом в затылок. В действительности многие из них просто имели слуг или наемных работников, которым платили. В области Дои в Амдо китайцы согнали народ на митинг, чтобы казнить около сотни состоятельных.{862} Во время митинга оплаченные китайцами бедняки стали ходить среди толпы и объяснять: если они не согласятся на казнь богачей, их самих расстреляют. Поэтому вопрос решился утвердительно. Волость возглавил бывший нищий.

Местный вождь и самый богатый человек из Дарцедо лишился всего имущества, его посадили в клетку с женой и детьми.{863} Четырнадцать членов его семьи бросили в реку. В Минья некто Вангток был обвинен в противодействии реформе: демократизаторы требовали золота, а его не было. Тогда местных жителей согнали глядеть на пытки. Сначала «обвиняемого» били палками и лили на голову кипяток, затем повесили за большие пальцы рук, наконец, забили в лоб раскаленный гвоздь около дюйма, бросили в грузовик и увезли.

В августе 1956 г. восстание распространилось среди тибетцев Амдо. Один кочевник вспоминал: «Они хотели захватить нашу землю. У нас не было выбора — только борьба. То же самое случилось и с другими племенами в Амдо. После этого Амдо был разорен. <…> В нашей группе было человек сорок таких, кто нападал на бойцов Освободительной армии при первой возможности. Мы были жестоки, потому что знали, что если нас поймают, то сразу же расстреляют. Были и другие группы в Амдо, преимущественно кочевники и молодые женщины, которые делали то же самое. <…> Меня ранило в бедро, пуля вышла в брюшной полости, оставив большую дыру. Воины традиционно сражаются на голодный желудок, чтобы в случае ранения в живот иметь шанс выжить. Мои внутренности стали вываливаться, так что я затянул ремень чубы, запихал их обратно, стараясь удержать внутри. <…> Мой «брат», мой духовный друг смог перекинуть меня через свою лошадь, хотя я сказал ему, чтобы он бросил меня. Очнулся я в китайской тюрьме»{864}.

В деревнях женщин и детей из тех семей, откуда мужчины ушли к партизанам, расстреливали из пулеметов.{865} Женщин нередко насиловали.

Коммунистические пытки и казни были куда изощреннее феодальных. Международная комиссия юристов собрала множество свидетельских показаний на эту тему. Помимо расстрела и повешения, тибетцев обезглавливали, избивали до смерти, отрубали конечности, топили, сжигали, разрезали на куски, закапывали в землю, морили голодом, удушали, вешали (иногда вниз головой), вырезали кишки, привязывали к хвосту лошади и гнали ее, бросали на съедение голодным собакам.{866} Убийства были публичными. За порками и казнями должны были наблюдать члены семьи, а маленьких детей даже заставляли расстреливать родителей.{867} Людей убивали без суда лишь по подозрению, ради денег, из-за социального положения и т.д. Монахов убивали особыми способами. Перед пытками их старались унизить, особенно старых и самых уважаемых. Их запрягали в плуги, скакали на них, как на лошадях, избивали кнутом и т.д. Есть сведения, что к июню 1959 г. в Каме было разрушено 250 монастырей, высокие ламы почти поголовно арестованы или убиты.

Панчен-лама X писал, что, если бы про зверства в Цинхае был сделан фильм, он бы шокировал зрителей.{868} Например, в Голоке перебили много людей, их трупы сбросили с горы в большой ров. Китайские солдаты приказали всем членам их семей и родственникам праздновать истребление «мятежников». Их даже заставляли танцевать на телах убитых. Вслед за тем их всех расстреляли из пулеметов. Там же и зарыли. В Амдо и Каме людей расстреливали группами по 10–20 чел. В результате население заметно сократилось. По словам Панчен-ламы, в деревнях и городах Цинхая раньше было по 3–4 тыс. тибетцев. Из них арестовывали по 800–1000 чел., из которых примерно половина умерла в заключении. Большинство было невиновно. В местах, которые были серьезно затронуты восстанием, остались только женщины, дети и старики, тогда как молодежи, людей среднего возраста и авторитетных лиц осталось немного.{869} Против гол оков НОАК использовала в качестве истребителей-бомбардировщиков 28 советских МиГ-15с, базировавшихся в Чэньду.{870} Такие самолеты НОАК использовала и в других местах Тибета.

Истребитель МиГ-15 китайских ВВС в Лхасе, апрель 2004 г. (Creative Common License/ uploaded on 7 May 2008 by nathanialfreitas) 

Население Голока сократилось со 130 тыс. в 1956 г. до 60 тыс. чел. в 1963 г.{871} А в 1986 г. Панчен-лама нашел в Цинхае лишь небольшую горстку людей, причастных к восстанию. Позже некоторые бывшие каратели служили в Тибетском военном округе и военном округе Чэньду. Они признавались Панчен-ламе, что не должны были делать то, что делали.{872}

Но в те годы кое-кто был не прочь полностью истребить восставший народ. Один из тибетцев, сотрудничавших с маоистами, а затем ушедших в эмиграцию, рассказывал, что китайский полковник объяснял ему: «Нам надо искоренить их всех, даже женщин и детей… Если раздавишь гнид, не будет вшей».{873} Другой тибетец, бежавший из китайской тюрьмы и знавший китайский язык, слышал там, что китайские солдаты часто клялись полностью истребить кампа: если хоть двое останутся в живых, они будут устраивать саботаж и большие разрушения.{874}

Директор сельского рабочего отдела парткома КПК провинции Цинхай Лю Цэси, сам того не заметив, признал, что народ Амдо не хотел классовой борьбы, а ее разжигали коммунисты: «В этой жестокой классовой борьбе, после проведения кампании пропаганды и воспитания, после противопоставления старого и нового общества у многих трудящихся пастухов быстро возбудилось классовое сознание. После того, как они осознали реакционную сущность эксплуататорского феодального класса, все они чрезвычайно удивились. Они поднялись, обвиняя класс эксплуататоров в его гнусных преступлениях. Они добровольно повязали контрреволюционных и плохих элементов и передали их правительству, попросив наказать»{875}.

Неудивительно, что репрессии вызывали эффект, обратный ожидавшемуся. «Низы» в большинстве проявили солидарность с «верхами», поскольку это были самые уважаемые люди в тибетском обществе.{876}

В противоречии с марксистской догмой, действия коммунистов по расколу народа вызывали не классовую борьбу, а консолидацию «угнетателей» и «угнетенных». Зато дистанция между компартией и народом увеличивалась. Это до сих пор не понимают те, кто повторяет маоистскую пропаганду: «Тибетские помещики и ламы были возмущены тем, что пришедшие китайцы были коммунистами. Они опасались, что с течением времени коммунисты начнут навязывать высоко привилегированной тибетской теократии свои эгалитарные и коллективистские решения. В 1956–57 годах вооруженные тибетские банды напали на конвои НОАК»{877}.

Бывало, в Пекине критиковали методы работы китайских кадров в тибетских областях. Указывали на неравномерность в земельной реформе, взимании налогов и содержании земель и скота монастырей, неадекватность религиозной политики, случаи великоханьского шовинизма, недостаточную образованность тибетских кадров.{878} Некоторых чиновников наказывали. Но народ не хотел реформы. Поэтому главным средством ее проведения оставались репрессии.

Такой подход не противоречил идеям Мао Цзэдуна. «Необходимо прежде всего разобраться в том, что такое «народ» и что такое «враги». На нынешнем этапе, в период строительства социализма, к народу относятся все классы, прослойки и общественные группы, которые одобряют дело социалистического строительства, поддерживают его и принимают в нем участие; врагами народа являются все те общественные силы и группы, которые сопротивляются социалистической революции, враждебно относятся к строительству социализма и подрывают его. <…> Искоренение контрреволюционеров есть борьба, обусловленная противоречиями между нами и нашими врагами».{879} Итак, все, кто не хочет социализма, — это не народ. Народ — это только те, кто идет за Мао. Значит, восстание против маоистов не может быть народным. Это дело «врагов народа», а их надо искоренять.

Возникли планы по форсированию демократической реформы и в Центральном Тибете. 1 июля 1956 г. Тибетский рабочий комитет КПК во главе с Чжаном Цзиньу и Чжаном Гохуа предложил ЦК КПК начать там реформы зимой 1956 — весной 1957 г., сначала в нескольких местах, а потом распространить на весь район.{880} Предложили организовать силы общественной полиции безопасности численностью 4–6 тыс. чел., увеличить народную полицию и экономическую полицию до 2400 чел., увеличить число кадров из тибетцев до 40–60 тыс. чел., 20–30 тыс. тибетцев принять в КПК и 30–50 тыс. — в комсомол, прислать в Тибет еще 6 тыс. ханьских кадров.