Страж неприступных гор - Феликс Крес

— Ну вот видишь, юноша… хе-хе! Ну, посмотри на меня, — прохрипел он Китару, глубоко вздохнув. — Проблевался-таки. Смотри на капитана Броррока. Сухопутная крыса, чтоб меня придушили…

Китар велел принести воды. Старик, булькая, прополоскал рот, потом напился, отдышался и почувствовал себя несколько лучше, но в каюту идти отказался.

— Ног жалко, да и свежего воздуха тут больше.

— Может быть неслабый шторм. — Китар кивнул в сторону матросов, закреплявших все, что можно было закрепить.

— Не будет. Пройдет стороной. У меня перестало ломить кости, а я-то уж знаю, что это значит, хо-хо!

Что бы кто ни говорил, но Броррок и в самом деле редко ошибался насчет погоды.

— Оно и к лучшему, — заметил Китар.

— Рассчитаемся, мальчик мой. Рыжий, дай-ка… Да, оно. — Броррок взял солидных размеров мешочек, который лоцман достал из-за пазухи. — Это твое, сынок. Чуть меньше, чем я говорил, но больше, чем ты ожидал.

Армектанец криво усмехнулся — все было именно так, как сказал старик. Они уже не в первый раз делали что-то вместе, и Китар привык к тому, что от сумм, которые называл жадный старик, всегда следует отнять примерно четверть. При расчетах Броррок перечислял разные чрезвычайные расходы, требовал себе награды за то, что якобы сделал, хотя по договору ничего делать был не должен… Но поскольку договор с ним так или иначе всегда приносил плоды в виде тяжелого кошелька, не имело никакого смысла устраивать из-за этого войну. Куда выгоднее оказывалось постоянно недополучать от Броррока, чем один раз твердо настоять на своем и никогда больше не удостоиться приглашения в его эскадру.

— То есть дело сделано? Что тебе удалось?

— Все, мальчик мой, все… На меня больше не оглядывайся, иди куда хочешь. Будешь на Агарах — можешь сказать Слепому, что я договорился с его дочуркой. И пусть будет что будет. — Броррок на мгновение задумался. — Ты хороший моряк. Когда меня уже не станет на Просторах, вспомни иногда старого Броррока и выпей за мои кости на дне морском.

— Когда твои кости там окажутся, мои давно уже сожрут медузы. Зачем я тебе был нужен? — спросил он, взвешивая мешочек в ладонях. — Я никогда еще не зарабатывал столько просто так… Ты что, ради компании меня взял, поболтать, или как?

— А знаешь, и для этого тоже. Я, сынок, в самом деле тебя люблю, — неожиданно признался старик, — и чуется мне, что смех смехом, но скоро придет моя пора. Я хотел с тобой вместе походить по морям, что там говорить… Ты мне немного пригодился, а мог пригодиться и больше.

— Для чего я тебе пригодился? — недоверчиво спросил Китар.

— Для того, чтобы — как это говорится? — произвести хорошее впечатление. Слепой, видишь ли, знает, что я стар и мне на все наплевать, чтоб мне сгореть. Он не стал бы со мной разговаривать так, как с тобой. Но ты молод, тебе нужен порт в Ахелии, ты сам говорил. Слепой о том знает — ну, и вот видишь… — Броррок показал на мешочек в руках собеседника, едва не потеряв равновесия, поскольку выпустил канат, за который держался, а качало и впрямь неслабо. — В конце концов он выслушал то, что ты говорил от имени нас обоих. Так что теперь плыви, а при случае повтори ему, что я тебе только что сказал.

Китар внимательнее посмотрел на него.

— Что ты хочешь с ней сделать? С Прекрасной Риди?

Старик возмутился.

— О, посмотрите-ка на него! Я, мальчик мой, потому всегда сумею заработать, что раз уж что-то сказал, значит, сказал. Только надо слушать, что я говорю; кто не слушает, тот сам виноват. Посланники получат то, за что они заплатили. И Слепая Риди тоже. Покажу ей дом в Таланте, и пусть себе режет посланников.

— Но я слышал, что ты собираешься в могилу.

— Ну… не из-за Тюленихи же! — с сожалением сказал Броррок. — Собираюсь, потому что чувствую — мне пора. Но еще не сегодня, мальчик мой, о нет, еще не сегодня… И не из-за Слепой Риди. Видишь ли, Китар, как мне кажется, лучше всего ее прозвали имперские — Говно, прошу прощения. Какая там Прекрасная, какая Тюлениха, какая Слепая Риди? Это всего лишь, мальчик мой, плавающее в воде говно. И даже не его вина, что оно воняет.

Протянув костлявую руку, он похлопал армектанца по плечу.

— Плыви, Китар! Еще увидимся, и наверняка быстрее, сынок, чем ты думаешь. Закончу дело, найду сразу же другое, ну и, сто тысяч шлюх, мне понадобится твой кораблик! То, что я болтаю, пусть тебя не беспокоит; доживешь до ста лет, тоже будешь прощаться с каждым, будто навсегда.

— До ста лет я не доживу.

— Как хочешь. Но не помешает, если скажу, что тебе делать: пока молодой, пей побольше водки, мойся каждый день, с девицами часто не развлекайся, а то мужской силы лишишься, ешь много и жирно, ибо это придает сил. Научись наконец курить трубку; я до сих пор без трубки перед сном не ложусь. Да, и сыпь во все побольше соли, выест всякую дрянь у тебя внутри.

На борту изящной «Колыбели» имелось лишь несколько слабеньких орудий, и единственный прощальный выстрел не наделал много шума. Зато пронзительный звук глиняного свистка, с помощью которого Китар обычно отдавал команде некоторые приказы, был прекрасно слышен. Матросы, ритмично подпевая, сновали у парусов; каравелла полным ходом шла на юго-запад, гладко рассекая носом гребни волн. На «Кашалоте» махали руками и платками, желая удачи дружественному кораблю.

Измученный поездками в шлюпке Броррок не смотрел вслед мчавшемуся словно чайка паруснику. Даже если бы он и хотел, то не смог бы, поскольку в открытых дверях капитанской каюты стояла, опираясь о косяк, Слепая Риди, так что сидевший за столом капитан «Кашалота» мог в лучшем случае видеть ее задницу, на что у него не было никакого желания. Баба на корабле. Неважно, кем она была. Достаточно того, что баба.

Броррок не имел ничего против шлюх. В молодости… хе-хе! Хо-хо! Именно из-за этого ему теперь недоставало мужской силы, насчет чего он доброжелательно предостерег Китара. Но и в старости… хотя в шлюхах он вроде как и не нуждался, они ему ничем не мешали. В порту он мог одолжить денег из собственного кошелька своим парням, прогулявшим все серебро. Он знал, на что оно пошло: сперва на женщин и водку, потом уже на одну только водку, поскольку никто в здравом уме не купит за последние гроши шлюху, когда можно купить выпивку. Но выпивка полагалась морякам по праву, женщины, впрочем, тоже. Лишь бы не на корабле. Хуже того, старый капитан предпочел бы иметь пьяную команду, чем трезвую, но смешанную. Если бы ему пришлось выбирать, он не выбрал бы смешанную команду. К счастью, не приходилось.

За свою долгую и бурную жизнь старый пират — а когда-то садовник — сделал множество ценных наблюдений. Женщины были грязными, ленивыми, неопрятными. И трусливыми, что ему было лишь на пользу. Женщина, имевшая свой дом, своего мужика и стайку детворы, постоянно боялась, что скажут и подумают другие. Она стирала, мыла, убирала, готовила, лишь бы только другие подумали, что она чистая, работящая… Но стоило ей оказаться там, где не приходилось бояться «того, что скажут другие»… Броррок за свою жизнь встречал нескольких «капитанш». Когда-то на плавучем борделе — ибо кораблем его никак нельзя было назвать — ходила Пурпурная Алагера. Теперь эта красотка… Одна другой стоит. Скажешь такой: «Ну ты и смелая, отважная!..» — тогда… хо-хо! Весь день, всю ночь, и опять сначала. Но пусть бы кто попробовал спросить: «А что у тебя тут так грязно, дочка?» Обида! Позор, унижение! Грязь? Ну так это же корабль, военный парусник, не дом! Дома — другое дело, ведь что скажут люди? И мужик сразу же взял бы себе другую бабу, даже уродину, лишь бы только опрятную…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});