Полководцы X-XVI вв. - В. Каргалов

По «росписи» следующего, 1571 года Иван Шуйский оказывается уже среди «береговых воевод», во главе полка левой руки. В 1572 году он возглавил сторожевой полк в Коломне, затем в Кашире, отличился в войне с ханом Девлет-Гиреем. Небольшой полк Ивана Шуйского оборонял Сенькин брод, а потом участвовал в сражении при Молодях, прикрывая с фланга «гуляй-город». В 1573 году воевода Иван Шуйский возглавил сторожевой полк во время похода в Ливонию, «на немецкие города», тогда же впервые стал псковским наместником. В 1574 году он получает чин боярина.

Скупые записи разрядной книги не сообщают никаких подробностей этих походов, остается только догадываться о причинах столь стремительного возвышения недавно опального князя. Видимо. Иван Шуйский проявил себя талантливым полководцем, которого Иван Грозный оценил «по уму», как впоследствии писал Р. Гейденштейн. Во всяком случае, в 1576 году, во время очередного царского похода на «берег» против крымского хана, Иван Шуйский значится в «разряде» среди бояр и воевод первым: «а с государем бояре: боярин князь Иван Петрович Шуйский…»

1577 год. Новый немецкий поход Ивана Грозного, и снова «в большом полку псковский наместник Иван Петрович Шуйский», причем ему «с собою государь велел быть». В 1579 году, во время похода «на немецкую на Ливонскую землю», Иван Шуйский остается с царем в Новгороде, а воюют другие воеводы. Создается впечатление, что князь стал военным советником царя.

Записи «разрядов» скупы. Должны были произойти поистине чрезвычайные события, чтобы «высветить» образы русских военачальников того времени. События, подобные героической обороне Пскова…

В 1580 году Иван Шуйский стал псковским наместником, но в записи разрядной книги оговаривалось, что если «король придет к Смоленску», то боярин и воевода Иван Петрович Шуйский должен поспешить «на сход к ржевским воеводам» и возглавить большой полк. Царь Иван Грозный хотел видеть своего воеводу на решающем участке войны. «Королевский поход» на Смоленск не состоялся, а в следующем году главные военные события развернулись вокруг Пскова. Иван Шуйский оказался на месте, ему пришлось «отвечать за всех воевод», что он и сделал с большим успехом.

Редкая удача для историка – возможность посмотреть на события как бы с двух сторон: из стана противника и из осажденного русского города. В данном случае такая возможность есть. Сохранились очень подробные подневные записи секретаря королевской канцелярии Станислава Пиотровского о «последнем походе Стефана Батория» и сочинение неизвестного русского автора «Повесть о прихождении Стефана Батурин на град Псков». Оба автора – современники и очевидцы событий.

В Пскове заканчивались последние приготовления к обороне. По всем окрестным селам были разосланы грамоты, повелевающие жителям сжигать свои дома, запасы фуража и продовольствия и уходить в укрепленные города. Тем самым вокруг города создавалась «зона пустыни», за фуражом и продовольствием «королевские люди» вынуждены были ездить за сто-сто пятьдесят километров, где их поджидали конные отряды «детей дворянских», казаков и служилых татар. С самого начала захватчики могли надеяться только на собственные запасы, которые были ограничены. Осаждающие постоянно ощущали нехватку продовольствия. Более того, по приказу Ивана Шуйского были сожжены городские предместья, чтобы осаждающие не нашли укрытия от непогоды и холода.

Все воеводы и головы были «расписаны» по стенам и башням, на которые поставили пушки и пищали, «где в коем месте угодно стояти». Русские воеводы правильно определили главное направление вражеского приступа – юго-восточное, стену Большого города между реками Великой и Псковой, где к городу примыкало большое поле. Именно здесь были поставлены две «великие» пушки, имевшие собственные имена – «Барс» и «Трескотуха». Они швыряли тяжелые ядра более чем на версту – дальнобойность по тем временам очень большая, для поляков, во всяком случае, это оказалось полной неожиданностью.

«Государевы бояре и воеводы промеж себя всю Окольную стену в Пскове на места разделили, в каком месте какому воеводе быть; так же у себя боярских голов и детей боярских, и голов стрелецких и стрельцов, и всех посадских псковских и всех псковичей, по чину всех рассчитав, поставили. Всю стену вооружили людьми и нарядом, пушками и пищалями и ручницами и всякими укреплениями, против государева недруга уготовившись», – так описывает автор «Повести» последние приготовления псковичей. Примечательно, что с самого начала к обороне были привлечены все горожане, способные владеть оружием, и вместе со стрельцами, дворянами, казаками они заняли свои места на стенах.

18 августа «государевы дети боярские», которые «на заставе были» на реке Черехе (в пяти километрах южнее города), сообщили воеводам, «что уже литовские первые люди на Череху пришли», и велено было в городе «в осадный колокол звонить». Передовые отряды королевского войска появились под самой крепостью, но их отогнали вылазкой. Важно отметить, что с самого начала оборона Пскова носила активный характер, воевода Иван Шуйский не только защищал стены города, но и постоянно наносил удары противнику. Не успел еще гетман Замойский, командовавший авангардом королевского войска, раскинуть шатры, как к нему прискакали гонцы за помощью: «Русские, сделав вылазку, сильно теснят воеводу Брацлавского, который с венгерцами проник до самого города». Выходили русские воины за стены и в последующие дни, мешая противнику начать осадные работы. Вместе с тем! воеводы приняли меры к тому, чтобы не понести излишние потери, запретив воинам уходить из-под защиты крепостной артиллерии.

Оборона Пскова (1581)

Вот как описывает первые схватки ксендз Пиотровский: «Много уже собралось наших под городом. Наши наездники подъезжали под самые стены крепости, выманивая русских, но те не хотели выходить из-под выстрелов. Стояло их у самой стены несколько сот конных и пеших; когда их теснили, они отступали к стенам и старались отстреливаться из ручниц и самопалов; а когда наши отступали, они гнались за ними, но всегда так, что оставались под защитою крепостных орудий. Пушки у них отличные и в достаточном количестве; стреляют они ядрами в сорок полновесных фунтов, величиною с голову: достанется нашим батареям и насыпям».

Ксендз Пиотровский еще не раз будет возвращаться в своем «Дневнике» к силе русской артиллерии, упомянет ядра, которые «переходят за 50 фунтов весом», и даже «ядра в 70 фунтов и очень большие камни». И это не случайно. Русские пушкари с самого начала осады заставили короля Стефана Батория изменить свой план быстрого окружения города.

26 вгуста основные силы королевского войска подошли к Пскову. Стефан Баторий приказал «град объехать и осадить». Но это не удалось, помешал сокрушительный пушечный огонь со стен. Автор «Повести» сообщает: «Государевы же бояре и воеводы из наряда по ним стрелять велели, пушкари же многих людей у них нарядом побили. Они же, к королю приехав, возвестили, что невозможно около града объехать ради великого многого бою из града от наряда. Король же велел подале от града и лесами объезжать. Бояре и воеводы и тамо же из большого наряда стрелять велели». Королевское войско несло большие потери. Сам король первоначально выбрал место для стана неподалеку от города, у погоста Любятова, на Московской дороге. Что случилось дальше, рассказывает автор «Повести»: «Бояре и воеводы не велели по ним днем стрелять, но весь наряд на них днем приготовить. Когда же многие шатры поставили, ночью повелели по ним ударить из большого наряда; на утро ни одного шатра не увидели и многих, сказывали языки, панов добрых тут побили». Ночной артиллерийский налет был новинкой в военном деле, король такой операции не ожидал. «Сие видев, – добавляет русский книжник, – король побежал к Черехе реке и там стал своими станами за высокими горами, на Промежице».

Сокрушительную силу пушечного огня из Пскова, нарушившего планы Стефана Батория, признает и ксендз Пиотровский. «Из города и из крепости шла усиленная стрельба», только «частые холмы, а также каменные церкви и огороды служили нам прикрытием. Всего лучше было бы поставить королевские шатры у реки Псковы, и уже посланы были на то место шесть возов, но усиленная пальба из крепости заставила нас против воли остаться еще на день у реки Великой. Теперь король и гетман выбрали другое место для лагеря. Хлопот много: назначено было место не далеко от города и уже двинуты туда тяжести, но русские так усилили стрельбу, что наши должны были попятиться и выбрать другое место…» Но и туда долетали русские ядра…

Королевская конница выезжала из лагеря на рекогносцировку, но русские отряды, выходя за городские стены, отгоняли ее; впрочем, сетовал ксендз, «русские ни на один шаг не хотели выйти из-под защиты своих выстрелов», выполняя строгий наказ воевод. А «королевские люди» несли потери. «Один немец, по имени Иксель, должно быть, знатный, погнался за каким-то русским, но сгоряча попал под самые крепостные выстрелы, получил рану в голову, упал с коня и был тотчас захвачен русскими. Хотели некоторые из наших подать ему помощь, но было поздно, потому что стрельба из пушек и ручниц шла ильная. Из прислуги некоторые ездили под самые стены за конским фуражом: трое попалось в руки осажденных. Король очень озабочен».