Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! - Николай Яковлев

ФДР как огня боялся ярлыков, и в то время, когда вокруг него ломались копья в идеологических схватках, а его действия интерпретировались в рамках той или иной концепции, он подчеркивал сугубо прагматические цели своей политики. Он не теоретизировал, а просто говорил: «Дело создания программы для нации в некоторых отношениях напоминает постройку корабля. В различных портах нашего побережья, где мне приходилось бывать, стоят большие океанские суда. Когда такой корабль стоит на верфи и установлены стальные конструкции на киле, для человека, не знающего судостроения, трудно сказать, какой вид приобретет корабль, когда со стапеля он выйдет в открытое море».

Друзья и единомышленники Рузвельта были положительно в отчаянии: почему президент упускает возможность внести свою лепту в теоретическое обсуждение, в конечном счете его политика интерпретировалась и справа, и слева. Отвечая на письмо профессора Р. Бейкера, биографа В. Вильсона, ФДР в середине 1935 года высказался на этот счет с исчерпывающей полнотой. «Психология масс такова, – утверждал он, – что из-за обычной человеческой слабости они не могут выдержать в течение длительного периода постоянное повторение высоких идеалов… Люди устают каждый день видеть одно и то же имя в заголовках газет и ежедневно слышать все тот же голос по радио. Пусть выговорятся другие, а я буду готов к новому стимулированию американского действия в надлежащий момент». ФДР имел в виду избирательную кампанию 1936 года.

Завершив дела вторых «ста дней», Рузвельт в сентябре 1935 года отправился в месячное плавание на крейсере «Хьюстон», оставив конгресс, по словам одного сенатора, «усталым, больным и в смятении». С собой ФДР взял двух соперников – Икеса и Гопкинса. На борту корабля царила непринужденная атмосфера. Мало сожалели о Ф. Перкинс, ее отсутствие позволило энергично выражаться (на заседаниях кабинета министры иной раз придерживали язык, памятуя, что среди них женщина, выбрасывавшая слова со скоростью авиационного пулемета). На корабле издавалась газета «Синяя шляпа», и, сочетая шутку с серьезным, ФДР пытался примирить Икеса и Гопкинса. Он писал в заметке, опубликованной в газете, под названием «Похоронена в море»: «Сегодня были устроены торжественные похороны ссоры между Гопкинсом и Икесом. Флаги были приспущены… Президент присутствовал на торжественной церемонии, которая, как мы надеемся, навсегда устранит имена этих двух парней с первых страниц газет. Гопкинс, как всегда, был одет в синие, коричневые и белые тона, и его красивая фигура выглядела великолепно на фоне залитого луной моря. Икес, как всегда, был в сером, улыбался улыбкой Джоконды, и при нем была его коллекция марок… Гопкинс выразил сожаление по поводу неприятных вещей, которые Икес говорил о нем, а Икес, со своей стороны, обещал выражаться еще крепче, как только он сможет получить стенографа, который тут же будет записывать его слова. Президент дружески похлопал их по спине, толкая обоих в море. «Полный вперед!» – приказал президент».

Шуткам на борту не было конца, ФДР весь искрился весельем, заражая ворчливого Икеса и сумрачного Гопкинса. Франклин не оставлял в покое никого из своего окружения. Игра в покер до полуночи, рыбная ловля, обставленная шутливо-торжественным церемониалом, бесконечные анекдоты и сплетни и т. д., и т. п. Прослышав, что его адъютант «папаша» Уотсон и адмирал Грейсон услаждают друг друга охотничьими рассказами, безбожно хвастаясь количеством убитых фазанов, ФДР серьезно напомнил, что он не только президент, но и главнокомандующий вооруженными силами США. Оба подчинены ему и он решит их спор.

ФДР торжественно составил правила проверки достоверности охотничьих рассказов: привязать обоих к деревьям на расстоянии ста метров, «вооружить каждого луком и стрелами, завязать глаза, потребовать, чтобы они кудахтали, как фазаны, тогда пусть стреляют». В безмятежном плавании на «Хьюстоне» ФДР проявлял лучшие качества невинного профессионального шутника, мало соответствовавшие мрачному понятию «диктатор».

Дела, однако, звали президента. Если внутренние проблемы, зависевшие от ФДР, были хоть на время разрешены, он не был властен над международными событиями. На борт «Хьюстона» поступили известия о нападении Италии на Эфиопию. Из Вашингтона сообщили, что государственный департамент задерживает издание прокламации президента о нейтралитете Соединенных Штатов в ожидании решения Лиги Наций. Президент был крайне раздосадован и, не вставая из-за обеденного стола, набросал указание Хэллу немедленно опубликовать прокламацию. «Они сбрасывают бомбы на Эфиопию, а это война. Зачем ждать, пока Муссолини объявит об этом?» – заявил ФДР. Что за прокламация и почему торопился президент?

III

В первое президентство Ф. Рузвельт «почти полностью доверил ведение внешних дел»5 К. Хэллу и профессиональному дипломатическому аппарату Соединенных Штатов. На то были основательные причины. Он не хотел растрачивать нажитый с таким трудом политический капитал в бесконечных спорах по вопросам внешней политики. Обращение к иностранным делам могло легко подорвать репутацию ФДР как политика, озабоченного прежде всего судьбами собственной страны. Помимо того, международная обстановка была очень сложной. В частном письме в 1934 году ФДР признался: «При нынешнем положении дел в Европе я чувствую себя человеком, пытающимся найти дверь в глухой стене. Обстановка может проясниться, и тогда мы сможем осуществить хоть какое-то руководство».

Единственной крупной инициативой правительства в области внешней политики явилось принятие закона о торговле. Хэлл считал, что в кризисе повинна в известной степени внешнеторговая политика США, отгородившихся от остального мира абсурдно высокими тарифами. Рузвельт разделял его мнение и 2 марта 1934 г. предложил конгрессу принять закон, предусматривавший при подписании торговых договоров взаимное снижение тарифов на 50 процентов по усмотрению президента «в интересах американской промышленности и сельского хозяйства». Его противники в конгрессе, несомненно, видели преимущества расширения экспорта США для целей «нового курса», однако они ожесточенно атаковали ФДР за то, что он стремился сузить возможности конгресса во внешних делах. «Это предложение, – заявил сенатор А. Ванденберг, – является фашистским по своей философии и фашистским по своим целям, в Америку пришла экономическая диктатура».

Однако подавляющее большинство законодателей уразумело цель президента – увеличить экспорт, открыть для США иностранные рынки – и вотировало закон, вступивший в силу 12 июня 1934 г. Закон был революционной мерой в самой протекционистской стране и дал через несколько лет ощутимые выгоды для США. К концу 1935 года соответствующие торговые соглашения были подписаны с 14 странами, а к 1945 году – с 29 странами. С 1934 по 1939 год ежегодный американский экспорт вырос почти на миллиард долларов, а импорт – только на 700 млн. долл. Превышение экспорта товаров над импортом, составлявшее 477 млн. долл. в 1934 году, достигло в среднем миллиарда долларов в год в 1938–1939 годах. Тенденция превращения США в международного кредитора, ясно обозначившаяся уже в 20-х годах, продолжала развиваться. В этом смысле закон имел противоположный результат, чем тот, о котором говорили его инициаторы, – выравнивание условий внешней торговли. В канун Второй мировой войны программа взаимного снижения тарифов приобрела политический оттенок и использовалась ФДР в экономической борьбе с блоком фашистских держав.

В 1934–1935 годах в Соединенных Штатах окреп «изоляционизм», набравший силы еще в кризисные годы. Сторонники его утверждали, что Соединенные Штаты претерпели неслыханные беды в 1929–1933 годах из-за бывших союзников по Первой мировой войне. «Эти европейцы» по собственному недомыслию затеяли войну, не смогли выпутаться из нее, заняли у американцев деньги, а потом пригласили США принять в ней участие. Простодушные янки миллионами повалили через океан. Они воевали, победили, но прожженные циники Старого Света не только забыли о благодеяниях Америки, но даже не платят долгов. «Поскольку козлы отпущения всегда полезны в нашем мире, – заключил историк Д. Перкинс, – было легко поверить, как тому верил президент Гувер, что Америка легче вышла бы из экономического кризиса 1931 года, если бы враждующие нации Старого Света не усугубили собственных экономических трудностей политическими распрями, если бы они не увеличили собственные несчастья глупостью и политикой силы. Все это венчало убеждение, существовавшее тогда и существующее поныне: политическая и экономическая структура Соединенных Штатов уникальна, и только вредоносное заражение может последовать от тесных связей с испорченным миром, лежащим за пределами американских границ»6.

Бессмысленная империалистическая бойня – Первая мировая война оставила глубокий след в памяти народной. Отвращение к войне вообще охватило самые широкие круги американского общества. Уже в 20-х годах прозвучали гневные слова мастеров культуры в адрес тех, кто бросил человечество в кровавую трясину войны. «Прощай, оружие!» Э. Хемингуэя, увидевшая свет в 1929 году, была лучшей, но отнюдь не единственной книгой, в которой клеймилась война. «Изоляционисты» умело использовали направление умов, возникшее в результате войны 1914–1918 годов. Исподволь стал разрабатываться тезис, что США совершили ошибку, вступив в Первую мировую войну, ибо конфликт в Европе якобы не затрагивал их интересов. Способные историки профессора С. Фей и Г. Барнс в красноречивых книгах показали, что не вся ответственность за войну лежит на кайзеровской Германии. Дальше – больше. К 1934 году «ревизионистское» направление в американской исторической науке с достаточной для обывателя степенью вероятности доказало, что целомудренные Соединенные Штаты были «втянуты» в войну.