Виргинцы (книга 2) - Уильям Теккерей

— Я даже прошу вас, скажите, — с улыбкой отвечал Джордж, отвешивая поклон. — Такие слова приятно слышать каждому мужчине, а тем паче, когда их произносят такие прелестные губки.

— Будто уж вы успели разглядеть мои губки! — с кокетливой ужимкой говорит Лидия и устремляет на Джорджа невинный взгляд.

— Да, в самом деле! — говорит Джордж. — Может, мне следует разглядеть их получше?

— Во всяком случае, они никогда не произносят ничего, кроме правды! заявляет Лидия. — И кое-кому это не по вкусу. А у меня что на уме, то и на языке. Я ведь выросла в деревне, подхожу ко всем с открытым сердцем, у меня все просто, все начистоту, не то что у ваших англичанок, — они там, в этих ваших пансионах, учатся невесть чему, а потом еще просвещаются и у мужчин.

— О да, наши девушки — ужасные лицемерки! — говорит Джордж.

— Вы подумали о сестрах Ламберт? Право же, я совсем не их имела в виду, хотя, конечно, могла бы вспомнить и про них. Они были в пансионе, они выезжают в свет, и поэтому мне их очень, очень жаль, ведь ничему хорошему они там не научатся. Ну вот, я вам все сказала, а теперь вы, конечно, пойдете и расскажете это мисс Тео, не так ли, сэр?

— Что же я расскажу ей — что она ничему хорошему не могла ни от кого научиться? Но она не общается почти ни с кем из мужчин, за исключением отца, брата и меня. Так кто же из нас троих должен был повлиять на нее особенно дурно? Как вы полагаете?

— О, конечно, не вы! Хотя я понимаю, что находиться в вашем обществе весьма опасно! — говорит девица и испускает тяжелый вздох.

— Неужто так опасно? Я же не кусаюсь! — смеясь, говорит Джордж.

— Кто же говорит, что вы кусаетесь? Есть, наверно, вещи и пострашнее, тихо роняет девушка. — Вы же очень остроумны, разве нет? Да, да, и вы очень умный, и большой насмешник, и всегда над всеми подшучиваете, верно? И речи ваши так лукавы. И если вы будете так на меня смотреться просто не знаю, что я могу натворить. А ваш брат, которого мне в мужья прочат, похож на вас? Он такой же умный а такой же острый на язык, как вы? Я слышала, что он на вас похож! Но, верно, не умеет так вкрасться в душу. Эх! Хорошо, что вы уже помолвлены, мистер Джордж, вот что я вам скажу. А как вы думаете, может, вы и не предпочли бы мне мисс Тео, если бы увидели меня раньше?

— Моя дорогая, говорят, что браки заключаются на небесах. Будем надеяться, что и о моем позаботились там же, — сказал Джордж.

— Верно, такого еще никогда не бывала на свете — чтобы мужчина имел двух нареченных зараз? — простодушно спрашивает наивная крошка. — А по-моему, жаль, что так не бывает. Ах, ну что за глупости я болтаю! Я как та маленькая девочка, которая плакала, потому что ей не могли достать месяц с неба. И я вот тоже не могу получить свой месяц — он слишком высоко на небе… слишком высоко и слишком ярко светит. Никогда мне до него не дотянуться. Нет, вы только послушайте, какое я глупое, капризное, избалованное создание! Но кое-что вы все-таки должны мне пообещать… и должны дать мне в этом честное слово, слышите, мистер Джордж?

— Что же именно?

— Что вы ничего не скажете мисс Тео, не то она возненавидят меня.

— Почему она должна вас возненавидеть?

— Потому что я ненавижу ее и желаю ей смерти! — не выдерживает девица, и глаза ее, такие нежные и печальные мгновение назад, гневно сверкают, жаркий румянец вспыхивает на щеках. — Стыд какой! — произносит она, помолчав. — Надо же быть такой дурочкой — не уметь таиться! Я же дитя лесов, я выросла там, где солнце жаркое, — не то что в этой вашей стране туманов. И я не такая, как ваши холодные английские мисс, которые без маменькиного разрешения слова не скажут, шагу не ступят и сердцу воли не дадут. Конечно, я дурочка, — зачем я говорю вам все это! Я же знаю, вы пойдете и расскажете мисс Ламберт. Ну и ладно, ступайте рассказывайте!

Но, как мы уже говорили, Джордж не все рассказал мисс Ламберт. Есть вещи, которые мы не должны поверять даже нашим возлюбленным. И, быть может, Джордж не вполне признавался даже самому себе в том, каков был истинный смысл излияний этой крошки, а уж если и признавался, то, во всяком случае, не подавал виду — разве что при встречах всегда был необычайно внимателен и нежен с мисс Лидией, а потом вспоминал о ней с большой теплотой и не без удовольствия. И в самом деле, как можно, чтобы мужчина не испытал благодарности за такое безыскусное проявление чувств и жар юного сердца и не отвечал на них маленькими любезностями?

Позвольте, что же это за сплетня доходит тем временем до слуха наших друзей? Говорят, молодой мистер Лутестринг и молодой мистер Дрэпшоу, квакер, набросились друг на друга с кулаками в одной из городских таверн, не поладив из-за этой молодой особы? Говорят, они выпивали вместе, повздорили и подрались. И почему мистер Дрейпер, который сперва так превозносил мисс Лидию, теперь так дурно отзывается о ее дедушке?

— Я подозреваю, — сказала госпожа Бернштейн, — что он задумал посватать эту девицу кому-нибудь из своих родственников или клиентов, и теперь распускает эти сплетни, чтобы отпугнуть других поклонников. Она держалась вполне прилично, когда была у меня со своим дедушкой, и, признаться, сэр, я очень сожалею, что вы отдаете предпочтение той краснощекой деревенской девчонке без гроша за душой перед этим очаровательным, непосредственным и бесхитростным созданием с большим, как я слышала, приданым.

— О, так она была у вас, тетушка? — удивился Джордж.

— Конечно, была, — сухо отвечала тетушка. — И если бы твой братец не был столь же глуп, как ты, и не влюбился во вторую ламбертовскую девицу…

— Нет, нет, сударыня, могу, мне кажется, заверить вас, что этого пока не произошло, — отвечал Джордж.

— В таком случае, почему бы ему по возвращении из Канады не приглядеться поближе к этой крошке, не жениться на ней и не обосноваться рядышком с вами в Виргинии, как того хочет ваша маменька? Хотя, если уж говорить начистоту, то мы, Эсмонды, редко беспокоимся о том, чего хотят наши маменьки. Крошка должна получить большое наследство. Зачем давать этим деньгам уплыть куда-то на сторону?

Джордж понял, что мистер Ван ден Босх и его внучка были довольйо частыми посетителями дома госпожи де Бернштейн. Во время одной из своих излюбленных прогулок в Кенсингтон-Гарденс в обществе своей излюбленной спутницы Джордж видел, как экипаж мистера Ван ден Босха завернул на Кенсингтон-сквер. Значит, американцы отправились нанести визит леди Каслвуд? Наведя справки, Джордж узнал, что они уже не раз наведывались к ее милости. Быть может, Джорджу могло показаться несколько странным, что они ни словом не обмолвились об этих визитах, однако, мало интересуясь чужими делами, никогда не занимаясь интригами и не действуя тайком, он не спешил заподозрить в этом и других. Что ему за дело, как часто Кенсингтон принимает у себя Блумсбери или Блумсбери ездит на поклон к Кенсингтону?

А между тем в обоих вышеупомянутых домах происходило многое, о чем наш виргинец и понятия не имел. В самом деле, разве не происходит у нас под самым носом многое такое, чего мы не замечаем? Разве не становимся мы каждодневно свидетелями житейских трагедий и комедий, не постигая, однако, того величественного и смешного, что заключено в них? И, возможно, Джордж, возвращаясь докой, думал: "Я, кажется, оставил след в сердце этого юного создания. Она почти призналась мне в этом. Бедная, бесхитростная девчушка! Интересно, что она нашла во мне, чем я сумел ее привлечь?" Мог ли Джордж сердиться на нее за то, что она так неудачно отдала предпочтение именно ему? Да и какой мужчина когда-либо сердился по такой причине? Впрочем, Джордж, вероятно, был бы уже не так доволен, знай он все — знай он, что является лишь одним из действующих лиц этой комедии, а отнюдь не главным ее героем, что он — Розенкранц и Гильдепстерн, а роль Гамлета исполняет кто-то другой. Как часто наше мелкое тщеславие получает такие щелчки и подвергается целебному уничижению! Не случалось ли вам возликовать оттого, что взор Люсинды с особой нежностью покоится на пас, и почти тут же приметить, что она самым убийственным образом строит глазки вашему соседу? Не случалось ли вам за обеденным столом обмениваться сладчайшими признаниями с Лалагой (о, этот упоительный шепот под звон бокалов и гул голосов!), а потом подслушать, как она шепчет те же сладостные слова старому Сурдусу в гостиной? Солнце сияет для всех, и для всех благоухают цветы, и трели соловья и Лалаги звучат для всех ушей, а не только для твоих, мой длинноухий брат!

Глава LXX,

в которой видная роль отводится Купидону

Теперь, прежде чем будет продолжен рассказ о мисс Лидии и ее проделках, долг повелевает нам дать объяснение некой фразе из письма Джорджа Уорингтона его брату — фразе, в которой упоминается леди Мария Эсмонд и которая кое-кому из наших простодушных читателей, вероятно, все еще кажется загадочной. Да и в самом деле, как могут подобные догадки прийти в голову благонамеренному читателю? Могут ли добронравные, неискушенные молодые люди предположить, что женщина благородного происхождения, весьма древнего рода, обогащенная жизненным опытом и без памяти влюбленная всего несколько месяцев назад, может настолько забыть себя (о, я краснею до кончиков пальцев, когда пишу эти строки!), чтобы не только полюбить человека безродного, к тому же много моложе ее годами, но и выйти за него замуж перед лицом всего света? Впрочем, правильнее будет сказать не перед лицом, а за его спиной, ибо пастор Сэмпсон тайно связал эту пару нерасторжимыми узами в своей часовне в Мэйфэре.