Олег Рязанский - Галина Дитрих

– Не позволим! – тряханул лохмами похожими на шальной колючечник заяузский лекарь. – У нас на Руси любой занесенный яд легко выводится наружу посредством пребывания в бане! Путем обивания отравленного березовым веником до голых прутьев! Эй, кто там у двери? Распорядись немедля топить баню!

Из напольной трещины выполз таракан. С усищами длиннющими. Следом появился дознаватель Щур. Тоже с усами. Пошевелил ими, подошел к знахарю:

– Ишь, раскомандовался… Ты сначала свои рекомендации изложи письменно на бумажной основе. И чтоб без ошибок! Не то отправится к праотцам ваш подопечный и никто не узнает, от чего именно. По непроверенным данным, в каком-то Санкт-Петербурге придворный лейб-медик Брандт всего день лечил занемогшего государя-императора Николая Первого, а он взял да и умер. Без записи. Так быстро умирают только от яда! А нам это надо? И не притворяйся ветвистым колючечником, а отвечай по-быстрому: каким другим способом можно освободить от яда князя нашего Дмитрия Иваныча?

– Потреблением во внутрь трижды в день толченого льняного семени и через две-три недели кишки полностью освободятся от непотребного.

– За столь длительное время ваш пациент может умереть досрочно. Настоятельно требую отыскать более эффективное средство!

– В глубокой древности для выведения яда в течение одного чиха, использовали снадобье из малой щепоти растертых в пыль проржавленных гвоздей из подковы пегого жеребца в смеси с пятью щепотками хмельных усиков с употреблением без запива!

– Правильно! – вторично поддержал заяузского знахаря греческий специалист, – ибо сам Гиппократ не раз говаривал: “то, что не излечивается лекарствами, излечивает железо. Что не излечивает железо – излечивается огнем. А что огонь не берет, то должно считаться неизлечимым.”

– У нас на Руси в иных случаях, яд ядом изводят. Поймают гадюку и предлагают ей укусить отравленного!

– У нас в Греции тоже иногда прибегают к варварским способам лечения. Чтобы вылечить селезенку у олигарха Лаомедонта из Беотии, врачи прописали олигарху бег. На длинные дистанции. Олигарх добегался до того, что стал участвовать в спортивных состязаниях. К лечению великих личностей следует подходить творчески. Но с осторожностью. Когда Александр Македонский стал кашлять в результате необдуманного купания в реке Кадм, никто из придворных врачевателей не решался его лечить, опасаясь в случае неудачи навлечь на себя обвинение в некомпетентности…

В разговор вклинился дознаватель Шур:

– Не кажется ли вам, господа врачеватели, что вы несколько отвлеклись от своих прямых обязанностей: испробовать на язык все емкости, из которых ел-пил ваш пациент вчера, позавчера, сегодня. Александр Македонский, если я не ошибаюсь, умер после того, как испил из кубка Геракла.

– Как говорят у нас в Греции, – завел свою песню афинский лекарь, – надо неукоснительно соблюдать правила Гигиены, богини чистоты, дочери греческого бога врачевания Асклепия, а не пить из чужих кубков!

– Уважаемые граждане врачеватели, прошу не отвлекаться на потусторонние обсуждения, а вернуться к насущной теме – избавления от яда вашего пациента.

Афинский лекарь поправил на затылке круглую македонскую шапочку:

– Чтобы не навредить больному, по словам нашего великого лечителя Гиппократа, самое благоразумное поставить пациенту клизму очистительную. Ударную. Противоядерную.

Дмитрий Иванович, не забывая похрапывать, с интересом внимал разглагольствованиям лечителей. Но последние слова греческого врачевателя его возмутили! Чтобы ему, великому князю московскому, на виду у всех присутствующих клизму ставили? И он выкрикнул:

– Не позволю! Запрещаю! Не бывать этому!

– Больной бредит, – спокойно отреагировал греческий лекарь, вторично поправляя на голове круглую македонскую шапочку, а заодно и свой гордый афинский профиль, – когда пациент проснется, дать ему выпить еще полпорции успокоительного ветвистого колючечника, пусть пациент продолжает спать. Именно во сне римскому императору Марку Аврелию, философу и законотворцу, привиделись средства против его недугов: кровохарканья и головокружений. Жить бы ему и жить, не случись во время его похода на германцев эпидемии чумы, от которой он и скончался… – И с чувством выполненного долга греческий лекарь продемонстрировал песочные часы, где все песчинки сверху перетекли в нижний пузырь, добавив, что время его визита, к сожалению, истекло, но завтра он снова навестит больного…

* * *

На пятый день к болящему прибыл с посыльным преподобный отец Сергий Радонежский, “добрый, чудный, тихий, кроткий, смиренный”, как писано о нем в летописи. Прибыл, дабы подбодрить князя московского, облегчить его душевные страдания.

– Отче, что я получил от жизни, – пожаловался старцу Дмитрий Иванович, – одну лишь боль телесную. За что? Неужто за грехи тяжкие?

– Кто из людей не грешен…

– Отче, дни и ночи прошу: Господи, излечи меня, я еще не все в жизни успел сделать!

– Господь спасает, а не лечит. Знай, в молитве твое утешение, терпи, надейся. Как ржа разъедает железо, так и болезнь разрушает тело. Можно его излечить от нарыва, раны полученной, язвы нажитой, но от износа жизненных сил нет лекарств. Не бойся смерти. Умирать не страшно. Страшно жить во грехе. Ты сделал в жизни все, что мог и готовься к переходу в иной мир. Смерть совершенна. Вверь себя Всевышнему. Он поймет. Простит прегрешения, ниспошлет благодать и в царство Божие ты войдешь с радостью…

Сопроводив отца Сергия в келейку молельную, дознаватель Щур возвернулся к Дмитрию Ивановичу:

– Очередь к тебе, княже, с версту коломенскую, ежели всех страждущих распрямить упорядоченно в одну линию. Черед следующему подошел, примешь?

– Зови.

Званый вошел и видом своим приятно удивил князя московского. Пятнадцать лет минуло со дня их последней встречи, воды утекло немеряно, а он так и не расстался с циркулем и саженью мерною.

– Беглый зодчий? – обрадовался знакомцу Дмитрий Иванович.

– Узнал меня, княже?

– Узнал… А ты отыскал свое Поле деятельности?

– Я отыскал другое. Оказалось, что в любой малости есть своя сладость. В печных изразцах, в пропорциях столешницы, в перильных балясинах, в оконных наличниках… От чего ушел, к тому и вернулся – искать квадратуру круга малыми величинами…

– Вот как? Приветствую! Значит, я еще увижу резной навес над задним крыльцом? И ступени одновеликие? И не скрипучие двери?

– Разумеется. И в малых деяниях есть свое величие…

* * *

На седьмой день вместо занудного дверного скрипа весело запели половицы и князь московский размежил веки. Но вошла не княгинюшка Евдокиюшка, а Олег Иванович, князь рязанский!

“Померещилось”, – подумал больной и вновь смежил веки… Вошедший же еле-еле сумел скрыть жалость, узрев немощь князя московского. Власы его разметаны, руки вдоль тела бессильно протянуты, в ногах псина верная, готовая из шкуры вылезти в угоду хозяину. Но хозяин уже неделю ничего не приказывает и сейчас шевельнул бровью не ему – псу верному, а в сторону чужака с бычьим голосом:

– Дмитр Иваныч, ты что не узнаешь меня? Это же я! Двуногое! Четырехлапое!

На знакомый голос князь московский враз отреагировал:

– Ольг Иваныч? Рад видеть. Какими путями-дорогами? А мне и встать в тягость. Лекарь греческий вконец замучил лекарствами: один глоток – утром, два – в полдень, три – на ночь и растирки с припарками, назначенные местным знахарем… А твои заботы о чем?

– О будущем думаю.

– А я о прошлом. Всю жизнь свою перебираю по дням, по годам, по событиям. Груз за спиной тяжелый, к земле тянет.

– Не все сеять, пришло время и пожинать плоды рук своих.

– “Жатвы много, а делателей мало”, как говорил ученикам своим Иисус Христос и я в числе той малости. Ранее – по недомыслию, ныне – по ущербности. Мне и ходьба теперь – сплошные страдания, хромаю, заваливаюсь.

– И только-то! Князь наш киевский Ярослав Мудрый с детских лет хромал, а прожил 76 лет. А тебе сколько?

– 38 набежало.

– Если по ярославову веку мерять, то у тебя всего половина жизни прошла. А хром отчего?

– От плоскостопия, как определил иноземный лекарь. Болезнь есть такая. Наследственная.

– И ты поверил? Вспомни своих предков? Александр Невский 63 года прожил и никакого плоскостопия! А Владимир Мономах? Дикий бык рогами его поддевал, вепрь с бедра меч содрал, медведь потник прокусил, сам не раз с коня грохался, а прожил 72 годочка! Так что не горюй, Дмитр Иваныч, конь о четырех ногах и то спотыкается. С палкой будешь ходить, делов-то…

Дмитрий Иванович слушал, слушал, закашлялся…

– Охолодало внутри? – осведомился гость, – не оттого ли, что день пасмурный и вот-вот хлестанет дождь? – и выудил из голенища фляжку плоскую, походную. Потряс ею. Внутри фляги ответно булькнуло. Выдернул зубами тугую кожаную пробку: