Тайны Парижа - Пьер Понсон дю Террайль

— Отлично! — вскричал Октав. — Я вижу, по-твоему, она не более как часть обстановки. Точно лошадь на конюшне.

— Именно.

— Но где достать такое чудо?

— Черт возьми, хоть и трудно, но найти можно.

— Постой, — перебил его один из приглашенных, — я знаю такое чудо.

— Как ее зовут? — спросили все разом.

— Господа, вы, вероятно, все знаете Гонтрана де Ласи?

— Еще бы!

— А его Леону?

— Леону? Да, да!

— Итак, господа, Гонтран остепенился. Ко мне три дня назад поступил грум Леоны и сообщил, что их медовый месяц кончился.

— Черт возьми! — вскричал ментор молодого жуира. — Вот для тебя, друг мой, самый подходящий случай завладеть львицей и подраться на пистолетах.

— Посмотрим, — спокойно возразил Октав. — А кто такая эта Леона?

— Этого никто не знает.

— Однако!

— Она двадцатисемилетняя брюнетка, смуглая, как андалузка, остроумная и колкая; это женщина без сердца, капризная, как древний сфинкс.

— Я уже заранее влюблен в Леону! — воскликнул де Берн.

— Но Леона еще окончательно не порвала связи с Гонтраном де Ласи, — заметил один из гостей.

— Ее можно отбить у него, — самонадеянно ответил молодой человек.

— Браво! — раздалось вокруг. — Браво, де Берн!

— Господа, — предложил Октав, — со вчерашнего дня у меня есть ложа в итальянской опере: не желает ли кто из вас послушать со мною «Ченерантолу»?

— Я, я, — ответили несколько голосов разом.

— В таком случае едемте, — сказал Октав.

Де Берн поехал в оперу в сопровождении своего ментора и трех друзей.

Одна из знаменитостей, которых каждый год посылает Италия, присоединяя к их именам эпитет несравненной, поражала в этот вечер своим голосом весь элегантный Париж в зале Вендатур.

В ложе против Октава де Верна сидел человек, одетый во все черное. Этот человек с самым наглым видом наводил лорнетку на Октава.

— Смотри, — сказал ментор своему ученику, — я уверен, этот человек стреляет из пистолета. Он лорнирует нас довольно нахально. А ты как находишь?

— Черт возьми! — вскричал де Берн. — И мне так же кажется. Ну, а как же Гонтран?

— Ах, — вздохнул ментор. — Может, Гонтран уступит тебе Леону, пожав при этом руку, как всегда поступают люди, когда их избавляют от наскучившей привязанности.

— Ты думаешь?

— Ну, а если он придет в негодование, то, быть может, в качестве бывшего офицера королевской гвардии выберет шпагу.

— Ты прав, и твои рассуждения вполне логичны, так что я пойду и спрошу, какого мнения держится этот господин насчет дуэли на пистолетах.

Дождавшись антракта, де Берн вышел в сопровождении своего ментора из ложи и постучал в дверь ложи господина, одетого во все черное.

— Милостивый государь, — обратился к нему Октав, — г-н де Бланьи, вот этот самый господин, мой закадычный друг, сказал мне парадокс, насчет которого я хочу узнать ваше мнение.

Человек, одетый в черное, вежливо поклонился.

— Я слушаю вас, сударь, — сказал он.

— Мой друг уверяет, — продолжал Октав, — что офицер, вышедший в отставку и желающий пожуировать, имея при этом тридцать тысяч ливров годового дохода, должен прежде всего обзавестись содержанкой и подраться на дуэли на пистолетах.

— Приятель ваш, быть может, и прав, — холодно заметил человек в черном.

— Первая у меня на примете, — продолжал Октав, — но…

— Понимаю, вы ищете вторую.

— Именно, — согласился де Берн, высокомерно взглянув на своего собеседника.

— Нет ничего легче, как завести ссору, — сказал ему последний, — когда, подобно вам, имеешь наглый вид и лицо, с первого взгляда возбуждающее антипатию.

— Превосходно! — вскричал Октав. — Я вижу, что вы умнее, чем кажетесь, и понимаете с полуслова.

— Всегда, сударь.

— Итак, вы не чувствуете отвращения к пистолету?

— Ни малейшего.

— Тем лучше, потому что мне уже надоело драться на шпагах, и хотя я вам не нравлюсь настолько же, насколько и вы мне, я не могу предложить вам полного удовлетворения, кроме дуэли на пистолетах.

— Превосходно, — любезно ответил человек в черном. — И удовлетворюсь вполне, всадив вам пулю в лоб.

Обменявшись этими любезностями, оба противника распростились.

— Милостивый государь, — сказал Октав, подавая свою визитную карточку, — я де Берн, бывший поручик африканских стрелков, и живу на улице Виктуар.

— А я, — ответил незнакомец, взяв карточку Октава и подавая ему свою, — шевалье д'Асти и живу на улице Тэбу.

Они снова поклонились друг другу.

— Итак, до завтра, — сказал Октав, — в Булонском лесу.

— Хорошо.

Противники расстались. Де Берн вернулся в ложу, а немного спустя шевалье д'Асти (ибо это был он) уехал из театра и отправился прямо к полковнику.

— Он попался на удочку, — сказал шевалье. — Завтра в семь часов мы деремся в Булонском лесу. Он выбрал пистолеты. Теперь мне нужен секундант.

— Возьмите первого встречного. Это безразлично, — сказал начальник ужасной ассоциации.

В то время, как д'Асти упражнялся, стреляя в цель из пистолета в своей бывшей холостой квартире, где он поселился в ожидании, пока отель барона де Пон, его тестя, будет отделан, Октав де Верн разговаривал в ложе с друзьями.

— Как! — вскричал один из них. — Это шевалье д'Асти?

— Да.

— Этот человек в большой моде, ей-богу, и слывет за превосходного стрелка.

— Неужели! — небрежно протянул Октав.

— У него есть связи за кулисами.

— Он хорошего происхождения.

— И наделал порядочно долгов.

— С этим человеком, значит, можно драться, потому что последнее условие необходимо.

— Все это правда, господа, но теперь, рассуждая хладнокровно, — сказал ментор, — ты должен сознаться, что поступил неблагоразумно.

— Как это?

— Октав вызвал шевалье, не узнав имени.

— Кстати, — спросил ментор Октава, — ты хорошо стреляешь?

— Право, не знаю.

— Как! Ты этого не знаешь?

— Я еще никогда не пробовал.

— Ах, черт возьми! В таком случае…

— В таком случае шевалье д'Асти, — самонадеянно сказал де Верн, — может считать себя покойником; у меня есть на этот счет предчувствие. Каждый раз, когда накануне дуэли у меня зудит левая рука, я непременно убиваю своего противника. Я очень суеверен.

Де Верн дослушал оперу до конца, затем поехал домой в сопровождении ментора, оставшегося у него ночевать. Карета была заказана к семи часам утра.

В назначенный час Октав де Верн был уже на ногах; он оделся очень тщательно и застегнул сюртук на все пуговицы, чтобы не было видно ни белья, ни цепочки от часов, вообще всего, что могло бы послужить точкой прицела.