Скверные девчонки. Книга 2 - Рози Томас

И тут ее захлестнула волна внезапного страха, она поняла, что с ним случилось самое ужасное. Она упала на колени и склонилась над ним, но он по-прежнему не подавал признаков жизни. Она пыталась прилечь рядом, положив голову ему на грудь, чтобы согреть и успокоить его, но чьи-то незнакомые руки подняли ее и отвели в сторону.

Мэтти подняла голову. Мартовский ветер трепал ее волосы, закрывая лицо.

— Кажется, они приближаются, — сказал продавец молока. — Я пойду к воротам.

Она не понимала, о чем он говорит, но тут раздался вой сирены «скорой помощи». Ну конечно, они были частью этой живой картины, как и лица незнакомых людей, ожидавших вокруг. И лишь Митч и она сама не имели к ней никакого отношения. Трагедия не была связана ни с ними, ни с их надежным Коппинзом. Мэтти оглядывалась в поисках Митча, который подтвердил бы ей эту уверенность, но тут же вспомнила, что он лежит на земле у ее ног.

«Скорая помощь» свернула в сторону и осторожно подъехала по гравийной дорожке, лишь синие огни яростно вспыхивали на крыше машины. Из нее выскочили двое мужчин. Продавец молока, женщина из соседнего дома и рабочий отступили назад, освобождая место медикам. Мэтти, с бессильно повисшими вдоль тела руками, стояла не двигаясь.

Медики присели возле Митча. Мэтти смотрела на их быстро мелькавшие руки и сосредоточенные лица. Она, как ребенок, почувствовала облегчение, надежду, что теперь врачи спасут ее Митча. Но спустя минуту один из них поднял голову, а затем встал, оказавшись почти рядом с Мэтти. Он положил руку ей на плечо.

— Он мертв. Смерть наступила почти мгновенно.

Мэтти в ужасе попятилась, стряхнув с плеча руку медика. Ясным, так странно прозвучавшим голосом она сказала:

— О нет, не может быть! Митч не мертв!

Но тут к ней опять подошла соседка, обняла ее и попыталась увести.

— Пойдемте, голубушка, — сказала она. — Пойдемте со мной в дом.

Мэтти смотрела на нее, не понимая. Потом опять огляделась, пробегая взглядом по лицам в поисках Митча, который объяснил бы ей, как этот бессмысленный кошмар мог случиться в такой обычный день.

Но Митча не было. Ведь кто-то же сказал эти ужасные слова: «Он мертв». И на нее обрушился жестокий удар постижения истины.

— О нет, пожалуйста, нет!

Это был не протест. Это была мольба.

Вокруг нее сомкнулись лица, и изо рта Мэтти вырвался непроизвольный звук, не похожий ни на крик, ни на стон. Люди с двух сторон взяли ее под руки и повели прочь. Она оглядывалась через плечо туда, где все еще лежал на земле Митч. Тупая боль все сильнее сжимала грудь. «Он не сможет больше двигаться, потому что мертв».

Большой дом был пуст. Почему они ведут ее туда? Там, внутри, так тихо после бешеных порывов ветра. Они шли, наступая на сухие мертвые листья, залетевшие в холл, мимо сложенных стопкой газет на боковом столике. Там была и почта. После завтрака Митч принес бы наверх и письма, чтобы прочесть их на досуге. Но не сегодня. Сегодня он не придет, потому что мертв.

Чьи-то руки, чужие руки привели ее в ярко освещенную солнцем кухню. Здесь были кастрюли, аккуратно развешанные на стене, начиная с самой маленькой до самой большой, и украшенный цветным узором роллер, сверкавший зубчатыми краями. Здесь был бы сейчас Митч, как всегда шумно двигавшийся вперед и назад по кухне.

Они усадили Мэтти возле стола. Она посмотрела на свои дрожащие руки. Ей хотелось, чтобы Митч сжал их в своих руках и унял эту дрожь. Все ее мысли были о Митче. Куда бы она ни смотрела, всюду видела Митча. Он не мог умереть, не мог просто так перестать существовать, в то время как медные кастрюли продолжают висеть на стене и все прочие свидетельства их жизни также находятся на своих местах.

Она повернула голову, чтобы взглянуть в окно на голубое небо, по которому так же неслись клочья облаков. Лицо Мэтти исказилось, и она сжалась от нараставшей внутренней боли. Прошел всего лишь небольшой отрезок времени, вероятно, какие-то минуты, с тех пор как она услышала звук падения. Так вот что это было. Это Митч упал. Если бы только она могла удержать дрожь в руках, она бы вцепилась в эту субстанцию — время — и повернула его вспять. Она поднялась бы обратно в спальню и услышала, как Митч, посвистывая, прошел под окном, возвращаясь в дом. Мэтти закрыла глаза. Она как будто даже слышала свои шаги к двери ванной и отдаленный успокаивающий шум гравия под ногами Митча, пересекающего дорожку. Но, открыв глаза, она поняла, что сидит в холодной светлой кухне, рядом с ней находится женщина из соседнего дома, а Митч умер.

Теперь она поняла, что он мертв. Он не лежал бы там с окровавленным лицом и песком на щеках, с неестественно повернутой набок головой, если бы не был мертв. Она пожалела, что не сняла с него очки, а оставила висеть в этом неестественном виде, от чего создавалось впечатление, как будто Митч лишь разыгрывал ее, притворившись мертвым.

Соседка и рабочий в комбинезоне двигались по кухне; он наполнил под краном чайник, а женщина хлопала дверцами буфета. Они хотели приготовить ей чай. В подобных случаях люди почему-то делают именно это, подумала Мэтти. Ее охватила волна негодования за их вторжение в ее дом.

Они смотрели на Митча, на его разбитые очки. Ему уже нельзя было помочь назойливо-любопытными взглядами. Кроме этой мелочи, они ничего больше не могли увидеть. Остальное знали они только вдвоем.

— Чай в голубой чайнице слева, — сказала Мэтти. — А чашки в углу буфета.

Они приготовили ей чашку чая, очень крепкого и очень сладкого, и она выпила его, не замечая, что ошпарила язык.

— Может, нужно вызвать врача? Или полицию? — Мэтти старалась, чтобы ее голос звучал твердо, и где-то в глубине сознания удивлялась тому, что может сидеть здесь, с чашкой чая в руке, в то время как умер Митч. — Я знаю, что это несчастный случай, но ведь полиция должна взглянуть на место происшествия?

— Полиция уже в пути, — успокоила ее женщина. — Ваш доктор Тим Райт?

Мэтти кивнула. Митч иногда играл с ним в гольф. Рабочий выпил чай, поставил чашку в раковину, и Мэтти заметила, что на ее фарфоровой поверхности остались следы мазута от его пальцев. Она видела и отмечала все эти мелочи со странной, болезненной ясностью.

Подъехала машина. Она опять услышала шуршание колес по гравию, и соседка выглянула в окно.

— Полиция, — тихо сказала она. В ее голосе чувствовалось облегчение от того, что она могла переложить на кого-нибудь часть взятой на себя ответственности.

Через несколько минут вошли полицейские и, сняв фуражки, положили их на стол. Мэтти вопросительно заглядывала им в лица, но они избегали ее взгляда. Они просто спокойно делали свою работу, а случившаяся трагедия касалась только ее одной. И Мэтти покорно держала ее в себе. Она обхватила себя руками, чтобы сдержать невыносимую душевную боль.

Полицейские задали всего несколько вопросов. И Мэтти рассказала, что Митч, должно быть, залез на крышу, чтобы укрепить черепицу, которую прошлой ночью сорвало ветром. Он поскользнулся или лестница соскользнула, и он упал с высокой крыши. Удар был смертельным, и смерть наступила почти мгновенно. Так сказали ей врачи «скорой помощи».

Абсурдность, бессмысленность смерти Митча вдруг предстала перед ней во всей своей страшной неотвратимости. Из горла рвались рыдания, но она усилием воли сдерживала их. Старший из полицейских закрыл блокнот.

— Доктор Райт приехал, — сказал кто-то.

Мэтти посмотрела мимо полицейских и увидела круглое красноватое лицо Тима Райта. Такое лицо было бы уместно в каком-нибудь клубе, но не здесь, на кухне в Коппинзе. Мэтти крепче сцепила руки, оберегая свою тайну. Доктор поднял ее на ноги и повел в гостиную. Закрыв за собой дверь, он осмотрелся. Здесь были большие диванные подушки, фотографии в рамках и тикающие часы. Все как и прежде, но только Митч был мертв. Комната тоже казалась мертвой, а время как будто существовало само по себе, растягиваясь и сжимаясь.

Мэтти пыталась убедить себя в том, что все это бред, но уже сознавала, что случилось непоправимое, и каждая частичка тела дрожала от обрушившегося на нее удара. Она уже не представляла, сколько времени прошло с тех пор, как умер Митч: несколько минут или несколько часов. Она опять почувствовала подступившие к горлу рыдания, они накатывались как рвота, и она вновь и вновь сглатывала их, загоняя внутрь.

— Можно мне что-нибудь выпить? — спросила она.

— Конечно.

Тим Райт подошел к серебряному графину — свадебный подарок брата Митча — и налил в стакан виски, добавив из сифона немного содовой. Этот знакомый, такой обыденный процесс показался сейчас кощунственным и неуместным, но она взяла предложенный ей стакан и выпила залпом. Она слышала, что доктор говорит о каком-то шоке и необходимых распоряжениях, и почти грубо перебила его:

— Что они сделали с Митчем? Я хочу быть около него.